Попутный газ

 
  Евгений Сыромятов простудился. Насморк, головная боль, кашель – в общем, как заключили бы в его участковой поликлинике, элементарное ОРЗ. Ещё с вечера он отметил неприятную тяжесть в голове и, решив, что нужно хорошо выспаться и всё пройдёт, пораньше улёгся в постель. Не прошло. Больше того, к утру поднялась температура, заложило нос, и покраснело горло. Ему бы полежать пару деньков в кровати, да где там – был в командировке и, конечно же, торопился поскорей выполнить задание и вернуться домой, а поэтому решил отмахнуться от недомогания.

  День прошёл в суете, и болезнь не так уж и мешала, а вот вечером… Вечером кашель навалился, да такой, что когда пришла пора укладываться спать, Евгений отчётливо понял, что заснуть ему не удастся. Медленно расхаживая по комнате, он запоздало ругал себя, что не заскочил днём в медпункт, старался хоть как-то унять кашель – пил тёплую воду, регулировал дыхание, делал глубокие затяжные вдохи… Но ничего не помогало. Кашель становился всё навязчивей и неотступней.
  В командировке Евгений был в маленьком городке, которых за последнее время на Тюменском севере появилось столько, что даже он, часто бывавший в этих местах, стал путаться в их названиях. Да и не только в названиях была путаница – города эти строились торопливо и безлико, преследуя одну цель - добычу нефти, а поэтому были они похожи друг на друга, как инкубаторские цыплята.

  Работа Евгения носила инспекторский характер, и большую часть времени ему приходилось сидеть в управлении нефтепромыслов перелопачивая бесконечный ворох бумаг. Размышляя теперь над тем,  где же он умудрился простудиться, вспомнил, что дня два назад парни с промыслов уговорили его поехать на месторождение, посмотреть, как «нефть качают». К стыду своему, он действительно не видел вблизи ни одну буровую скважину, а поэтому охотно согласился.
  В конце «экскурсии» его подвели к большому факелу, которых на месторождении было несколько.
  - Попутный газ сгорает, - спокойно пояснили «экскурсоводы», заметив растерянность Евгения.
  - Он что, никому не нужен?
  - Ещё как нужен, - ответили парни, но в подробности вдаваться не стали. Ветерок дул холодный – хиус. И они заторопились к машине, предлагая и Евгению поскорее забраться в её тёплое нутро.

  Но Евгений идти к машине не торопился, огонь заворожил его так, что и с места стронуться не было сил. Какое-то неосмысленное, бередящее душу чувство навалилось враз. Это ведь не маленький костерок, глядя на который всегда думается о земном и вечном. А тут… Огромное, на несколько десятков метров, раскачивающееся на ветру пламя. Огонь вырывался из трубы, словно из пасти диковинного змея-горыныча. Только высоко задрав голову, смог увидеть Евгений, как треплет ветер чёрные остатки не успевшего сгореть газа, разнося копоть по заснеженной тундре. Чудовище это окаймляла высокая обваловка из песка, диаметром добрых полсотни метров.

  Края обваловки от непомерной жары оплавились, и когда Евгений попытался пройти по обгоревшему песку, твёрдая корка с хрустом рассыпалась под ногами, словно ядрёный осенний ледок на мелкой луже. Впрочем, попытка Евгения продвинуться к обваловке едва не закончилась для него плачевно – огромный язык пламени на мгновение колыхнулся в сторону и чуть было не накрыл его. От близости огня и нестерпимой жары показалось, что кожа на лице затрещала. Отскочив на безопасное расстояние, Евгений ещё долго наблюдал за игрой огромного пламени – жарко стало, расстегнул полушубок, вспотел… А когда потом бежал к машине, хиус, вероятно, сделал своё дело.
  Болезнь, конечно, пустяковая – пошвыркает носом пару дней, покашляет, да и пройдёт всё, первый раз что ли. Да вот только кашель что-то разыгрался не в меру, и становится неудобно перед соседями.

  Жил Евгений в сборной гостинице, конструкции для которой изготовили в Германии, перевезли сюда, в далёкий тюменский городок, собрали, и получился хороший домик для командировочных. Всё в этом домике предусмотрено по высшему классу – и отделка цветным пластиком, и ванные комнаты и туалеты в каждом номере. Да вот только звукоизоляция подкачала – если у кого-то утром в номере заливался будильник, его слышала вся гостиница. Чего-то, вероятно, не додумали германские проектировщики.
  - Подружку привести стыдно, - пожаловался как-то Евгений в своей конторе. – За что только деньги платим?
  - Эти дома нам везут бесплатно, - пояснили ему коллеги. – За будущую нефть.
К середине ночи кашель стал донимать сильнее. Спать Евгений так и не ложился, медленно расхаживал по комнате, стараясь «бухать» реже и глуше. За стеной в таком же одноместном номере жил немец. Как объяснили Евгению в управлении, всё оборудование на нефтепромыслы закуплено в Германии, и теперь их специалисты заботятся о его правильном монтаже и исправной работе.

  Жил сосед спокойно – Евгений не замечал его. С утра за ним подкатывала машина с табличкой на лобовом стекле «Иностранные специалисты», и немец отправлялся на работу. Возвращался поздно. Днём в гостинице Евгений никогда немца не видел. Познакомиться с ним удалось только вчера, вернее даже не познакомиться, а обменяться злыми взглядами. Дело в том, что хоть и имели они по одноместному номеру, но в них не было телевизоров – столь необходимого в нашей жизни атрибута. Единственный на всю гостиницу телевизор стоял в холле, который, как на беду, примыкал к комнате немца. Включали телевизор редко, но вечером должны были транслировать хоккейный мачт между нашими и чехами, полуфинал. Пропустить такое было бы для Евгения большой утратой. Поэтому перед началом мачта он включил телевизор и уселся в мягкое кресло, вероятно, тоже германского исполнения и приготовился получать удовольствие. Тут-то  и вышел из своей комнаты немец.
  - Садитесь, сейчас хоккей показывать будут, - услужливо предложил Евгений кресло рядом с собой.

  Немец удивлённо приподнял брови, выразительно посмотрел на человека, осмелившегося столь беспардонно заговорить с ним и, не сказав ни слова, ушёл в свой номер. Но за то короткое время, которое немец стоял рядом, Евгению удалось, наконец, рассмотреть его: высокий, аккуратно подстриженный, в пижамных брюках на ярких подтяжках, прогонистый и с внешне безразличным взглядом, искусно скрывавшим не то злобу, не то досаду.
  Через несколько минут подошла дежурная и, ссылаясь на просьбу немца, попросила выключить телевизор.
  - Пусть уши ватой заткнёт, чемпионат мира! Что я теперь в газетах новости узнавать буду? – грубо огрызнулся Евгений.
  - Нам нельзя быть эгоистами, - спокойно проговорила дежурная, выключая телевизор.

  Спорить было бесполезно. Евгений хорошо знал, что дежурные в подобных гостиницах действуют строго по инструкции КГБ.
  Вот это и вспомнил сейчас Евгений. Если немцу помешал телевизор, то  кашель, вероятно, вообще сводит с ума. Попал в ситуацию!.. Он вновь заходил по комнате, не зная, как помочь себе. Что-то застряло в горле, скребло там внутри, воротило наружу – так порой заходился, в глазах темнело и перехватывало дыхание. И откуда он взялся, этот кашель? Давно с ним такого не было. Да и случись это дома, жена согрела бы молока, перемешала с мёдом и дала бы ему выпить. Потом укрыла бы тёплым одеялом, и к утру всё бы как рукой сняло. А тут что пить – воду из-под крана? И так захотелось домой, так надоели эти скитания по вокзалам и гостиницам, еда в сухомятку и эти вечно недовольные соседи, что Евгений готов был бросить всё и помчаться на вокзал. Да разве убежишь?

  В дверь неожиданно постучали. «Кого это черти несут среди ночи», - удивился Евгений и, сдерживая волнение и кашель, направился открывать дверь. Перед ним стоял сосед – немец. Всё в тех же пижамных брюках с яркими подтяжками и с какими-то таблетками в руке.
  - Выпей теперь одна, вторая через полчас, - услужливо проговорил немец.
Евгений растерянно принял блестящую упаковку и смущённо проговорил:
  - Застудился вот где-то…
  - Сибирь.
  - Вам отдыхать мешаю, - искренне сказал Евгений, понимая, что сложно заснуть, когда за стенкой беспрерывный кашель.
  - Не горюй, - успокоил немец и важно вышел.

  Евгений быстро проглотил одну таблетку, запил тёплой водой и, изо всех сил стараясь не кашлять, принялся ждать, когда пройдёт полчаса. Ему действительно было очень неудобно перед соседями по гостинице. Когда выпил вторую таблетку, сил сдерживать кашель не осталось. «Спать ему мешаю! Ничего, захочешь – уснёшь», - раздражённо подумал Евгений, оттого, наверное, что таблетки не помогли.
В дверь постучали снова. Пришлось открывать – высокий немец стоял теперь с бутылкой коньяка.
  - Пропустим стопочка, полегчает, - предложил иностранец, сочувственно глядя на соседа по гостинице.
  - Молочка бы сейчас горячего, а не стопочку, - вновь отчего-то  разволновавшись, с вымученной улыбкой проговорил Евгений.
  - Стопочка хорошо.

  «Без тебя знаю, что хорошо, а что плохо. С таким кашлем всю бутылку нужно засасывать, тогда будет «хорошо», - подумал про себя Евгений и пошёл ополаскивать стаканы.
Немец поставил коньяк на стол, рядом положил толстую плитку шоколада, и, протянув для знакомства руку, проговорил:
  - Эмиль.
  - Женя, - ответил Евгений, сдержанно пожимая руку ночного гостя.
  Они были одного примерно возраста, сравнительно молоды, но уже с достаточным жизненным опытом – славное послевоенное поколение. «Интересно, помнит Эмиль войну?» - захотелось узнать Евгению. Сам-то он войну помнил хорошо. По отцу помнил, который ранами своими предсказывал погоду лучше любого барометра, по соседу, всю жизнь проскакавшему на тонкой деревяшке-протезе, по ежегодным праздникам Победы в их селе, где до сих пор не кончаются горькие слёзы… Отец ненавидел немцев. Запрещал Евгению в  школе учить немецкий язык. Но то отец – у него были основания для ненависти. Ему же приходится распивать коньяк с немцем.

  Что-то здесь было не так, но отрицательных эмоций к соседу по гостиничному номеру у Евгения не было – такой же человек, занимается нужным делом, помогает советским специалистам.
  - За дружбу, - первым поднял стакан Эмиль.
Выпили, зажевали коньяк толстым шоколадом.
  - Вы уж простите, - вновь принялся извиняться Евгений, с трудом сдерживая новый приступ кашля. Коньяк обжёг горло, и в нём словно что-то оборвалось и теперь искало выхода.
  - Не переживай, Женя, - наигранно успокоил Эмиль. И, положив ноги на соседний стул, добавил: - Мне поговорить с русским парнем хочется.
  - Что, у вас на промыслах русских парней нет? – удивился Евгений.
  - На промыслах мы работаем.

  Это было непонятно – есть же перекуры, перерывы на обед, наконец. «Темнит что-то немец», - подумал Евгений, но вдаваться в подробности не стал.
  - Интересный вы, русские, народ. Болеешь, а больница не идёшь? - спокойно продолжал тем временем сосед.
  - Разве это болезнь, вот когда ноги станут подкашиваться…
  - Ты так болел?
  - Не помню, может быть в детстве, - уклончиво проговорил Евгений. Разговор ни о чём начал его раздражать.
  - Плохо вы живёте, - заключил немец, наливая при этом коньяк в стаканы, вернее было бы сказать, не «наливая», а смачивая у стаканов дно. Вероятно, у них так принято. – У вас нет хороший таблетка.
  - У нас есть хороший корешок солодки, сейчас бы пожевать его и кашель бы как рукой сняло, - с вызовом ответил Евгений. Разговор ему не нравился, и он поспешил переменить тему. – Надолго к нам?
  - О, ещё долго.

  Потом они поговорили про нефть и газ, про цены и убытки, про детей и жён, а когда Евгений вновь сильно закашлялся, Емиль наставительно сказал:
  - У вас нет физкультур. Вы очень много болейть.
  Слова эти обидели Евгения – лезет со своими нравоучениями. Сам небось много «болейть». Он вот ни одного больничного за двадцать лет работы не имел.
  - Где уж нам, азиатам.
  - Физкультур надо делать каждый день, - не уловил раздражения в словах Евгения немец.
  Евгений не любил, когда его учили, а поэтому резко поднялся, взял со стола бутылку с коньяком и протянул её соседу, сказав при этом:
  - Дорогой Эмиль, мне уже лучше, большое спасибо, - спокойно сказал, с достоинством. Он это умел в нужный момент.

  Немец удивлённо посмотрел на Евгения и, вероятно, поняв его настроение, принял протянутую бутылку и направился к выходу, не забыв, впрочем, прихватить остатки шоколада. Уже в дверях он проговорил:
  - Спокойной ночи, коллега.
  Кашель немного поубавился, но Евгений долго ещё не мог заснуть, никак не находя ответа на давно мучающий его вопрос: «Отчего побеждённые пытаются учить победителей?», размышляя, правильно ли он поступил.
                1989г.