Когда ночь, как гулящая девка
падает навзничь, заполняя все щели улиц,
черными закоулками жаждая наслаждения,
вниз торопливо слетают Ангелы
и закрывают глаза людям, и укрывают сном,
чтобы не видели ночного грехопадения.
Ведь ночь, пронизанная призрачным светом
лунных страстей - сама грех.
И грех тех,
кто бродит изломленной тенью…
Снуют они по ночи бесстыдно,
придавленные горбами садизма,
жестокости и бездушия.
И задыхается в их длинных,
костлявых пальцах
чужая жизнь.
Отлетают на небо души,
скрюченные от пережитого ужаса.
Вслед им смотрят глаза,
зрачками обращённые в ад.
И хохочут рты,
источая мертвецкий смрад.
А в небе, на фоне жирной луны,
летают мётлы с распущенными гривами
и босыми ногами.
И уже шабаш не там, на Лысой горе,
а прямо между домами.
Дрожащие в фанатичном экстазе пальцы,
чертят на земле пентаграммы,
и множится красный свет
полубезумными глазами
в свечном пламени.
И от этого света
ночь стонет и извивается.
От её жуткого крика
вздрагивают жёлтые окна поэтов.
Только они не спят по ночам,
а пишут о светлом,
чтобы Ангелам было не так страшно…
А за окнами,
подчиняясь чьей-то ненависти горящей,
взлетают до неба искры злобы,
прожигая в нём дыры.
И ахая, сквозь них на землю
падают звезды.
Взвывает надрывно бездомный пес,
поджав хвост.
Не от голода, а чуя смерть…
И несётся по ночи бездушный смерч,
мешая запахи крови, чёрного пота
и сероводорода….
А, когда проглотит остатки звёзд
утра ненасытное чрево,
Упадет на землю росой
слеза из Ока…
И слышен плач Бога…
Ах, Ева… Ева…