Фомин с трудом преодолевал последние ступеньки, бессознательно цепляясь за ненужные мелочи: оброненная кем-то полусгоревшая спичка, выдолбинка, полумокрый, полугрязный след сапога.
Стояла середина апреля, талый снег местами смешался с грязью, местами набежали прозрачные лужицы, но тротуары практически очистились и просохли. Весеннее солнце щедро припекало.
И это было немыслимо, невозможно: весна, солнце и смерть- смерть в его руке, в старом полиэтиленовом пакете: от трансформатора, повышающего напряжение, отходят два оголенных проводка. Они замкнут цепь через тело сына, он умрет легко, мгновенно, даже не почувствует. Фомин сам вынес приговор, сам исполнит. Ноги отказывались тащить его домой.
Жена возилась в . Фомин прислонил опасный груз к стене у дверей комнаты сына. Тот спал тяжелым нездоровым сном наркомана.
Обедали с Люсей не проронив ни слова, у них теперь водворилось почти постоянное безмолвие.
После обеда жена взялась прибирать со , он зачем-то вошел в ванную, причесался перед зеркалом, проверил все ли у него в порядке и отправился к Юре.
Все заранее продумано, главное действовать автоматически, как робот. В руках два оголенных конца; нужно прижать их к сыну, затем вызвать милицию и сдаться правосудию.
А ведь могло быть…По окончании службы в армии он женился. Как радовались рождению первенца сына, а через год - дочери. Трудились с женой на одном заводе: она - диспетчером, он - электромонтером.
Вначале теснились вчетвером в каморке семейного общежития, наконец, по истечении одиннадцати лет ожидания переехали в трешку.
Детям сразу отвели по отдельному апартаменту, а в самой большой - гостиной располагались с женой на раздвижном диване.
Просторно, чисто, тепло, уютно, ребята здоровы, сыты, взаимоотношения добрые, дружные; бытие, как говорится, заладилось.
Но забрезжили «новые времена», в обиходе новомодные понятия: перестройка, демократия, свобода. Всколыхнулся, взбодрился народ, поверил в богатые посулы.
На смену очередям, погоней за дефицитом – беспрепятственная торговля. Товары, продукты- самые разнообразные – горками легли на прилавки - знай покупай. Но платить нечем трудовому большинству, нетрудовому тоже.
Одни не работали – потому денег не имели, вторые работали - денег не имели тоже. Обнаружилось, в независимом государстве нечем возместить рабочие затраты.
Начали разрушаться заводы, фабрики. Число занятых на производстве уменьшалось, безработных (незнакомое тоже слово) увеличивалось; вокзалы, людные пространства заполнились искалеченными, бездомными. Они изображали тягостное зрелище.
Возникшая неразбериха - плодородная почва пороку, он дал буйную поросль: откровенная порнография зазывала в палатки и киоски, расхлябанные, взвизгивающие, музыкальные хиты били в уши, полулегально продававшаяся наркота манила, дразнила невероятным, неведомым.
С этого все и началось.
Фомину и его жене посчастливилось устроиться в частную фирму, где деньги выдавали своевременно, так что их дети не в чем нужды не знали, обеспеченные даже карманными расходами.
Чадам хорошо – в сердцах родителей мир да благодать.
Дочь Наташа – тоненькая, хрупкая красавица с длинными светлыми волосами, с чистыми, ясными цвета летнего неба глазами; была мечтательна и романтична. Ей отроду шестнадцать лет, она хотела стать журналистом, много занималась русским и литературой, чтобы поступить в институт. Сын Юра тоже не плох – высокий, немного по – юношески нескладный, с темными, как у мамы, глазами, и курчавой копной; был общителен, но мягок, податлив, около него крутились постоянно приятели. Юра заканчивал выпускной класс.
Юра споткнулся на наркоте.
Впервые он попробовал наркотики даже не из любопытства, уговорили приятели. Состояние эйфории, вызвавшее ощущение раскованности и парения понравилось, захотелось испытать еще и еще, и втянулся. Всякий раз обещал себе, что это последний, но желание пересиливало, он сел на иглу.
Фомин с супругой, озабоченные добычей хлеба насущного, заметили беду, спохватились, но поздно.
-Что – то у Юры странно, болезненно блестят глазки,- обеспокоилась как - то Люся.
Понаблюдали. Поняли. Исправить не получилось.
-Сынок, - со слезами на коленях молила мать:
-Пойдем в больницу, тебе помогут излечиться от зависимости.
Обращаться в больницу Юре было стыдно. Он обещал матери прекратить и не прекратил.
Ни уговоры, ни угрозы – ничто не действовало. Юра уже существовал предвкушением кайфа от очередной дозы, но доза требовалась все больше, больше, денег тоже. Он задолжал.
В тот день Юра не пошел в школу, землисто – зеленый корчился в постели, готовый на вся и все. Трясущимися руками набрал номер торговца наркотой. Торговец не отверг, но назначил цену, невероятную цену - имя ей Наташа. Измученный, сломленный, подлый Юра согласился на гнусность, лишь бы перестало ломать и гнуть.
Наташа делала уроки по любимой литературе, ничего не подозревая, когда к нему наведались взаимодавцы...Ей заткнули рот, жестко избили, чтобы не сопротивлялась, и насиловали по очереди. Согласно условию Юра тоже должен был участвовать в общей мерзости для безопасности, и он, уколов отраву, помутившую разум, насиловал сестру заключительным, шестым.
Мать и отец застали бесчувственную, истерзанную дочь в луже крови, сын валялся рядом в невменяемом состоянии.
Примчавшаяся машина «скорой помощи» увезла дочь, оказав также помощь потерявшей сознание матери. Отец выдержал, только побелели виски, и горячие голубые глаза потускнелили навсегда.
Проболела Наташа две недели – жена постоянно дежурила у больной, сын заглушал совесть наркотой.
Вернулась дочь бледной застывшей статуей; как ни старались – не смогли вдохнуть тепло в оледенелый взор.
Отец приговорил сына.
Твердой, не дрогнувшей рукой Фомин замкнул цепь. Юра даже не шевельнулся, умер мгновенно.
Рука не дрогнула, но дрогнула отцовская душа: он неумело нес к машине маленький, крошечный комочек, грудь распирала гордость; неповоротливый карапуз делал навстречу ему первые шаги; холодная кисть подростка дрожала в его ладони, когда они спускались в немного пугающую глубину Мавзолея. Разве мог он продать сестру и глумиться над ней. Юра лежал со спутанной, взмокшей головой, тихий и несчастный, никому не способный навредить.
Фомин поник над бездыханным ребенком - его ребенком, его кровью, его плотью от плоти, затем со стоном нагнулся для окончательного объятия, дернулся и навсегда успокоился на родной груди.
Сердце матери - вещун, инстинкт, древний как сама жизнь позвал мать к сыну. Она кинулась в его спальню.
Ужас охватил ее от увиденной трагедии, но она не закричала, не пала оземь, шестое чувство ей, слабо разбиравшейся в физике, лихорадочно подсказывало, что нужно сбросить провод и она спасет обоих. Быстрее, быстрее убрать смертоносное жало. Мать рванулась, схватила незащищенный провод, хотела размахнуться, и рухнула на пол в изголовье с зажатым в кулаке проводом.
Пробившийся сквозь окружавшие здание строения луч осветил жуткую драму из трех родных, еще не остывших, но перекочевавших в иной мир трупов. Все сделалось просто: иссякли слезы, отстрадали сердца, угомонился изнуренный, измученный мозг.
Солнце ласкалось за окном, кое- где запоздалые сосульки росой проливались на землю, мальчишки перепрыгивали лужи – природа пробуждалась, звала к жизни, в доме праздновала смерть, страшно и быстро решив все проблемы.
Но может ли смерть решить их.
Два года спустя, вьюжным зимним вечером, около самой престижной гостиницы N -ска притормозила иномарка. Из дорогого автомобиля появились двое - респектабельный мужчина не российской внешности, и красивая молодая женщина, закутанная в меха.
Они, сопротивляясь снежным порывам, войдут в гостиницу, поднимутся в один из люксовых номеров, и Натали – так теперь звалась Наташа – одна из самых элитных проституток, приступит к исполнению самых унизительных обязанностей самой унизительнейшей издавна профессий. Полученной суммы достанет, чтобы воспользоваться услугами фирменных магазинов, где всего вдоволь - драгоценностей, золота, изысканнейших нарядов…
Меж тем над городом все сильнее разыгрывалась буря, швыряла охапки сугробов в лица прохожих, в стекла автобусов, трамваев и личного транспорта, порой стихала ненадолго и снова, озлобясь, заметала, заметала пути, дороги.
Переработанное.