Крылатое сердце. О Владимире Назине

Александр Валентинович Павлов
     Глядя на него, не зная наверняка, и в голову не могло прийти, что перед вами - поэт. Русский поэт Назин. В характере Владимира Ивановича, манере общения с окружающими, самом облике не было и тени богемности, нарочитой "надмирности", "литераторского" высокомерия. Он был добродушен и прост, этот мудрый, много переживший, много настрадавшийся человек. По-детски застенчивый и кроткий, умевший искренне радоваться чужому успеху и откликаться на чужую боль, Владимир Иванович не шёл на компромиссы с совестью в избранном им преданном служении слову. Поистине - писал, как дышал. Никогда не будучи "модным" стихотворцем, следующем в фарватере очередной "генеральной линии", негромко, беспафосно говорил о вещах близких и понятных каждому: об отчем крае и хлебной ниве, ратной славе и трудовых мозолях, о любви, красоте, доброте - о том, чего не вытравить в людях никакими законами джунглей нынешней безумной эпохи.
     Мы были дважды земляками: по Украине, где оба родились и выросли, и по сдружившему нас Уралу. В донецких степях - истоки поэтического творчества Владимира Назина. Урал был его вдохновением.

          В пути наши души
          к единому устью,
          земля - наша радость и грусть.
          С Великой Московской
          и Киевской Русью
          Великая Белая Русь.

     Каждый настоящий поэт - отчасти пророк. В пророчество этих назинских стихов, написанных в начале смутных девяностых, так хочется верить сегодня...
     Летом девяносто четвёртого, вернувшись из Екатеринбурга к родимым черноморским берегам, я ждал их в гости - Владимира Ивановича и сына его, Сергея, моего ровесника, - к нему обращены отцовские строки:

          Не изменяй своей природе,
          не почитай добро за зло,
          не забывай, в каком народе
          тебе родиться повезло.
          Ведь ты на глаз и слово меток:
          и выбрал, и назвал - борьбу.
          На древе жизни вдоволь света,
          чтоб озарить твою судьбу...

     Всего-то ночь железнодорожного пути из Одессы - и вот они, родные места поэта: посёлок Фёдоровка на Мелитопольщине, а дальше - Донбасс, рабочая горняцкая держава. Там появились первые стихотворения парня-шахтёра, вышли первые книги его...
     Я ждал... Но из столицы Урала пришло письмо - по-назински трогательное, как всегда, оптимистичное, несмотря на проскальзывающие печальные нотки: замучила болезнь, непростые перипетии повседневности, увы, не позволили на сей раз вырваться к ласковому солнышку, тёплому морю...
     А вскоре - оглушительное известие по телефонному межгороду: Владимира Ивановича больше нет!
     Чтобы хоть как-то дотянуть до пенсионного срока, 60-летия, поэт был вынужден распространять копеечные газеты и журналы в электричках. Съел два ливерных пирожка, купленных на нижнетагильском вокзале, почувствовал себя плохо...
     Уральский поэт Юрий Лобанцев в дни скорбного юбилея Назина - через две недели после похорон - говорил об ушедшем друге: "...Его не задавило в войну фашистским танком, не убило пулей во время венгерских событий, пощадил обвал в донбасской шахте, - хотя физические и духовные отметины остались на всю жизнь. Никогда не жаловался он и на скудный хлеб поэта, который выбрал сам, повинуясь своему призванию. Но в конце концов он был всё-таки убит - той отравой, что вынесло на свои лотки ликующее племя жиреющих лавочников. Заболев в одной из "малорентабельных" поездок, спасавших его от окончательной нищеты, поэт скоропостижно умер, поставив своей смертью беспощадный диагноз духовному содержанию нашего времени".
     Старейшая свердловская поэтесса Елена Евгеньевна Хоринская писала мне в те страшные дни:
     "...Очень хотелось обменяться парой слов о бедном Володе. До сих пор не доходит до сознания, что такое могло случиться. Оставалось всего несколько дней до его даты, и, может, потом не пришлось бы заниматься этой проклятущей деятельностью. Я знаю, как Вы хорошо относились к Володе, как ему помогали, и понимаю, как трудно с этим смириться... Даже не знаю, идёт ли следствие. Да что это, собственно, теперь даст - человека уже не вернуть... Но делать нечего, надо держаться..."
     Держались, как могли.
     Владимир Иванович сказал однажды:

          ...Мне что молодость,
          что старость,
          что лопата, что кайло,
          только б сердце
          не устало
          опираться о крыло.

     В стихотворной этой строфе весь Назин - труженик и творец.
     Таким и запомнится.

     Держались...
     ...Юрий Леонидович Лобанцев. Поэт-философ, лирик с аналитическим складом ума, настоящий российский интеллигент. Он верил: на смену зажравшимся лавочникам к управлению страной придут культурные прагматики... Ему судилось вскоре шаг за шагом повторить крестный путь Назина.
     Поэт, умирающий в нищете от невостребованности своего богоданного ремесла, - вот оно, "духовное содержание эпохи"!
     Криком в ноябрьской смури ненасытного Года Кометы - надгробное "прости" Елены Хоринской:

          ...Прощай же, Юра!
          Прости нас, Юра,
          За всё, в чём мы виноваты!

     Я написал - на смерть Назина:

          Над всем, сопрягши тьму и свет,
          царит жирующее племя.
          Иной судьбы ты ждал, поэт,
          в непоэтическое время?

          Неотвратимый зрим итог,
          уже предъявлен счёт убогий,
          тебе отравленный пирог
          с улыбкой
          нэпман козлоногий
          суёт, неузнанный...

     Нынче - посвящаю также и памяти поэта Юрия Леонидовича Лобанцева.
     В равной мере.