Глава 6.
Часть 1. Годы 1955-1971
Перепиской с отцом занялась Люба. Она писала ему письма одно за другим, дважды вкладывала в конверты фотографии своей семьи и сестры, на которой та стояла возле фонтана, держа за руку маленького сына, тоже Володю, одетого в матросский костюмчик. Из Ирана же с интервалом в месяцы и годы шли письма полные отчаянья: "Справочное бюро. Дорогие товарищи! Прошу Вас… что с такого числа, т.е. полтора месяца тому назад я получил адрес от местных властей г.Хамадана и до сих пор ответа нет… Прошу Вас разыскать точный адрес моей супруги и дочери Любы." "Здравствуйте дорогие дети Люба и Инна, и Полина. Шлю я вам свой сердечный привет всем. Простите не знаю имена. Я жив и здоров, чего желаю и Вам. Люба, я получил этот адрес через советское общество Красного Креста в г.Хамадане 25.2.1967 г. От вас не получил ответа. 8 мая 1970 года был передан по московскому радио мой адрес, но до сего времени я не получил от вас ничего. Пока писать больше нечего. До свидания. Ваш отец…"
"Здравствуйте дорогие дети… я опять получил от властей тот же адрес, написал вам, а ответа не получил. Прошу не отказать в просьбе, написать несколько строк, чтоб порадовать меня… Прошу пожалуйста не полениться написать несколько строк… Пока до свидания. Жду ответа, как соловей лета".
Потом пришло письмо из Красного Креста за подписью Зам.начальника Управления по розыску Исполкома СОКК и КП СССР В.Фатюхиной: "Уважаемая Любовь Семеновна! Направляем Вам конверт с адресом Аврамовой Сони из Ирана. По видимому, Ваш отец проживает по этому адресу в настоящее время. В 1968 году нами был направлен Ваш адрес для передачи его Вашему отцу, который Вас разыскивал из Ирана в Общество Красного Льва и Солнца Ирана, однако, связь, видимо, между Вами установлена не была. Поэтому, рекомендуем обратиться по адресу, указанному на конверте. Прошу обратить внимание также и на обратную сторону конверта, так как следует писать адрес и на русском и на персидском, либо, английском языках". Стало ясно, что ни одного Любиного письма Семен не получил, и хотелось верить, что причиной этому было лишь отсутствие надписи на конверте на английском или персидском языках.
. . .
На протяжении всех этих лет Василий и Полина продолжали жить обычной, как у большинства людей, жизнью. По вечерам в их доме собирались многочисленные соседи. Все рассаживались за длинным обеденным столом, покрытым льняной скатертью, раскладывали перед собой карточки лото и выбирали "крикуна", человека, достающего из тряпичной сумки шары и громко произносящего их номера. Чаще всех "кричал" Василий, знающий много разных шуток-прибауток. Иногда по одной карточке доставалось и внукам. Полина насыпала каждому в ладошку мелких монет, и Таня, и братья ее, становились полноправными членами "домашнего казино".
На рассвете, собираясь на рынок, Василий и Поля укладывали в сумки букеты самодельных цветов из бумаги или поролона, украшенных сухой степной травой - кермеком. Он рос на нераспаханных полях редкими кустиками и хромой Арчил, уезжая на электричке за город, ходил подолгу от одного кустика к другому, постепенно набивая травой заплечный мешок. После таких походов ныла раненая нога, но именно из-за нее ему пришлось оставить шахту. На рынок они ездили по любой погоде. Полина, сидя на небольшой скамеечке, высотой всего на ладонь-другую от земли, трясясь от холода или истекая потом от жары, ждала своих покупателей. Иногда к ней подходили солидные люди, проверяли патент на занятие торговой деятельностью.
С рынка супруги возвращались часа в два, и в сумке у Полины каждый раз были банки с кислым молоком для каждого члена семьи и теплые пирожки с повидлом. И дети, и внуки ждали эту еду с нетерпением. Вкусно!
Внучка Таня болела часто, то ангиной, то воспалением легких. Полина старалась держать ее при себе. - Откуда у молодых опыт лечения, - говорила она мужу, а Василий и не был против, наоборот, обходя "барахолки", он умудрялся покупать девочке цигейковые шубки, меняя их по мере роста, оберегал свою любимицу от зимнего холода. Летом он тоже жалел ее, по - своему. И жалость эта проявлялась в том, что именно ей он доверял доставать из страшного, залитого темной водой, погреба, находящегося под соседским домом во дворе, бидон с холодной водой в самый разгар жары.
-Таня, - звал Арчил внучку, -"цкали"…И девочка бежала к погребу, опережая двоюродного брата, брала длинный железный крючок и подтягивала плавающую посудину к первой, не залитой водой ступеньке, а потом опускалась за бидоном, напряженно глядя на водяную рябь. А сзади не опередивший ее Вовка, кричал:
-Там "водяной", сейчас он тебя схватит, - и хихикал потом, видя раскрытые от ужаса девичьи глаза.
-Молодец, смелая девочка, - хвалил ее дед. Таня гордо показывала брату язык, и совсем не понимала, что именно так дедушка воспитывал в ней мужество, как, впрочем, и в жене, Полине, когда однажды пошутил над нею, сидя за столом, на котором стояли тарелки с белоснежной брынзой, истекающими соком разрезанными помидорами и дымящимся острым ароматом лобио: - Слышь, Марфа, не понимаю я, как вы, русские, питаетесь пресной пищей. Все горцы едят острые блюда, потому и живут подолгу. Если съешь стручок горького перца, я тебе пять рублей дам.
-С чего это ты взял, что я перец твой съесть не смогу, - возмутилась Полина. Это, что же, кавказские бабы могут, а я нет! Давай, съем.
Она откусила кусочек от красного сочного стручка и начала задыхаться тут же от ожога языка и нёба, хватая воздух ртом, как рыба вынутая из воды.
-А-а… не съела, не получишь пять рублей, - потянул Василий голосом, не подавая виду, что испугался за жену. Но та, отдышавшись, положила в рот вторую половинку и, разжевав ее, проглотила, заливая пожар во рту сладким компотом. Из глаз ее текли слезы.
Арчил, пробормотав: - Вот я дурак, - достал из кармана "пятерку" и положил на стол:
-Твоя взяла, но больше так не делай.
Полина, промокнув краем платка глаза, позвала к себе внуков, резвящихся во дворе, и сказала им: - Вот, разменяйте и поделите между собой. Сходите в кино, на качели, по шоколадке купите, да по мороженому себе и мне.
- Ура! - закричали дети от такого неожиданного везения и, убежав, забыли сказать бабушке "спасибо".
-Вернутся, сделаю им замечание. А пока пусть гуляют, - мудро рассудила она и гордо посмотрела на мужа взглядом победителя.
Часть 2. Год 1985, май.
"Странная штука - ожидание. Ждешь, пока дети вырастут, и думаешь, вот время тянется. Дети выросли, пришло время внуков растить… а годы прошли, как один миг".
Так думала Полина, рассматривая семейный альбом с фотографиями. Зрение с возрастом ухудшилось, но от очков она отказалась также, как от протезов в молодости. - Какие очки мне нужны я не знаю, на второй этаж к окулисту подниматься уже трудно мне, а домой тоже никого не привозите, - сказала она домашним, - нечего занятым людям время на меня терять. Лупой обхожусь и ладно.
Она, эта лупа, когда - то была пределом желаний у растущих внуков. Полина прятала ее в глубине ящика кухонного стола, запрещая доставать оттуда стеклянную полусферу кому бы то ни было. Но "запретный плод - сладок" и детвора тайком брала этот "плод", пряталась в огородной траве и поджигала им обрывки бумаги или щепочки, тысячекратно увеличивая тепловую мощь солнечных лучей, а потом также незаметно водворяла лупу на место, хитро ожидая, пока бабушка отвернется, или выйдет из комнаты. А та думала: "Дети крутятся возле обеденного стола потому, что голодны", - и начинала затевать то блины, то вареники…
Полина перевернула страничку альбома. "…Жора молодой совсем, во всю фотографию улыбка. Эта фотография сделана, когда он диплом получал институтский. А на этой фотографии он в армии с другом своим, Николаем, тоже шахтинцем. Обоим к лицу форма военная. А вот они с женой в Москве. Там он телебашню Останкинскую строил. Оставался бы в Москве работать, а то нет, в Тольятти, на строительство автомобильного завода укатил, потом в Набережные Челны. Говорил тогда: "Не переживай, мама, я карьеру делаю. "А как не переживать было, когда он так далеко от дома находился. Потом, слава Богу, возвратился, пусть не в Шахты, зато близко, в Волгодонск, где объявили всесоюзную стройку - завод "Атоммаш". В министерстве должность ему предложили высокую. Сделал-таки карьеру! А как приятно и мне было, и Василию, - продолжала вспоминать Полина, - когда соседка в семьдесят шестом году июльским вечером в гости пришла с программкой в руках "Говорит и показывает Ростов-на-Дону", той, что когда - то за три копейки продавалась: "Про Вашего Жору передача будет по радио областному в программе "Дон индустриальный". Утром слушайте, тринадцатого июля, в восемь часов двадцать пять минут. Тут вот отдельно об этом написано. Хотите, сейчас прочитаю, а через неделю газетку эту вам насовсем отдам. "Почитай, пожалуйста", - сказали они тогда в один голос с мужем. Василий светился весь, слушая, что написано было в газетке. Он, ведь, сына в строгости держал, мальчик все-таки. Вот и вырастил Жору достойным. Да и я, небось, светилась вся, только себя - то со стороны не видно…
" Человека, о котором пойдет речь в радиоочерке журналиста Зои *****ченко "Вкус к жизни", - читала соседка, - назвать иначе, как добрым нельзя. В свои тридцать пять лет, он умеет мечтать, быть верным в дружбе и работу свою выполняет отлично, потому, что просто не представляет, что можно это делать иначе. Герой радиоочерка - начальник "Волгодонскэнергожилстроя". Возводит он новый город атоммашевцев, зовут его Георгий Арчилович Чиакадзе. Родился герой рассказа в городе Шахты, окончил ростовский инженерно-строительный институт, стал строителем и об этом не жалеет. С каждым годом все больше и больше влюбляется в свою профессию… Сейчас он на Дону, на грандиозной стройке страны… Он отлично знает, что строит дома для строителей, для их семей, для детей. И за это ему благодарны люди…"
А потом Жора много книг привез, так и называются они "Атоммаш - судьба моя". Раздарил книги всем родственникам. В них тоже о нем, как о начальнике этого самого "Волгодонскэнергожилстроя", целая глава была написана. И о жене его Ларисе Архиповне, главном инженере УПТК. Тогда в Шахтах "четырнадцатиэтажки" строить затеяли, а кирпич в дефиците был, так Жора умудрялся помогать родному городу, в министерстве и для него лимиты "выбивать". Сам секретарь горкома партии Алексашкин, к Полине с Василием тогда приезжал, благодарил родителей за сына, спрашивал, может помочь им чем надо? При таком сыне чужая помощь семье Полины была не нужна. Отказались они от нее, поблагодарив руководителя города. А позже председателем Волгодонского горисполкома Жору назначили. Поработал он на этой работе и затосковал, строить ему больше нравилось. Через несколько лет отказался он от должности высокой, да и уехал в Сочи "Жемчужину" восстанавливать. Начальником стройуправления был, квартиру получил там двухкомнатную. Уговорил он тогда меня вместе с Василием съездить к нему в гости. Так что и море в своей жизни я увидела. Ох, и страшно было ехать в машине по черноморскому побережью. Вниз посмотришь- дух захватывает. В Волгодонск ездить я не так боялась. Но масштаб сочинской стройки был для него мал, понимали это в Москве, вот и оправили сына в Ноябрьск начальником треста "Ноябрьскжилстроя". Девчонки ездили к нему, говорят, что это очень далеко, на Крайнем Севере, тысячу километров от Тюмени. А ведь до самой Тюмени сколько! О, Боже. Как он там с женой Ларисой морозы пятидесятиградусные переносит. Вот уж достается и ей по стране метаться вслед за мужем. И везде она тоже должности руководящие занимает. По-видимому, им обоим нравится такая жизнь, вон как хорошо на фотографии оба выглядят.
Полина перевернула страницу альбома и начала рассматривать снимки младшей дочери. Здесь Наташа - восьмиклассница, маленькую Таню за руку держит. Фотография эта сделана на площади, куда она с племянницей гулять ходила. А здесь - на школьном выпускном вечере. А это Наташа в Ленинграде, туда она уехала, выучившись на стенографистку. Собралась, было, в чужом городе замуж выйти, письмо написала, да домой возвратилась. Оказалось, судьба ее - осетин Тотрадж, представившийся будущим тестю и теще Димой. Он поехал за Наташей и уговорил ее вернуться. Дима вошел в Наташину жизнь вместе с маленьким сыном Юрой и многочисленными родственниками, а потом Наталья родила ему Зураба.
Этого внука Полина нянчила с самого его рождения, ведь семья Наташина тогда с ними жила. Зимой Полина Зурабика в теплые одежды кутала, выходила вместе с ним на аллею и катала его на санках подолгу, пока дочь и зять работали, Наташа - парикмахером, а Дима "ГРОЗом" на шахте "Майская". Никак не могла Полина отказать внучку в таком удовольствии. Маленький, он не понимал, что бабушка ходила по сугробам на коленях, чуть ли не по пояс в снег проваливалась. Наташа ругала ее за это и санки часто прятала… О, Боже, когда это все было. Вырос уже Зураб, школу заканчивает.
А это Инна со вторым мужем Виктором, - продолжала рассматривать фотографии Полина. Инна, поработав несколько лет телефонисткой, перешла на обувную фабрику, где зарплата была выше, и где, за добросовестный труд, она была награждена юбилейной медалью. После развода с первым мужем, Инна долго жила одна, воспитывая сына, но снова вышла замуж, и второй ее брак оказался более удачным. Инна работящая, всегда на помощь придет, дачными овощами да фруктами поделится.
А вот и Любины фотографии. Жаль, что у Любы тоже судьба не сложилась. Прожив с Иваном тринадцать лет, Люба, рассталась с мужем, увлекшимся спиртным и частыми отлучками допоздна. Эх, кум - тесть - "король бильярда"! Этот бильярд был установлен на веранде летнего театра городского парка и привлекал Ивана. Наигравшись вдоволь, он "обмывал" в кафе или ресторанах, с непонятно откуда взявшимися "друзьями", свою победу или чужую… Оставить в покое семью Люба попросила Ивана после множества расставаний и примирений, но не порвала связи со свекровью. Меланья Ивановна продолжала приходить в ее дом и с радостью, и с горем. Дети продолжали общаться с отцом, навещая его на работе или встречаясь у бабушки. В семидесятом году Иван умер от болезни. Совсем мало пожил человек. Жалко его. Сам себе навредил. А на этой фотографии Любу окружают пионеры, в белых сорочках и в белых фартучках. День пионерии, что ли? Несколько лет назад, оставшись без мужа, Люба поступила учиться на хоро - дирижерское отделение, стала преподавать в школе уроки пения. Потом в Горкоме комсомола ей предложили организовать подростковый клуб, который был назван вначале "Мечта", а потом "Искорка, " и этой работе впоследствии она отдала много лет своей жизни. Хорошо, что со вторым мужем Любе тоже повезло, Леонид, осиротевший рано, заменивший отца и мать младшей сестре, отдавший ее, выросшую, замуж, женился на Любе впервые. Он заботился о Любиных детях и получил от нее в награду сына Алексея в тот год, когда Тане исполнилось четырнадцать лет, а Володе почти шестнадцать. Вот он, Лешенька, маленький совсем, только ножками пошел, а уже голубей на площади крошками кормит… А это второй ребенок Наташи - внучка Аза. А вот правнуков фотографии…Полина отложила альбом в сторону и подняла глаза на портрет Василия, висящий на стене в траурной рамке:
"Слава Богу, что у всех жизнь наконец-то сложилась, можно было бы и нам с тобой, жить в покое да радости оттого, что семья у нас множится, да оставил ты нас не ко времени, всех осиротил…"
. . .
Умер Арчил от сердечного приступа поздним утром двадцать третьего февраля тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Ощутив нехватку воздуха, он присел во дворе многоэтажного дома в самом центре города, не дойдя до квартиры Инны, где гостили они с Полиной со вчерашнего дня, три-четыре десятка шагов. И надо же было ему захотеть в этот морозный день гулять по городу. Случись такое дома, не остался бы он без медицинской помощи… На площади он уже присаживался на заснеженную лавку, давал себе передышку, пока таяла под языком таблетка валидола. Потом собрался с силами и пошел дальше. Люди проходили мимо, не обращая внимания на пожилого человека, медленно бредущего по тротуару - скользко, вот и осторожничает человек, под ноги смотрит тщательно, место где ступить ему надежное выбирает, на палочку при этом опирается…
А он помощи ничьей просить не хотел, праздник у людей - День Советской Армии, зачем им настроение портить. Каждый спешит, кто за подарком, а кто, уже скупившись, поздравить близкого кого-то. "Дойду, до дому потихонечку", - думал Арчил, а там Инна по телефону "скорую" вызовет. И почти уже дошел, но присел опять дух перевести. А он, дух, не переводился никак! Морозный воздух в легкие не проникал… Голова кружилась, и прежде чем наступила полная темнота, увидел Арчил, как поплыла перед его взором кирпичная стена, извиваясь цементными швами. Там, за углом этой стены дверь входная в подъезд… Там дочь его и жена. Выйдите кто-нибудь, эй, кто-нибудь, скорее! Кто-нибу…
Возле окна, из которого просматривался весь двор, с чашкой чая в руке стояла женщина и безучастно смотрела на то, что происходит на улице. "Надо же, - думала она, такой пожилой человек, а чуть свет напился, праздник отметил. И мороз таким не почем… Она хотела было отойти от окна, но что-то заставило ее присмотреться к человеку повнимательнее: "Господи, да ведь этот мужчина - отец соседки, я никогда его пьяным не видела…Может плохо ему? Женщина набрала телефонный номер и сказала коротко:
-Инна, выйдите во двор, там, по-моему, отец ваш на лавке…, и сама засуетилась, аптечку на стол высыпала… Врачом она была…
Подбежали к склонившемуся на бок Арчилу одновремено и дочь, и соседка-врач… Полина же, почуяв в телефонном звонке что-то тревожное, что заставило Инну выбежать из комнаты стремительно, не ответив на вопрос: что случилось?, поотстала от дочери, и как бы не спешила тоже, смогла выйти во двор в то время, когда Инна уже кричала: - Папа! Папочка!..
Васенька, - прошептала женщина и обессиленно опустилась на землю. cut text=
Глава 7. Год 1994
С тех пор Полина боялась оставаться дома одна. Чтобы избежать одиночества, на квартиру к себе она пустила студенток из медицинского училища. К ней ежедневно приходили соседи, дети, внуки. Но время шло, и Полина слабела физически. На большом семейном совете решено было, что маму заберет к себе Наташа. Дочь жила в поселке Майском в большой четырехкомнатной квартире. В городскую же, родительскую, которую в семидесятые годы получили от государства Полина и Василий, перешел Зураб с женой Ольгой и дочерью Кристиной. Хотя Кристина больше находилась с Полиной. И не потому, что молодым необходима была бабушкина помощь. Нет! Сама Полина нуждалась в постоянном общении.
-Я не терплю одиночества, не оставляйте меня одну, - требовала она от детей. - Одной мне страшно. Ничьи здравые уговоры не убеждали Полину. - Ничего не хочу слышать, нервничала она каждый раз, когда кто-то заводил разговор о том, что пора отдыхать ей, что пожилому человеку нужен покой.
- Нет - нет! Не уговаривайте меня. Если никого дома не будет, я в подъезде сяду, около двери. Там люди ходят, там мне спокойнее будет, и веселее. И вообще я привыкла, чтобы около меня много людей было, а теперь что за жизнь настала, все в телевизоры поуставятся, и никто никому не нужен, - жаловалась она каждому, кто приходил проведать ее. Пусть Кристина здесь живет, я хоть с ней общаться буду, пока вы все на работах своих находитесь. Знаете, что я плохому не научу, вон все дети мои какими выросли. Наташа маму жалела и старалась оградить ее от волнений, ограничив свое общение с друзьями до минимума…
Сегодня же Полина была счастлива. Дом заполнился гостями. Они съехались на ее восьмидесятилетний юбилей отовсюду. За праздничным столом сидели дети, внуки, правнуки, и первый в ее роду пра-правнук Ярослав. Это правнук Игорь, старший Танин сын, три с половиной года назад стал отцом.
- Уже четвертое поколение растет. И всех я видеть могу, всех люблю. И меня все любят. Хорошо - то как! - думала Полина и кивала благодарно гостям в ответ на каждый их тост с пожеланиями здоровья, долголетия, и пригубляла бокал с шампанским, отпивая по маленькому глотку полусладкого вина, но пьянела все - таки то ли от его терпкости, то ли от счастья. Комнату наполнял аромат многочисленных цветов, среди которых были желтые нарциссы, алые тюльпаны и белые пионы. Весна! Второе мая! Уже восемьдесят. Только восемьдесят!
Глава 8
Год 2001.
Жора вышел на пенсию. Вышел по состоянию здоровья. Уехал с Севера, отдав ему почти два десятка деятельных лет. Рано теряя здоровье, он понял, вернее, интуитивно почувствовал, что пора быть ближе к дому. Ласковое море стало сниться ему по ночам.
-Домой, скорее домой, в Сочи. Он думал тогда, что дом его - в Сочи. Я хочу сидеть на берегу моря и смотреть на его волны. Я устал! - постоянно твердил он Ларисе. Еще я хочу приезжать к матери, когда захочу, а не только в отпуск. Ведь как я мало возле отца в этой жизни находился. А мать ведь тоже уходит, ей много лет.
Лариса упаковывала вещи, решала многочисленные вопросы, связанные с дальним переездом, и как могла, помогала мужу справляться с недугом и капризом. Жора то худел, то опять поправлялся, то ходил повсюду, то не мог сдвинуться от приступов ужасной подагры. От Полины состояние здоровья Георгия пытались скрывать. Ей слали радужные письма и телеграммы. "У нас все хорошо!"
Переселение с крайнего севера на крайний юг России стало ошибкой. Это Лариса поняла потом. Им надо было пожить в средней полосе хоть немного времени, год-другой, адаптироваться к климату, от которого отвыкли их организмы. Но их дом был в Сочи, и он так долго ждал их…
Прожив у моря три года, Жора понял, что это не пафосный вымысел - малая Родина. Он затосковал по ней. Понимая уже, что его ждет впереди, он решил для себя быть всегда рядом с мамой и отцом. А Лариса сознавала, что одной ей с больным мужем справиться тяжело. Она нуждалась в помощи родных и не противилась решению Георгия. Семейная чета продала квартиру в прекрасном курортном городе Сочи и купила дом, с небольшим садиком в Шахтах. Двенадцатого июня в кругу родных и близких отмечал Жора свой последний день рождения, юбилейный, шестидесятый. К вечеру он попросил Ларису постелить ему постель на траве под раскидистой яблоней в саду. Он прижался к родной земле, вдыхая ее запах и вспоминая дни детства. Его родная одиннадцатая школа стояла всего в каких-то двухстах метрах от дома, его родная улица Ленина была в квартале от него, лежащего под деревом, его родной Город был с ним, а он сам был в Нем. "Воздух Родины, он особенный, не надышишься им…- тихонько напевал мужчина, глядя в безоблачное небо…
Через месяц его не стало.
Полине решили о смерти сына пока не говорить. - Она не переживет, она уже стара для таких волнений. Похороним брата, потом осторожненько скажем, - так решили сестры. "Не затаит ли она обиду на нас за то, что мы не дадим ей проститься с сыном, - сомневалась Таня, но тут же соглашалась: "Говорить нельзя. Не выдержит бабушка горя такого"…
На похороны приехали друзья и сослуживцы из Сочи, Волгодонска, Ростова. Далекий Ноябрьск откликнулся на беду телеграммами. Городская администрация прислала накануне похорон корреспондента "Шахтинских известий" и на следующий день в газете был напечатан некролог…
…Георгия отпевал отец Георгий. Он совершал ритуал предания тела усопшего земле. Родственники держали в руках свечи и тихонечко плакали от горя и от жалости к себе. Все в роду любили Жору. Всем его будет не хватать. Плакала и Таня, так же тихо, как и остальные, сдерживая себя, чтобы не мешать священнику, но зарыдала все же, когда ее обожгла мысль: " Что должна чувствовать мать, когда ее сына хоронят, а она об этом не знает? Боже мой, вдруг ей сейчас плохо, бабушке моей любимой, а никого близкого рядом с нею нет, кроме внучки Кристины. Кроме ребенка Кристины! Что же делать?"…
…Георгия отпевал отец Георгий, а Полина сидела в подъезде возле двери, отгораживающей ее от пустой квартиры, отпустив девочку погулять с пришедшими к ней подружками. Наташа сказала, что вернется поздно, дела какие-то в городе, не держать же дитя целый день взаперти!
-Тетя Поля, наша семья выражает вам соболезнование по поводу смерти сына, проговорила проходящая мимо соседка с третьего этажа и наклонилась к Полине, чтобы поцеловать ее в щеку, поддержать морально.
-Смерти кого?
-Сына Жоры, растерялась женщина и, смутившись окончательно, протянула Полине газету с некрологом: - Хорошие слова здесь написали о нем…и, взглянув на Полину, продолжила: - ой, проболталась я что - ли, видать, вы не знаете ничего. Господи, да как же это я?.. - и женщина заспешила прочь.
-Сынок, иди сюда, прочитай, что здесь написано, - попросила Полина сбегающего сверху подростка. Тот с готовностью развернул газету. - Где читать надо?
Там написано, что умер кто-то. Кто? Прочитай.
-А, вот, - присел на корточки мальчишка, слушайте:
"12 июля ушел из жизни Георгий Арчилович Чиакадзе, кавалер Ордена Трудового Красного Знамени, почетный гражданин города Волгодонска, заслуженный строитель СССР…
В себя женщина пришла в том момент, когда мальчик равнодушным голосом читал уже последний абзац: "… мечтой Георгия Чиакадзе было желание умереть на родине. Неизлечимо больной, он неудержимо стремился из шикарного преуспевающего Сочи в свой родной город Шахты, где остались его корни, где по-прежнему живут его мама и три сестры. Три месяца назад его мечта сбылась. Жаль, что порадоваться этому как следует, он так и не успел".
- Тут и фотография есть, смотрите, протянул парень газету Полине. - Не увижу я ничего, - ответила отрешенно Полина, - глаза мои плохо видят. Спасибо, сынок, иди… иди куда шел.
. . .
-Верю, Господи, Ты давно уже простил рабу Твою Пелагею, любимую бабушку мою, не ведавшую, что творила она, когда, будучи несмышленым ребенком, не обученным вере из-за раннего сиротства, поддалась девочка глупому ликованию взрослых людей, рушивших колокольни и стены Петропавловского собора в самом сердце провинциального Александровск-Грушевского, переименованного с приходом новой власти в Шахты. Прыгала, кривлялась, изображала дикий танец Пелагея вместе с другой детворой на руинах храма. Ты простил ей этот грех, Господи, ибо дал женщине сил мужественно вынести на протяжение всех последующих лет перипетии судьбы, свалившиеся на нее из-за этой вины. Не оставляй же рабу Твою и сейчас. Укрепи ее, Господи, ибо самое большое несчастье в жизни пришло к ней на склоне лет, дабы еще раз испытать ее сердце горем. Она пережила одного из своих детей.
Перекрестившись на икону Спасителя, Татьяна подошла к изображению Казанской Божьей Матери. Она не была прихожанкой церкви и посещала ее изредка по велению сердца и души. Сейчас сердце и душа требовали попросить у Бога покоя и умиротворения для ее престарелой бабушки, никогда не ведающей этого самого покоя и живущей в тревоге за все человечество.
-Матерь Божья, пошли здоровья и сил бабушке моей, Пелагее Васильевне, матери рода моего и попроси Всевышнего продлить дни ее жизни, ибо как нам жить без нее?
Горячий шепот молитвы сопровождался тихими всхлипами и долгими вздохами. Татьяна понимала, что на все есть Воля Божья и не внучке дано удержать земное существование мужественной восьмидесятисемилетней женщины, чьи глаза от постигшего ее горя вдруг обесцветились, а память превратилась в обрывки воспоминаний…
Глава 9. 2002 год.
-От сердца доброго моего говорю вам: будьте счастливы и здоровы, - провожала Полина приехавших проведать ее дочь Любу и внучку Таню с мужем Николаем. - А я хорошо живу, только долго, устала уже. Наташа ко мне с любовью относится и с жалостью, - и, уже в который раз, повторила свой вопрос : - А ваши дети как там живут?
-Нормально живут, бабушка, работают, учатся, привет тебе передали…- опять ответила ей Таня.
-А-а… хорошо, хорошо, что нормально. А вам, дети мои, от сердца доброго моего говорю: будьте счастливы и здоровы, - и вновь: - А дети ваши как живут?…
Что это? Склероз или бесконечная тревога обо всех?
Второго мая две тысячи второго года исполнилось Полине восемьдесят восемь лет. Возраст ее составили две восьмерки, два символа вселенской бесконечности. И заключили эти цифры в себя и доброту ее сердечную и любовь к людям. Значит, не склероз это старческий. Значит, - это именно она, бесконечная тревога обо всех!
Долгих лет, тебе, добрая Пелагея! Не тревожься. У нас все хорошо. Да и как же иначе, если молишься ты о нас в четыре часа утра. Молишься тогда, когда все еще спят. И поэтому Бог тебя первую слышит.
август 2001 г.- апрель 2002 г.
город Шахты, Ростовской области