Попытка автобиографии от 7 сентября 2013 г.
РОДИТЕЛИ И РОДНЫЕ
Мои родители: Глебова Елизавета Львовна и Крылов Сергей Ионович. Отец отца – Крылов Иона Антонович, сельский учитель. Мать отца – Кислицына Ефросинья Давыдовна, из купеческой семьи. Мать мамы звали Натальей, она скончалась, когда ей было 10 лет от разрыва сердца, такую же смерть спустя десятилетия примет и моя матушка. Своего отца мать не знала. Может, после войны ей и удалось что-то разузнать от двоюродного брата и сестры, но мне об этом она ничего не сообщила. Мать моей матери почему-то звали дворянчихой, она скончалась, когда матушке было 5 лет. Отец, инженер-мостостроитель, в годы войны форсировал Днепр, его ранило. После госпиталя его направили на другой фронт. Войну он закончил в Кёнигсберге капитаном роты пулемётчиков. Его близнец Евгений, в честь которого назвали меня, тоже получил инженерное образование, хотя его тянуло лечить животных. Отец и дядя фанатично любили поэзию Есенина, из-за чего дядю исключили из комсомола. Дядя Женя начал войну в штрафном подразделении, закончил её в Праге 8 мая. Фронтовые 100 грамм пристрастили обоих к алкоголю.
Первый довоенный брак отца был неудачен. Родители Зинаиды развели молодых по религиозным мотивам, хотя уних родилась дочь Ася. Помню, когда был в пятом классе, к тётушке приезжала тётя Зина, подарила мне книжку о шестиклассниках... Ещё до войны отец женился вторично. Но, придя с войны, не разведясь, он ушёл от жены Шуры и дочери Светланы. Из посёлка Выдрино, что на границе Иркутской области и Бурятии, приехал он в Алма-Ату к сестре по матери – к Александре Григорьевне. Первые послевоенные годы. Мама работала на вагоноремонтном заводе, вместе с которым эвакуировалась под бомбёжками из города Рославля в Алма-Ату. На заводе они с матерью и познакомились. Отец очень полюбил мою маму. Маминых женихов война поубивала. Вот она и стала жить с неразведённым человеком. Они поступили на работу в геологоразведочную партию. Родили меня мама 20 сентября 1951 года под Карагандой вблизи пункта Агадырь. Ей было 29 лет, а папе – 39. Сказалось подорванное в годы войны здоровье. Мать заболела открытой формой туберкулёза. Её положили в клинику. Отец запил в очередной раз. Меня определили в дом малютки. Тётушка Александра Григорьевна приехала в Чимкент и забрала меня уже умирающего от дифтерита из дома малютки. Ночей не досыпала, но спасла меня.
ВЫДРИНО
Отец вернулся в Выдрино к жене – Александре Алексеевне со мной на руках. Ещё жива была моя бабушка, мать отца и тётушки – Ефросинья Давыдовна. Она меня нянчила, я помню её руки. Умерла бабушка, когда мне было два годика. Тётушка приезжала на похороны. Я её водил показывать нашу корову Пеструху и говорил: "Баба тю-тю!" Рос я волчонком. Отец и мачеха работали. Оставляли меня дома, а я всюду совал свой любопытный нос. Помню июльский ливень. Я сидел у окна, жарко светило солнце. И вдруг загрохотал гром, полилось, как из ведра, и через три минуты опять выглянуло солнце. Я нырнул в подполье и через "картофельный жёлоб" вылез из запертого дома. Полюбовался и опять залез в дом, будто никуда не выходил. Но вскоре взрослые поняли мою ушлость и больше не запирали. В баньке оставляли молоко, варёную картошку, хлеб. Так я и рос. Светлана почти не замечала меня, а мне нравились её учебники с картинками, где дядьки тянули за верёвки блоки, да катали тачки. Как оказалось, это были учебники по физике. Другом был Серёжа Балакирев. С ним бегали по лужайке босиком.
Речка Снежная. Красные плавники стремительно уносимых течением в Байкал рыб. Вокзал в 200 метрах от дома, рядом с ним клуб, где крутили вечерами кино. Железная дорога, аромат шпал, огромные красные колёса паровозов. Высокая круглая водокачка из красных кирпичей, иссечённых пулями. У стены водокачки по очереди расстреливали в гражданскую войну белые – красных, а красные – белых. Однажды на лесобазе за железной дорогой случился пожар и зарево в вечернем небе пугало меня. Там, за рельсами, жили мои двоюродные сестры — Ида с детьми (Надей и Ваней) и Вера. У нас общая бабушка Ефросинья. Моя племянница Алла была старше меня на 9 лет. Там я впервые узнал такое чудо техники, как телевизор. Но фильма вспомнить уже не могу. Отец часто садил меня на колени и говорил ласково: "Ты моя малышенция". Помню, как в клубе мы смотрели с ним первый фильм, что я запомнил в жизни – "Белый пудель". Как я переживал за героев. Отец отлучился с сеанса по малой нужде, я стал тревожиться.
Но лишь дважды отец напугал меня серьёзно: однажды я увидел пятна крови на полу. Отец ударил мачеху за то, что не дала денег на опохмел. В пять лет взял он меня на маёвку, а на обратном пути у опушки леса он упал и не мог я его, пьяного, приподнять. Мною стала овладевать паника, но оказывается, мы были уже недалёко от наших огородов. Появилась женщина, помогла отцу подняться. Больше я испугов не помню. Зато помню, как отец сказал мне в мои неполные 6 лет: "Сынок, никогда не целься в живое". Он сказал это тихо, но так внушительно, что я подарил свой пистолетик другу и никогда не играл в войну. Мачеху я звал мамой. Малыш не мог знать, кто его родил. Мама Шура меня жалела. Один раз только легонечко хлестнула хворостинкой за то, что я дразнил гусей. И один раз только при ней испытал я испуг. Она и соседка тётя Феня взяла мальчишку в лес, где Феня неосторожно выкинула гигиеническую повязку. Вид крови напугал мальчишку. И он не мог понять, почему взрослые уверяют его, что ничего страшного нет. Долго ещё всплывало это тягостное воспоминание.
В 6 лет меня впервые предал один мальчишка. Он поджёг сухие листья, а когда на него стала кричать его бабка, он стал кричать, что листья поджёг я. Не страх меня поразил, а чувство стыда и брезгливости за человеческое малодушие. До сих пор помню, будто взрослый смотрел моими глазами и думал моим умом. Такие яркие моменты дают толчки взросления. С соседской девочкой Лидкой увидел я в небе первый искусственный спутник. Помню, как с ней пекли кедровые шишки в углях от самовара. Небогато жили. Постоянно хотелось кушать. Лакомством казалась ливерная колбаса, а уж жареная рыбка сарожка или знатная сибирская картошка... Отец очень вкусно солил грузди, и вообще он был грибником отменным. Морошка на болотце, черника, голубика, брусника. Мухоморы принёс из леса, положил сушиться на стреху и очень напугал этим отца. В лесу у меня был свой камень — здоровенный валун, на который я залезал и воображал себя капитаном на мостике корабля.
Первой оценкой из школы принёс я домой двойку по письму. Но к новому году подошёл неплохо. Я был пытлив, сообразителен, любил экспериментировать и мастерить. В шесть своих лет сделал лук, стрелу с жестяным наконечником и чуть не прострелил себе башку. Едва не поджёг сарай с сеном. Алла случайно оказалась рядом и спасла от беды. Лес за огородом. Из Алма-Аты приходили посылки. Мне стали говорить, что это родная моя мама мне их шлёт. Меня стали приучать к мысли, что у меня есть ещё одна мама. Помню душистые посылочные ящики. Их вскрывали, а там лежали твёрдые и ароматные яблоки сорта лимонка.
АЛМА-АТА
А между тем в Казахстане маму прооперировали, удалив половину лёгкого и семь рёбер. Она вышла замуж за отчима Льва Алексеевича Алексеева. Мама Шура (мачеха) привезла меня в Алма-Ату в последних числах декабря 1958 года. Но я не смог продолжить учёбу: пришлось лечить бронхи. Жили мы на окраине Алма-Аты рядом с рекой Весновка. В 7 минутах от дома была автобусная остановка. Отчим был инвалидом войны. Левую руку ему в артиллерии оторвало. Несмотря на это он был редким мастером. И научил меня мастерить. Не забыть школы-санатория для детей с ослабленными лёгкими (1959-1960). Не забыть дня 12 апреля 1961 года, когда я понял, что у меня есть большая Родина. 7 апреля 1967 года я получил первый толчок стихотворчества: влюблённый в Н.В., я начал сочинять стихи. Однако первое стихотворение написалось только 8 июля 1967 года.
Кончил я восьмилетку в 1967 году. Ещё в пятом классе наша математичка – Зинаида Ивановна Казанцева*, портрет которой я держу на своём рабочем столе, сделала меня человеком. Она направила меня в физико-математическую школу. Меня приняли сразу, так как я имел грамоты олимпиад. Там, в ФМШ № 56 Алма-Аты, развернулись мои первые поэтические опыты и айтысы с одноклассником Олегом Никитиным. Окончив школу в 1969 году, я поехал поступать в Московский физико-технический институт. Не добрал баллов. Лена с параллельного класса поступила. А я вместо того, чтобы вернуться в Алма-Ату, как планировалось, поступил в МВТУ им. Баумана, занял чужое место. Жил в общежитии города Раменское. В Щёлково, у родственников, прочитал я книгу Сервантеса "Дон Кихот". Там я понял, сколь многого не знаю. Живописи, классической музыки, мировой истории – не знаю. Проучившись полгода, бросил вуз. Мне не нравилось, что физику преподавали скомкано. Вернулся в Алма-Ату, а матери из-за того, что я был выписан, дали однокомнатную квартиру вместо двухкомнатной. Это наложило на меня неизгладимое чувство стыда и вины, годы последующих мучений себя и матери. Поработал 4 месяца на стройке бетонщиком.
В Казахский Государственный Университет поступил в 1970-м и окончил с отличием в 1975-м. Запомнилась комсомольская работа. Почему-то с пионеров ещё меня выдвигали в председатели. Видно потому, что я держался молчаливо, ни с кем ни конфликтовал. В первый раз я влюбился в третьем классе. Но когда я растянулся на полу и услышал смех милой, мою влюблённость как рукой сняло. В пятом я был болен Мнаварой. Она была пассией половины мальчишек класса. А 20 февраля 1965 года я, председатель совета отряда 6В класса, на пионерской линейке в честь дня Красной Армии получил стрелу амура от председателя совета отряда 5В класса – Надежды В. На мою беду и я и она каждую неделю заседали в Совете дружины и мне было очень трудно поднять неравнодушные глаза, из-за чего в глазах пионервожатой я выглядел рассеянным. Когда я созрел до ухаживания, оказалось, что у Надежды В. есть свой парень. На 3-м курсе университета я влюбился в Эльвиру М., красивую девушку, и без того страдавшую не так от поклонников, как зависти и подшучивания подруг по этому поводу. Удалось только сходить вместе с ней в филармонию на концерт. Рахманиновская симфоническая поэма "Утёс". Затем я пытался оказывать знаки внимания Светлане, подшефной. Однако на пятом курсе университета женился на однокласснице Ольге. За месяц до защиты диплома свадьбу сыграли. Протянули мы пять лет, расстались, оставшись друзьями.
Ольга умнейшая женщина. У неё глаза рентгенолога. Если бы вернуть прошлое. Сколько недооценённого осталось там. Сын родился в январе 1976 года, когда я работал в Гурьеве преподавателем в пединституте. Игра в шахматы лишний раз помогла побывать дома: приезжал игроком на 3-й или 4-й доске за команду ГПИ на межвузовский турнир. Ещё в восьмом классе я получил второй разряд, а в университете получил – первый. С аспирантурой сразу не получилось. Я открепился от Гурьевского пединститута и подался в программисты на работу к жене. Потом прошли два года аспирантуры. Тема диссертации была трудна для защиты. На кафедре её никто не взял, сунули аспиранту. Бросил аспирантуру. Шеф, превратившийся из учёного в чиновника, страшно удивился. Когда понял, что два года еженедельных отчётов его аспиранта были потёмкинскими деревнями.
РАБОТА И ХОББИ
Поработал в школе годик. Тянул физику во всех классах сразу. Потом вредные девятые классы отдал совместительнице Жанне. Тут я съехал от Ольги со всем кагалом её родичей (четыре семьи на 4 комнаты). Жил с матерью в одной комнате – полжизни. Работал в вычислительном центре инженером программистом на больших ЭВМ ряда ЕС. Они занимали целые залы. Пакеты дисков ёмкостью целых 29 МБ имели вес с хороший арбуз. Новая семья появилась только в 1987 году и то 5 месяцев протянули. Во всём вина моя. С тёщами не уживался, а как уходил – лучшими друзьями они становились. Перестройка бросила меня в политику. Партийная фанаберия меня и друзей, обозвав собачьей кличкой "неформалы", стала преследовать. Из кооператива программистов пришлось уволиться, семья вторая дала трещину, но я пробился в декабре 1989 года в народные депутаты. Это был всего лишь районный уровень, но он избавил меня от иллюзий о борьбе за народное счастье. Недолго был я в депутатах. Недолго был и Арбитром Социал-демократической партии Казахстана. Суверенитет свалился на Казахстан и в 1992 году депутатов, избиравшихся в СССР, погнали отовсюду. А СДПК развалилась тихо и мирно, как только подошла реальная работа за численность своих сторонников.
Много профессий примерил я в этой жизни. Не от того, что летун, а от того, что в конце "горбостройки" настала пора крушения старых структур – пора проб и крушений новых. Буквально всё лопалось. В газете "Ленинская Смена получил я корочки нештатного корреспондента за серию публикаций 1988 года. В 1989 году, в феврале, работая в Центре системных исследований МЖК «Отрар», на организационно деятельностной игре я открыл "инверсонимы" и "геометросемантику". Затем там же работал социологом, референтом. Затем стал мальчиком на побегушках у бизнесмена в кооперативе скупавшем и перепродававшем строительные материалы. Затем работал клерком в центре занятости, профконсультантом в институте, сотрудников которого разогнала директриса, после чего и её выгнали. Трудился инструктором института усовершенствования учителей, и клерком в почтовом центре. Наконец, стал я редактором первой в Казахстане газеты для пользователей офисного компьютера, где протянул 2 года с 1994 по 1996. Газета называлась "Монитор". Написал учебник для пользователей ПК. После этого ушёл в самозанятость. Зарабатываю частным преподаванием. То компьютерной грамотности учил, учил компьютерному дизайну, то физику да математику репетирую. Дело своё люблю, душу в ребят вкладываю. Организовываю их, исподволь воспитываю. Психологические знания помогают мне.