Феникс

Ирина Качалова
В напряженном  пространстве царствовали пробирающий до костей холод, враждебность,  неприкрытое страдание,  которые гнали  пернатое существо вперед,  лишь бы двигаться,  не упасть,  не замерзнуть.  Было бы бесславно –   сдаться на милость   холодам.
Люди,  суетящиеся в ущельях улиц между домами-скалами,  были бесконечно далеки, им не было  никакого  дела  до какой-то  там птицы.  Воздушные потоки трепали гостью, она   перелетела через  улицу и  опустилась на  покрытую  красной  черепицей башенку  углового  дома.   
 Пространство было словно прошито силовыми линиями, по которым струились причудливые образы. Чередой  наплывало  ранее увиденное, проступали неясные  силуэты, смятение  толп, безмолвные  гробы. Птице вспоминались мощные  пирамиды среди  горячих песков,   мудрые   пифии у  священных изображений  Дельфийского храма, нежные мадонны Ренессанса, всплески  готических шпилей, причудливые  завитки палаццо.  Образы сменялись, таяли, оставалась  реальность – нагромождение  монотонных современных   построек,      пропитанных человеческими эманациями. 

Внизу  дышала, спешила, суетилась толпа с ее  желаниями и потребностями. Девушки ради тонкой талии и изящества предпочитали отказаться  от калорийных продуктов, молодых людей занимал вопрос, как заработать на достойную жизнь,  люди постарше вынуждены были  потуже затянуть кушаки, старики сокрушались из-за  отсутствия  внимания и дешевых лекарств.    И всем  людям,  конечно, не хватало любви.

Итак, до птицы никому не было дела,  она  слетела с  башенки,     примостилась  на краю   крыши.

И тут пернатую гостью заметил нищий, этим  летом  нашедший приют на чердаке,   немного его  обустроив.   Он  разыскал на дворовой свалке  прохудившийся матрас, на который какой-то умник выбросил рыбьи головки. Отогнав оголтелых кошек и  дождавшись темноты,  бедолага затащил матрас на чердак и сделал себе постель в углу за стропилами.
В светлое время суток он  рьяно охотился за бутылками, не  брезговал  пивными, найти же тару от     благородных   напитков было везением.

Однажды нищий  нашел    чугунную  сковородку и некоторое время находился в раздумье, как приспособить  её  для своего  особого  быта.  Когда идея созрела, он  притащил к себе со двора  старые газеты и   журналы, скомкал несколько  страниц,      положил     на сковородку, поджег их и  радостно согрел  руки у короткого  огня.

В тот день бродяга сильно сдал, с утра  во рту  не было ни крошки. Придется собраться с силами и спуститься   во двор  на охоту.
Ветер гулял по чердаку,  забираясь под плохонькую одежду  бедолаги .
Вдруг человек увидел крупные  перья,   свисающие сверху   на уровне лишенного  стекла     чердачного  окошка.  Не долго думая,  он    ухватился  за хвост крупной  птицы.
      Птица судорожно дернулась,  очутившись в руках человека.  Она смотрела спокойно и скорбно, диковинная штучка, нетипичный  окрас, причудливо изогнутый гребень. А глаза  так и жгли,  проникая  в  душу человека.
Птица не билась, не вырывалась, казалось,  она  готова была к закланию.
        Когда  лишенная перьев  гостья  оказалась  на сковородке, в окружении яростно  сжигаемых   газетно- журнальных  листов,  бродяга стал плясать  вокруг,  предвкушая божественное жаркое.  Вдруг  на лестничной площадке у самого  чердака   послышались тяжелые шаги,  громкие мужские голоса.   Странно,  сюда раньше никто не заходил. Когда непрошеные   гости      толкнули тяжелую дверь, издавшую скрип  наподобие    кошачьего  мяуканья,    обитатель  чердака вскочил,  опрокинул сковородку,   тенью шастнул влево, где, он знал, имелся  выход ко  второму  подъезду.

Огонь  жадно охватил  бумагу и   тряпье, разрастаясь,  перекинулся  на балки.     Когда явились пожарные, перед ними встала стена яростного огня.   

Едва пламя было сбито, изумленные пожарники  увидели  диковинную  птицу, которая,  вырвавшись   из     клубов  дыма,  сиганула  в  чердачное  окно.
Птица- феникс,  оказавшись  на свободе,  описала  круг  над  незадачливым домом, некоторое  время была видна в небе и   скрылась в облачно-голубом  просторе.