В тот день я засиделась в редакции допоздна, чтобы избавиться от возможных любопытных попутчиков домой. Задушевных бесед о неудавшейся свадьбе сторонилась, хотела похоронить свою беду сама. По крайней мере, старалась быть сильной, убеждая себя, что все смогу. Когда же в кабинете «главреда» настенные часы громко пробили одиннадцать, не выдержала. Разревелась. Мне показалось, что это «по мне звонил колокол». Слезы текли рекой, меня трясло, как шамана, исполняющего обряд изгнания дьявола. Я дала волю чувствам, завывая и всхлипывая. Даже не заметила, как оказалась в чьих-то мягких, убаюкивающих объятиях. Кто-то гладил меня по голове и ласково приговаривал:
- Так-то лучше, голубушка, а то весь день, как струна натянутая. Того и гляди, лопнет что-нибудь в душе. Ты поплачь, легче будет. Вижу, как маешься, сердешная. Что ж подруги-то нет? Нехорошо это. Мы в войну вместе рыдали, когда кому-то похоронка приходила. Обнимались и выли. Холодно и голодно было, а душевное тепло согревало. Мы, бабы, за все в ответе, на то нам и слезы дадены. Чтобы душой выстоять.
Я узнала голос бабы Гали, нашей уборщицы.
- Вот, возьми платок, - она сунула мне в руку какую-то тряпицу. – Он столько в себя впитал, что впору памятник ставить. Я его у сердца ношу, как валидол. Достаю редко. Вот в таких случаях. Только вернешь. Негоже свое горе с собой носить. Я выстираю и в храм с ним схожу. Отмолю.
Мы помолчали. Платок был стар и затерт до дыр, но пригодился.
- Твое горе, девонька, еще полгоря, - тихо произнесла она, беря обратно свой платок. – Вот послушай, какая у меня история с замужеством была. Было мне тогда семнадцать годков. Мы с родителями жили в Краснодаре.
Познакомилась я с парнем. Красавец. Казак. Влюбилась в него просто страсть. Через месяц решили мы пожениться. Тогда порядки были строгие в семьях, не то, что сейчас. Уговорил он меня поехать к нему в станицу на смотрины. Так положено – сначала в дом к жениху. Иначе никак нельзя.
Я так испугалась, что всю дорогу до дома, где родители его жили, была ни жива, ни мертва. А как в хату зашли и за стол сели, тут у меня вообще туман перед глазами. А там казачья семья в два десятка душ. Все на меня уставились, спрашивают что-то, а мне самое время в обморок свалиться. Глазки прячу, смущаюсь всего, боюсь, что не так сделать. Как закончилась эта пытка, не помню. Только жених проводил меня домой и сказал, что в следующую субботу они к нам придут. Знакомиться. Как я со своими родителями да двумя старшими братьями объяснялась, то отдельная песня.
В следующую субботу собралась у нас дома вся родня. Тоже казаки, только городские уже. Столы поставили так, что из комнаты в комнату зигзагом стоят. Наготовили по-нашему. С утра ждём, а сватов все нет и нет. Мужики к самогонке тянутся, а жёны их отгоняют. Они с расстройства дымят, что паровозы. А у меня и без того от волнения туман в голове. Вдруг звонок. Бегу открывать. Ведь никто кроме меня родителей жениха не знает. Смотрю, стоит здоровенный мужик. Уже навеселе. Вроде бы похож. Такой же чернявый, морда красная, усища. Я его спрашиваю:
- Григорий Степанович?
Он хмыкнул, и говорит: – Да, дочка.
Ну, тут его наши под руки подхватили, и к столу. Все ж заждались. И, как полагается, за встречу, за знакомство, за молодых. Степаныч, поддерживает. Все навалились выпивать и закусывать, обо мне и не вспоминают. Только потом кто-то гостя спрашивает, что ж один-то пришёл. Он возмутился, как один, там два кума на скамеечке сидят. Только они стесняются ваших городских порядков.
Через минуту двое молодых казаков уже были за столом подле Степаныча, и все пили за крепкие родственные связи и молодую семью. Я сижу с краешку и помалкиваю. Не положено невесте слово молвить. В разгар веселья кто-то спрашивает:
– А где жених-то?
Те ничего сразу не ответили. Молчат. Они ещё до прихода к нам были выпивши, а за столом посидели, на всё согласны. Переглянулись эти казаки, стаканы подняли и как гаркнут:
– За Галю!
Все на меня обернулись, а я от страха голос потеряла. Дрожу вся. Тут звонок в дверь. Уж кто там гостей встречал, я не знаю. Входит мой жених со своими родителями…
Я сразу вспомнила. Отец-то Григорий Сидорович! Не Степанович. Как я могла отчество перепутать, да и усы у этого другие. А что исправить-то? Тут и началось. Обиды, оскорбления. Никто никого слушать не хочет. Кто поверит, что эти казаки из другой станицы в город на свадьбу приехали. Заплутали по дороге, да выпили для просветления ума.
Когда разборка началась, обо мне вообще не вспоминали. Кому какое дело, что у семнадцатилетней девчушки ноги со страха подкосились, не то, что в лицо всех запомнить. Драки не было, но все уходили, хлопнув дверью.
Отец хотел выпороть меня, но мать отстояла. Зато посуды побили тогда богато. Так и не состоялось моё первое сватовство. Уж как я переживала. Объясниться с женихом хотела, а он отвернулся от меня. И всё тут. Это я сейчас думаю, что и к лучшему всё так сложилась, а тогда жить не хотелось. Любила я его.
Баба Галя посмотрела на меня и грустно улыбнулась.
- Вот, солнышко моё, что ни случается, всё к лучшему.
- Да, уж, - улыбнулась я сквозь слезы. - Простите, что заставила вспомнить прошлое. У всех свои проблемы, а я тут…
- Так ведь я к тому это рассказала, чтобы ты поняла. Коли встретится мужчина, который сможет поверить и понять тебя. Без оглядки. Без доказательств каких-то. Одному твоему слову верить будет. За того и выходи замуж. А будет по пустякам придираться, намаешься ты с таким. Отпусти с Богом и не поминай лихом. Вот тебе и весь сказ от бабы Гали.
из цикла "неизданное"