Третья ходка Семанина Сергея

1. Червенко

Древний автобус, лязгая сочленениями и громко стуча движком, затормозил и остановился. С шумом распахнулись двери и на разбитый асфальт сошли несколько пассажиров. Коренастый мужчина в чёрной робе сделал несколько шагов и замер. Короткие светлые волосы, настороженный взгляд. Оттягивающий плечо баул опустил на землю, а вещмешок остался в руках. Огляделся, пытаясь сориентироваться в незнакомом месте.

Провинциальный городок выглядел ровно так, насколько позволял статус промышленного захолустья центральной России: старые двухэтажные дома с пыльными занавесками, традиционной геранью, да фикусами в оконных проёмах. Чахлые деревца, пропитавшиеся выбросами от дымящих на границе с городом доменных печей, вяло демонстрировали пожухлую листву. Снующие там и сям куры добавляли колорит в беспечную обстановку июльского полдня 1979 года. Где-то во дворе купеческого вида деревянного дома, затёртого между двумя кирпичными бараками, прокричал петух, затем залилась собака, которую тут же подхватили собратья. Автобус уехал, обдав на прощанье облаком выхлопных газов странно одетого человека в кожаных тапках. Потревоженный маршруткой покой быстро восстановился. На смену лаю вернулось, кудахтанье домашней птицы, чириканье воробьёв, да отголоски человеческой речи.

– Извините, вы куревом не богаты?

Рядом с обладателем чёрной робы остановился местный житель.

Семанин достал пачку "Примы", протянул незнакомцу.

– Огонь имеется?

– Имеется.

- Спасибо. От хозяина?

Семанин кивнул. Не далее, как полчаса назад, он получал документы в спецчасти учреждения УБ 14/5. Помимо паспорта и справки об освобождении, карман чуть распирало от пачки червонцев. Стал осуждённый на путь исправления или нет – не суть важно. Коли честно горбатился, система труд оплатит, не забыв удержать половину от заработка. Увозить в новую жизнь несколько сотен рублей лучше, чем "гнуть пальцы" без шиша за душой. Об этом и многом другом успел передумать бывший урка, а ныне вольный гражданин Семанин Сергей Иванович, 1951 года рождения, осуждённый и отбывший пятилетку по статье 104 УК РСФСР.

Закурили. Неизвестный выглядел чуть моложе Сёмы, крепок в плечах, черноволосый, взгляд жёсткий и чем-то напомнил Сергею оставшегося досиживать свой срок Апостола.

– Меня зовут Марат, Марат Червенко. Подсказать чего?

– Сергей Семанин, просто Сёма. Будем знакомы. У меня пока одна проблема, братишка. Переодеться, да перекусить. Ещё, подсуетиться с билетом, дома ждут.

Мужчины обменялись рукопожатием. Сёме парень понравился: не блатует, не подделывается под сидельца, вежлив. Говорит конкретно и чётко.

– У нас в Рубцовске, "комок" в двух шагах. Обычно, кто откинулся туда идут, ну, это если сменки нет. Показать?

– Давай, проводи, коль не в тягость.

Новые приятели зашагали в сторону магазина, непринуждённо беседуя, словно знали друг друга много лет. В комиссионном Сёма подобрал себе брюки, рубашку, летние туфли и капроновую куртку. Тут же, в примерочной влез в обновки, посмотрелся в зеркало и остался доволен. Зековские обноски свернул в бесформенный ком и выбросил в первую попавшуюся урну. На выходе его ждал любитель халявных сигарет.

– Ну, как? Нормалёк?

– Теперь другое дело, а то, как белая ворона. Впрочем, мы привыкли. Население смешанное, много бывших. Четыре зоны, а рабочие руки на литейке нужны. – Марат усмехнулся и попросил ещё сигарету. – Благодарствую, у вас ведь спасибо не принято говорить?

– Я не блатной. Отмотал своё и хочу вернуться к нормальной жизни. Вот, что Марат, где у вас тут вокзал? Надо решить вопрос с билетом и пожрать заодно. Ресторан при вокзале имеется?

Вокзал оказался рядом, на предъявленное направление для постановки на учёт, в кассе предложили плацкарт, транзитом через Москву, но Семанин договорился и доплатил за купе. Теперь ничто не мешало подкрепиться и ближе узнать нового знакомца. Марат ждал на привокзальной площади. Ломаться не стал и на предложение составить компанию, легко согласился. За столиком в станционном общепите, громко именуемом рестораном "Экспресс", сделали заказ. Официантка неспешно сервировала стол, вынесла водку, а к ней столичный салат. Семанин отметил краем глаза знакомых зеков, освобождавшихся вместе с ним сегодня утром. Но к ним не подался: там свои посиделки, здесь свои.

После первой рюмки и забытого вкуса салата, Семанин расслабился – всё-таки праздник. Не каждый день резко меняешь образ жизни. Страшный, уже привычный мир бесчисленных проверок, тотального контроля и тяжёлого рабочего графика остался в прошлом. Больше не давит напряжённое состояние, когда требуется существовать в рамках исправительно-трудового кодекса и чтить неписаные законы социума блатного неравенства. Зато теперь испытываешь безмятежное состояние покоя, чуть подстёгнутое робким любопытством перед будущими испытаниями в мире вольных отношений. А свобода такая прекрасная и желанная, наконец, окружает тебя.

Звякнули рюмки, обычный ритуал повседневного застолья, но имеющего особый смысл для простого питерского парня на совести которого три загубленных жизни. Всё давно поблекло в памяти. Пароксизмы ярости и душащий адреналин потеряли жуткую новизну, страшный груз не терзает сознание невозвратной исполненности. Палец не жжёт спусковой крючок самопала после выстрела в беспредельщика Клеща. Не вернёшь того гопника, что развязал драку возле "Политеха" в стылую декабрьскую ночь. Не тормознёшь никчёмного малолетку, покусившегося на жизнь Семанина, но в силу обстоятельств отдавшего свою.

Собеседник что-то спросил. Семанин отвлёкся от своих мыслей, бросил вопросительный взгляд на Червенко:

– Я спросил, а куда возвращаешься, если не секрет?

– В Ленинград, там родился и жил, пока не забросило к вам в Азию.

– В Азию? Ну, да мы ведь за Уралом, как-то не думал об этом. А я местный, в прошлом году после армии, поступал в Барнаульский институт на юрфак, да срезался на русском языке. Вот собираюсь к вам, в Питер, подавать документы в университет. Как думаешь?

– Так и поступай, что мешает? Слушай, ты явно моложе меня, а выглядишь ровесником?

– Это работа такая, – и пояснил, – старит доменное производство, деньги хорошие, но здоровье отнимает. Я литейку уже в семнадцать на себя примерял, чад, жара. Через год чуть не залетел на малолетку, спасибо коллектив отстоял. Мужики говорили, без тебя итак пришлых с зоны хватает. В армию призвался на год позже. Скоро двадцать два стукнет. Вот учиться собрался.

– Литейка – знакомая картина. А я двадцать восьмой годок разменял, когда-то полтора курса в политехническом отучился. Получается, я бывший студент, ты – будущий. А чего натворил-то?

– Да, так побакланил. Я о твоих подвигах не спрашиваю…

– Ладно, проехали. Надобно это дело промочить.

Улыбнулись, налили ещё по одной. Стало совсем хорошо. Под добрую закуску алкоголь мягко обволакивал, стимулируя эйфорию нового статуса. Совсем не та водка, что покупали в зоне у вольняшек и пили украдкой после отбоя. Тут и вкус особый и ритуал действа без оглядки на вертухаев. Знакомцы расслабились, много говорили. Сёма всё больше расспрашивал про порядки на воле, изменения в быту за последние годы, поглядывал на редких в это время особ женского пола. Под ресторанную закуску алкоголь действовал медленно, но Семанину с непривычки и этого хватало. Он решительно пресёк попытку Червенко в очередной раз наполнить рюмки:

– Мне хватит, Марат. Вечером на поезд, там и продолжу банкет. Проводи до почтамта, попробую дозвониться в Питер.

Рассчитавшись за столик, мужчины двинулись в зал ожидания. Семанин разменял рубль в кассе и за пятнадцать копеек запер увесистый багаж в автоматическую камеру хранения. Времени до отхода поезда достаточно, не спеша дошли до отделения связи. Семанин заказал усталой, задёрганной телеграфистке разговор с Ленинградом. Соединили достаточно быстро, далёкий женский голос, в котором чувствовалось возбуждение от самого факта звонка по межгороду, поведал, что Димочки сейчас нет дома, он придёт поздно, неведомая собеседница поинтересовалась от кого звонок и что передать. Отвечать не стал, повесил трубку и вышел из кабины.

– Не повезло, Пыжика нет на месте.

– А это кто? Имя непривычное или погоняло?

– Пыжик – прозвище, погоняло за решёткой. А вообще-то мой друг детства, Димка Сайко. Послушай, Марат, я тебя не задерживаю? Решаю свои проблемы, а у тебя может дела какие?

– Да, нет, Сёма! Или гонишь? Зубрить политэкономию, конституцию и гражданское право, сил больше нет. Надо, конечно, но сегодня сделаю перерыв – у нас тут новых людей почти не встретишь, тем более из Ленинграда. Не забыл, я собираюсь к вам в город, подавать документы в университет. Общаться с тобой не в тягость, да и потом может пригодиться, так?

– При таком раскладе – так. Приедешь, встретимся, чем смогу помогу.

Оба тогда не знали, да и предположить не могли, как в будущем пересекутся их пути дорожки. Как через полгода студент юрфака будет коротать время у нового приятеля и, как в лихие девяностые, судьба вновь сведёт вместе старшего оперуполномоченного майора Червенко с криминальным авторитетом Семаниным по кличке Сёма.

Вечером знакомцы обменялись адресами и крепко пожали друг другу руки. Одновременно с Семаниным в вагон грузились сидельцы, выпущенные на свободу вместе Сергеем. Махнув рукой на прощание, Сёма поднялся и прошёл в своё купе. Поздоровался с пёстрой компанией из мужчины и женщины с двумя детьми. Залез на верхнюю полку, сунул громоздкий баул под голову, предварительно достав из него потрёпанную тетрадь. Сюда он записывал понравившиеся строчки, афоризмы, стихи известных поэтов, да свои собственные по соседству. Открыл захватанные страницы и задумался. Сколько раз представлял этот день, сколько всего передумано, да выстрадано. Три загубленных души, а сам вот молодой ещё и новая жизнь впереди. И как дальше существовать, как носить клеймо зека, как строить отношения с родителями, друзьями, знакомыми. Сёма про себя усмехнулся – заученно красиво осмыслил светлые постулаты ставшего на путь исправления гражданина.

За вопросами, и это сам чувствовал, стояло не раскаяние от содеянного, а страх перед неизвестностью. Это постоянное недомогание, возникающее у здравомыслящего человека, сделавшего выбор в пользу существования в рамках закона, не впитавшего разрушительные тюремные традиции, не склонившегося к блатной романтике с её правилами. Тем не менее, неискоренимым шлаком откладывается в подкорке лагерная лексика, а с ней устойчивая форма ненависти к беспредельщикам, стукачам, пидорам и прочим человеческим отходам. Отсюда звериная готовность постоять за себя, отторжение любой несправедливости, которую если не исправить словом, следует решать мордобоем. Как после этого реанимировать в себе общечеловеческие ценности, например, любовь, жалость, сострадание, разбудить бескорыстное желание протянуть руку помощи после пятилетнего срока, как? Глаза скользнули по четверостишиям:

Разберусь в событиях минувших,
Оторву листок календаря,
На исходе ночь и день грядущий
Станет испытанием для меня

Что вчера казалось очень важным
Безвозвратно унесётся прочь,
Я умею объясниться с каждым,
Но не каждый может мне помочь

Я теперь духовно стал богаче
От того, что многое стерпел
Посмотрю на этот мир иначе
И возьму, что раньше не успел

Эти строчки он сочинил год назад и надо сказать, уловил нынешний настрой. Ну, да ладно! Жизнь всё расставит по своим местам. Пора перекусить, сказывается режим, в это время на зоне осуждённые энергично шагали в столовую – "харчевню". А после ужина казённый хавчик дополняли продуктами с выписки: чифирком, да белым хлебом, густо сдобренным маргарином и повидлом. Бывший зек энергично скинулся с полки и неловко наступил на ногу соседу с нижнего места.

– Виноват, гражданин, не повредил?

Крепкий мужчина около сорока лет, одетый в майку и треники, негодующе бросил:

– Можно и поосторожней, "гражданин"! Куришь? Пойдём, подымим.

Сёма напрягся, – неужто разбираться из-за пустяка. Услужливо отодвинул дверь купе и пропустил соседа вперёд. Тот словно прочитал мысли:

– Да не переживай, на дуэль не вызову. Давай лучше знакомиться. Я Лихачёв, зовут Максим.

– Сергей.

– Ехать долго, по пустяком ссориться – себе дороже. Куда путь держишь?

– В Питер, домой.

– А в Рубцовске, стало быть, в командировке находился?

– Вроде того. А ты куда? Семья твоя?

Вопрос относился к даме с двумя детьми, разделявшей замкнутое пространство четырехместного купе. Детишки вели себя, как и положено шумно, интереса к взрослым не проявляли, занятые своими играми и радуясь новым впечатлениям. Женщина покрикивала на шалунов, бросая взгляды на мужиков, в глубине души переживая, что железнодорожный фарт не дал ей в попутчики, такую же как и она среднестатическую домохозяйку с которой почесать языком в радость.

– Нет, мои в Питере, земляк. Я тоже командировочный. – Максим достал сигареты и дал прикурить, – коротаю время от Алма-Аты. Сперва три дамы ехали, затем эта гражданка с детьми, скучно без мужиков. Вот, наконец, и ты парень, а то забился наверху, молчишь.

– Мужчины, курить в тамбур! – энергичная проводница оттеснила курильщиков в конец вагона. – Вагон-ресторан, скоро откроется, а пока чайку могу предложить. Желаете?

Они переглянулись.

– Я поесть собирался, вместо чая чего покрепче, как Максим?

– Это дело, сейчас переоденусь и можно прогуляться. Сказать по правде детишки утомили.

Путь пролегал через несколько вагонов, из раскрытой двери одного купе раздавалась знакомая песня. Семанин притормозил, шумная компания распевала популярный шлягер "Шизгара"*. Когда подошли к вагону-ресторану, у заветной двери собралась очередь желающих скоротать долгую дорогу за одним из лучших занятий в предложенных обстоятельствах – вкусной едой под выпивку и разговором. Раскачивающийся в такт колёс общепит напомнил Семанину тюрьму на колёсах, прозванную спецконтингентом "столыпинским вагоном". Давно это было: конвой, отрывистые команды, сухой паёк.

 * хит голландской рок–группы Shocking Blue – Venus

2. Под стук вагонных колес

Внушительная толпа, собравшаяся из-за планового перекрытия ресторана, ринулась занимать столики. Стало шумно, весело и комфортно. Семанин с новым знакомым, разделил стол с двумя маловыразительными мужчинами. Сделали заказ: столичный салат, бифштекс с гарниром, триста водки, хлеб, да морс на запивку. Пока коротали время в ожидании официанта, перезнакомились с едоками напротив. Кореша Вован и Паша, по возрасту годков на десять постарше Семанина, аккурат ровесники Максима. Через час, сдобренные едой и выпивкой мужчины оживлённо болтали, словно старинные знакомые. Застолье растянулось во времени, уже сделан дозаказ ядрёной "Столичной", съедено по второй порции салата. Рассказано о себе, о бабах, о работе и интересах, осталось как-то скрасить застолье в хорошей компании, Лихачёв и Семанин уже начали шарить глазами, отыскивая барышень в прокуренном ограниченном пространстве ресторана.

Но гостеприимные кореша подкинули идею получше и пригласили к себе в купе перекинуться в картишки. Никто не возражал, женский пол подождёт. Сытые, поддатые мужики шумной гурьбой потянулись в конец состава. В купе пусто, на недоумённый вопрос, Паша объяснил, что семейная пара сошла в Рубцовске и пока друзья едут одни. Сперва перекинулись в подкидного дурака, а дальше, как и следовало ожидать, поступило предложение сыграть по серьёзному. "Секу" знали все, оговорили ставку, потолок, выбрали "шаху" и понеслось...

Семанину повезло после десятой сдачи. На руках оказались туз, король и джокер – шестёрка пик. До того игра шла с переменным успехом. Но сейчас пришло время сорвать банк. Окинул нетрезвым взглядом играющих: Лихачёв весь в игре, Вован с Пашей сосредоточенно сопят и косятся на раскрасневшегося крепыша. В банке около ста рублей, но никто не спешит сбросить карты. Тут Семанин кинул на стол четвертной и объявил:

– Прошёлся и четвертак в гору!

Игроки замерли. Двадцать пять рублей – оговорённый максимум ставки. Кроме рублей и трёшек на стандартном купейном столике, привлекая взгляд, ершились синие пятёрки и красные червонцы. Перебить такой расклад, уже никто не мог. Лихачёв досадливо сбросил карты, его примеру последовал Паша.

– Володя, твоё слово.

– А была не была! Раскрываемся.

Он бросил азартно свой четвертак и повернул карты рубашкой вниз. Открылась мини картинная галерея из королей, но тут же потеряла свой лоск и привлекательность после предъявленной семанинской троицы.

– Бито! – радостно выдохнул Семанин.

Сгрёб кучку банкнот аккуратно сложил и пересчитал. Краем глаза перехватил короткий, как вспышка зрительный посыл от Паши к напарнику. В голове зажглась сигнальная лампочка – особым звериным чувством обретённым на зоне, почувствовал опасность. Алкоголь отступил, на первое место вышло знакомое состояние готовности к отражению внешней агрессии. Вспомнил рассказы пройдохи Фимы, карточного шулера. Катала со смехом хвастался, как в поезде Одесса - Москва нагрел местных барыг на немалые деньги.

– Приколись Сёма, лохи поняли, что их разводят, а предъявить ничего не могут. Как ни крутили и "стиры" (карты) меняли и "ёрша" (шулерские приёмы) примеряли, крап искали, всё мимо. Меня с детства "подымал" (обучал) знаменитый катала  дядя Ашот Кантария.

Игра продолжилась. Подозрительный Семанин стал осторожен, выигрывал по мелочи, а когда пришло тридцать очков, зарыл карты поскольку понимал, что на этот раз снять куш не удастся. Когда же поступило предложение слетать за пузырём водочки, решительно отказался и объявил, что устал и возвращается в купе.

– Земляк, ты как идёшь или остаёшься?

Максим, проигравший не меньше ста рублей, решительно воспротивился.

– Не, ещё поборюсь, может и отыграюсь.

– Как знаешь, последние деньги не оставь. Я пошёл, спасибо за компанию.

Азартный дуэт, бросив недобрый взгляд, вежливо кивнул.

В купе все спали. Осторожно, стараясь не разбудить даму с отпрысками, залез на полку и через несколько минут заснул. Проснулся когда кто-то потряс за плечо. Возбуждённый и поддатый сосед с нижней полки, шёпотом попросил выйти в коридор. Недовольный Сема, уже догадываясь о причине беспокойства вышел вслед за Максимом в тамбур.

– Сергей, извини, тут такое дело...

– Можешь не продолжать. Денег не дам и возвращаться не советую. Я так понимаю, что наши знакомцы обыкновенные жулики – карточные каталы. Проигранного не вернуть, а вернёшься обдерут до липки.

– Да подожди ты, не ерепенься. Я же людям обещал, неловко нарушать слово. А то что жулики, ты не прав, простые работяги и я у них выигрывал. Слушай я в НИИ инженером, рационализаторское предложение своё внедрял, премию дали. У меня этих предложений куча, мне платят хорошо. Дай четвертак в долг, приедем в Питер верну, честное слово.

– Максим, да с какого перепугу я тебе помогать должен? Мы знакомы-то несколько часов. Я же предложил закругляться, нутром почуял – нас разводят. Погоняли в картишки, подняли настроение, азарт, адреналин и всё такое. Но за удовольствие надо платить. Считай, что прокутил деньги с ****ями. Забудь и ложись спать, мало ли что обещал...

– Сергей! Я почти всё проиграл, лишь в паспорте червонец, остался должен два рубля, они поверили на слово. И что теперь?

– Вернуть можно одним способом, отнять силой. А для этого подловить их на жульничестве. Если такой смелый, бери последний червонец и дуй к ним, я тебе не помощник.

– И пойду!

Максим отодвинул дверь, достал пиджак и стал рыться по карманам. Семанин с грустью наблюдал за несчастным командировочным. Сколько подобных обиженных, глупых работяг, попавших в силу обстоятельств за решётку, он встречал за свой срок. Вот ещё один, рвётся найти на свою задницу приключений. Случись драка, скандал. Бригадир поезда передаст диспетчеру, на первой остановке придут менты, проверят документы, увидят его справку и снимут с поезда.

– Ладно, Максим. Я схожу с тобой и отдам мазурикам твой должок, два рубля говоришь? Но потом возвращаемся и забываем. Лады?

Земляк с пьяной решительностью ответил:

– Лады, Серёга, ты настоящий друг.

Двинулись в обратный путь, шатаясь от толчков вагона. В злополучном купе, почему-то сидело трое, на столе карты, початая бутылка, стаканы и какая-то закуска.


– О и приятеля привёл! – воскликнул Вован. Так у нас тёплая компашка, раскидаем на троих.


Третий молча смотрел на Семанина и у того возникло чувство, что он давно знаком с человеком в хорошем костюме, пёстрой рубашке с воротом навыпуск. Небритое лицо с характерными волевыми складками у рта, пронзительные глаза, цвет которых не разглядеть в свете плафона. Он держал в длинных пальцах зажжённую сигарету, на безымянном просматривался выколотый перстень.


– Сёма, ты? Давно откинулся?


Вован с напарником и Максим удивлённо уставились на недавнего игрока, сорвавшего куш и ловко избежавшего финансового поражения. Семанин вглядывался в человека и наконец вспомнил тесную камеру в Крестах. Несколько месяцев до суда в компании бывалых зеков. Знакомство с главным по камере – Апостолом, а в миру Набоковым Петром Сергеевичем и его присным Артёмом Удальцовым по кличке Жгут. Кажется статья у него родственная, что и у Сёмы, за убийство. Долгие беседы за жизнь и печальный опыт сблизил сидельцев. Объединял троих ум, нахрапистось, жестокость, умение постоять за себя и честолюбие, другими словами достоинства лидера, так необходимые в непростых условия заключения.   


– Жгут! Я только от "хозяина" (начальник колонии). Вчера утром вернули ксиву и справку об освобождении. Возвращаюсь в родной Питер. Это мой кореш, Макс. Сам-то каким лихом нарисовался?


Жгут поднялся, обнял Семанина, похлопал по плечам. Вместо ответа задал новый вопрос:


– Апостола не встречал?


– Ещё как встречал. Мы с ним в одной зоне чалились на усилке. Он в авторитете. Я по звонку, ему ещё пару годков тянуть. Подрезали его сильно, слышал?


Жгут кивнул. Затем повернулся к Лихачёву.


– Прости мил человек, мы Серегой давно не виделись, поговорить надо о многом. Если в картишки перекинуться, то давай завтра. Ты иди, а мы тут покалякаем, былое вспомним.


Максим оказался не готов к такому повороту, он растерялся и промямлил:


– Да я собственно ничего, вернуть ребятам два рубля, задолжал за игру и...


– Так вы метали? А я решил, что собрались на огонёк перекинуться, – Жгут удивлённо повернулся к Семанину, затем к Вовану и Паше. Те закивали, и как показалось Семанину, злорадно усмехнулись.


– Ну, да, размялись в "Три листика", – Семанин усмехнулся, – оставили деньжат. За себя промолчу – так мелочь, а земляк всё слил твоим знакомцам.


– Понял. Так ты иди, Максим. Лады? – лицо Жгута приняло угрожающий вид.


– Но как же отыграться, – начал Лихачёв, но уже без прежнего задора, – я десятку принёс.


– Иди! – жёстко бросил Семанин. – Я во всём разберусь.


Ледяной взгляд и приказные нотки в голосе убедили командировочного. Он махнул рукой, мол пропади всё пропадом. Вышел и с силой задвинул дверь. Жгут обернулся в сторону катал. Семанин задумчиво покачал головой.


– У моего друга семья, они ждут денег. Я не вор и понятия у меня общечеловеческие: развели Макса на деньги, мухлевали, надо сделать исключение и отдать что забрали. Я воевать с вами не собираюсь, а прошу по доброму.


– Значится так, хлопцы! Хрусты моему корифану вернуть и обходить его стороной. Вопросы есть?


– Жгут, это не по понятиям, нельзя вписываться за фраера, – но тут же осёкся.


– Сёма для меня – человек! Для вас "испорченный пассажир" (игрок, знающий шулерские приёмы и не поддающийся на уловки), коли раскусил, значит вы ещё лохи необкатанные. На бакланах отобьётесь. Всё! Я сказал – вы исполнили!


Мрачные каталы отсчитали деньги и протянули Семанину. Жгут повернулся к двери и жестом пригласил за собой.


– Пойдём ко мне в купе, поговорим, есть чего вспомнить. – И через плечо бросил обиженным жуликам, – в Новосибирске ждёте следующий состав на Сочи. Начнёте трезвонить по этому случаю, сниму с пробега.


"Ого, – подумал Семанин, – да тут поездная мафия. Куда смотрят органы? А органы смотрят в толстый кошелёк, дербанят по мелочи, а крупняк не трогают". Вслух же произнёс:


– Я так понял, Артём, что ты типа "смотрящего за поездными бригадами"?


– Где-то так, Сёма, пусть у тебя голова не болит по этому вопросу. А вот и пришли.


Опять купе. На них глянуло три пары внимательных глаз. Явно не сторонние попутчики, а коллектив, объединённый общими интересами. Миловидная женщина  на верхней полке, неопределённого возраста, стрельнула глазами и уставилась в книгу, подсвеченную ночником. Напротив заворочался ещё один типаж в грязной майке и характерными наколками. На сидении напряжённо всматривался в окно интеллигентного вида красавчик в очках. Жгут, видимо, являлся старшим, он успокаивающим жестом вернул пассажиров к своим занятиям и они тут же потеряли интерес к гостю. Что-то шепнул красавчику, тот встал и вышел, обдав запахом хорошего одеколона.


Жгут наклонился вытащил из под сидения саквояж откуда извлёк плоскую бутылку с коньяком, покрутил в руках лимон, затем убрал назад.


– Вообще-то лимон жлобство, цитрус имеет резкий вкус, он забивает изысканную гамму коньяка. Хорошую "конину" следует закусывать сладкими фруктами, сыром без запаха или запивать кофе.


Семанин раскрыл рот, насколько неожиданна в данной обстановке возникла сентенция о правильной закуске. Жгут разлил алкоголь в маленькие серебряные стопки, а на закуску нарезал ломтиками яблоко.

– За встречу! – негромко провозгласил "смотрящий поездных бригад". – Твою историю до последней отсидки я отлично помню. Что чалился с Апостолом, не знал, пришло несколько весточек с вашей зоны, но он ни звуком о тебе. Значит Апостолу так надо. Теперь ты здесь, расскажи о житье бытие, как станешь пользоваться свободой, в смысле, что собираешься делать?

Семанин поведал о встрече с Павлом Сергеевичем Набоковым. Апостол числился старшим нарядчиком, имел свободный выход на промзону. Подтянул Семанина в бригаду слесарей по ремонту станочного парка. Со временем заговорил о побеге и попросил помочь изготовить короб. Сёма в подробности не вдавался, мысленно спрашивая себя, а имеет ли право говорить об этом. Но Артём вроде как друг Апостола. Затем обстоятельства сложились не пользу рискованного мероприятия. На глазах Семанина, во время развода, старшего нарядчика тяжело ранил один придурок – свёл счёты за невинное на воле, но неприемлемое на зоне оскорбление, когда Апостол обозвал того козлом. Раненного отравили в областную "больничку". После поправки Набоков вернулся на зону, разговоры о побеге запретил. "Забудь этот косяк, чуть не затащил тебя в блудняк (подставил)".


– Жгут, а ты знал, что Апостол учился на филологическом в Питере?


Лицо бывалого зека просветлело, губы растянулись в улыбке.


– Ещё бы, ведь вместе поступали, были по молодости идеалистами, верили советской власти, но хотели повернуть счастье в свою сторону, да обломилось.


– Из универа знаешь про нужную закусь к коньяку? – усмехнулся Сёма.


– Нет, много читаю.


Оба тихо засмеялись. За разговорами просидели до самого утра. Семанин заторопился к себе в купе, как бы расстроенный земляк не наделал глупостей. Протянул руку.


– Прощай, Жгут! В Москве пересадка, а там в родной Питер.


– Как это прощай? Ещё увидимся, мы до столицы едем, времени навалом.


Опасения Семанина оказались напрасны, несостоявшийся игрок Максим Лихачёв спал без задних ног. Сёма толкнул нового товарища и протянул ему потрёпанную пачку банкнот.


– Держи, азартный командировочный.


Невыспавшийся, с больной головой и не до конца протрезвевший игрок, при виде денег обрадованно вскинулся.


– Как это, как?!


– А так, мальчикам стало стыдно.

 
3. Здравствуй любимый город


– Сына, зьишь бутербродик с икоркой. Ай вкусно и для здоровья полезно.


– Не хОчу, мамо, набридло.


Женщина перехватила взгляд Семанина, грустно улыбнулась и скороговоркой, боясь что-то упустить заговорила:


– Вот, ездили к сестре во Владик, ну, Владивосток то есть. Я им с Украины сальца, а Ксанка закормила нас икрой и в дорогу надарили. Муж ейный в рыболоводческой артели. Мой-то сгинул, вот и маюсь с двумя детками. Теперь до дому, к родителям. А вы, молодой человек, куды путь держите?


Он поймал себя на мысли, что попутчица напоминает маму. Правда у преподавателя русского языка Марии Матвеевны Семаниной чистый язык, зато похожие серые глаза в паутинке морщин и вечная глубоко спрятанная усталость от гнёта обязанностей. А ещё тепло, исходящее при упоминании о детях. Раньше Сёме некогда разбираться в подобных тонкостях, а вот сейчас подумалось. Он посмотрел на капризного ребёнка, уставшего от обилия красной икры и тут же вспомнил, как проносил тайком из зоновской столовой куски чёрного хлеба "черняги". Как сидя на шконке мазал ржаные ломти маргарином и жадно кусал в прихлёб с горьким чифиром. Жрать хотелось всегда.

– В Ленинград, – коротко отчитался перед незнакомкой. После последовавшей паузы, не дождавшись подробностей, попутчица обиженно поджала губы и сосредоточилось на кормлении чада.

А Семанин заново проматывал долгие разговоры со Жгутом о вольной жизни, своём месте в ней, зоновских порядках, эпизодами из прошлого и планах на будущее. Чуть коснулись роли Жгута в отношении Вована и Паши. Насколько понял Сёма, криминальный бизнес поставлен на коммерческие рельсы. Смотрящий курировал несколько бригад карточных катал с различных маршрутов необъятной Родины. Собирал куш, занимался охраной и подстраховкой, определял маршруты, подбирал людей. В свою очередь заносил долю в воровской общак, поддерживал связь с прикормленными ментами из линейного отделения нескольких железнодорожных направлений. Устранял проблемы с конкурентами, решал вопросы на своём уровне.

Не бизнес, а загляденье, с той разницей, что подобный профсоюз нигде не зарегистрирован и естественно не платит налоги. Члены ходят под распространённой статьёй уголовного кодекса №147. Статья ёмкая и гласила: "мошенничество, совершенное в крупных размерах, или организованной группой, или особо опасным рецидивистом, – наказывается лишением свободы на срок от четырёх до десяти лет с конфискацией имущества". Жгут намекнул на возможность примкнуть в качестве помощника, но Сёма категорически отверг предложение. На том и расстались. Не друзьями и не врагами. Планы Семанина простирались куда дальше и в другом направлении.

Мысли прервал стук в дверь – проводница заученным голосом громко оповещала:

– Граждане, прибываем в Москву! Не забываем свои вещи!

Семанин и Лихачёв ступили на горячий асфальт платформы Ярославского вокзала. Столица встретила жарой и шумом мегаполиса. На Комсомольской площади заняли очередь к лотку с мороженным. Сёма отметил про себя, что в транспортном плане вышло удачно: достаточно перейти кишащий транспортом плац и ты на Ленинградском вокзале. В удовольствием облизывая эскимо на палочке, потянулись к своему вокзалу. В кассе оформили транзит. "Красная стрела" отправлялась в Ленинград вечером, впереди целый день. Загрузили вещи в автоматическую камеру хранения, тронулись к выходу и нерешительно остановились взирая на площадь. Сразу бросилось в глаза обилие плакатов и лозунгов – город готовится к Олимпиаде-80. Планы попутчиков разнились: Семанину нужно позвонить домой маме и Пыжику, а Лихачёв решил убить время в Политехническом музее и посмотреть кино. Договорились встретиться в поезде, билеты на это раз оказались в плацкартном вагоне и опять на соседних полках.

Почтамт разыскал быстро. Наменял двадцатикопеечных монет и прошёл в кабину междугороднего телефона. Первый звонок сделал матери. Объяснил возбуждённой родительнице когда приедет и своих планах по трудоустройству.

– Мама, не переживай всё позади. Завтра встретимся и обо всём поговорим. Пока.

Набрал Сайко, заранее переживая, что Дмитрия не будет дома. В этот раз друг сидел дома, словно ждал звонка.

– Здорово Пыжик! Как сам?

Болтать закончили, когда у Семанина иссякли монеты. Безжалостный таксофон оборвал разговор. Успели договориться о встрече, а главное, что Димка по прежнему в теме и это вселяло надежду на интересные проекты. На радостях зашёл ресторан, присел за столик и сделал заказ. Бухать не хотелось, хватило двух дней в компании с Максимом и Жгутом. Вновь нахлынули воспоминания. С Пыжиком он познакомился после неудачной попытки испытать свои художественные способности в кружке рисования дома пионеров имени Калинина. Это случилось когда дитя неразумное начало отбиваться от рук, мать решила занять в надежде отвести от тлетворного влияния улицы. В отличии от Семанина у Сайко задатки имелись. Там, в доме пионеров и сошлись. Инициативный, рукастый да шпанистый крепыш Семанин и интеллигентный, но склонный к аферам простак Пыжик. 

Смешная кличка приклеилась к Сайко, после того как в школьном гардеробе пропала его пыжиковая шапка. Тогда возбуждённый и чуть ли не плачущий пацан громко возмущался: "Пыжик стырили, пыжик". С годами Димка перестал обижаться на прозвище и уже всерьёз потянулся к художественному ремеслу. На момент, когда Семанин загремел под статью за непреднамеренное убийство, Пыжик учился на третьем курсе Мухинского училища. Случись Дмитрию Сайко исповедоваться очень злому следователю, он бы многое рассказал о славных криминальных денёчках начала семидесятых, когда Семанин проходил срочную службу под Ленинградом.

Он ковырял вилкой ромштекс и про себя усмехался превратностям судьбы. Парадокс в том, что примерить лагерный клифт должны оба и вовсе не за смертоубийства, что на совести одного Семанина, а за торговлю боевым оружием. Сколько же пистолетов ТТ вынес из части прапорщик Каштальян. Пройдоха актировал и оформлял под списание боевое железо, патроны, офицерское обмундирование, кожаные портупеи, офицерские планшеты, сапоги. Практически всё уходило через Семанина к Сайко, а затем на гражданку и продавалось не без выгоды к радости алчной криминальной троицы. В письмах на зону, Пыжик намекал, что воришка Каштальян связывался с ним и искал пути реализации. Сколько же прошло времени с тех пор, как прапорщик вытащил из под ремня гимнастёрки газетный свёрток, а в нём ствол плюс две полные обоймы. Ага, вспомнил, конец августа 1972 года, Пыжик тогда с гордым видом приехал на собственном "Москвиче" и увёз криминальный товар в Питер, где ствол купили за 750 рублей. И понеслось...

Рассчитался за обед и посмотрел на часы – до отправления поезда оставалось семь часов. Можно поболтаться по столице. Последний раз приезжал сюда с мамой много лет назад. Из двух поездок в Москву Семанин запомнил, что достаточно пройти какое-то расстояние, как обязательно уткнёшься в станцию метро. Мысли вновь сбились на ближайшее планы. "Попробовать восстановиться в институте нереально, кто возьмёт с двумя судимостями. Значит надо где-то "подвеситься", иначе не слезет участковый, который будет проверять в течении года. А ещё надо отметиться по прибытию, представиться инспектору по надзору, поставить штамп прописке, для чего привлечь маму, чтобы написала заявление. Господи, сколько хлопот. А кому нынче легко?"

С этими размышлениями спустился в метро. Доехал до Охотного Ряда. На улице 25 октября столкнулся со Жгутом.

– Мир тесен. Давно не виделись, – усмехнулся "бригадир", – ты чего здесь?

– Поезд на Питер в семь вечера, вот хочу матери подарок прикупить, в ГУМе дефициты выбрасывают.

– Та же дребедень. Только я на юг, в Сочи. Покурим?

Присесть негде, разговаривали на ногах. Мимо протекала пёстрое море гостей столицы. Никому нет дела до двух мужчин: озирающегося белобрысого мужчину в дешёвой капроновой куртке и щегольского вида человека неопределённого возраста при полном параде: шерстяном костюме, кремовой рубашке с галстуком и неожиданной кепке.

Зашли в ГУМ, у Семанина разбежались глаза. Долго ходили со старым знакомым рассматривая сквозь витрины разномастный товар. Наконец Сёма остановился в трикотажном отделе и собрался было выписать красивую, на его взгляд, кофточку, как его отвлёк неприметный шустрый чернявый гражданин с бегающими глазками пройдохи.

– Ищешь чего, браток? Могу преложить дефицит.

Жгут оттеснил магазинного афериста:

– Иди лесом, парень, у нас другой интерес.

Но Сёма заинтересовался, чутьём уловив в барыге нужного человека.

– Погоди, Жгут. Что можешь преложить? Я ищу подарок для мамы.

– Во, как раз то что нужно, подарочный комплект: складной зонтик, духи "Клема" и пакет с Пугачёвой.

– С Пугачёвой? В смысле?

– Ну да, полиэтилен с портретом певицы, идёт нарасхват. А чё, не знал? Погоди, братишка, а ты случаем не от хозяина?

– Да, с какой целью интересуешься?

– Да не бзди, корифан. Я сам недавно откинулся, пятерик по 154-й. Будешь смотреть?

– Буду, только цену обозначь.

– Тут всё просто и по-божески: зонт "Три слона" – 35, духи родные из Франции – 25, плюс пакет пятерик.

Семанин прикинул итог и согласился:

– Идём спикуль коли чалился, покажешь товар, а я решу.

Продавец попросил подождать, метнулся в толпу и почти сразу вернулся держа в руках модный пакет с улыбающейся примадонной. Отошли в сторону от людского потока, Жгут и Сёма прикрыли продавца. Барыга извлёк бледно розовую коробочку в целлофане, Семанин повертел в руках, понюхал, затем стал раскрывать зонтик и запутался.

– Да не так, – ушлый человечек показал особенности механизма спиц, – что скажешь?

– Пятёрку сбрось, тогда по рукам, сиделелец, лады?

Тут вмешался Жгут:

– Давай и мне комплект, уже скидка на опт. Башляем сто двадцать целковых и по рукам.

Семанин рассчитался за свой комплект, дождался когда барыга вынырнул из толпы.

– Извиняйте, Пугачёва кончилась остался Боярский.

Жгут усмехнулся, отсчитал деньги:

– Ладно, пусть будет Миша. Если фуфло зарядил, найду.

Барыга искренне взвился:

– Какой смысл людей кидать, себе кран перекрывать. Я Печа, меня легко найти. Это не лохов парить в картишки. – и видя, как заиграл скулами Жгут, поправился, – Я что-то не так сказал, извиняйте. Спасибо за покупку, приходите ещё.

Программа покупок выполнена. Довольные Сёма и Жгут двинулись на выход, изредка ловя завистливые взгляды посетителей, сфокусированные на пакетах. В стране повального дефицита, такая удача выпадала не каждый день. Семанин неожиданно спросил:

– А что, этот Печа знаком тебе? Брякнул и тему попал.

– Да, нет, случайность, которую никак не назовёшь закономерностью. У меня тоже вопрос. В поезде не спрашивал, а сейчас интересуюсь: у тебя нет возможности приобрести ствол? Это к теме купли-продажи.

Семанин замедлил шаг.

– Да с чего ты взял?

Жгут потемнел лицом, бросил острый взгляд и сухо ответил:

– Ты чего вопросом кроешь. Не из детского сада прибыл, может людей встречал, связанных с этой темой. Мало ли какие завязки. Так просто: я спросил, ты ответил.

– Извиняй, больно неожиданно. Наведу справки по приезду, пройдусь по старым знакомым. А как с тобой связаться, Жгут?

– С этим просто, черкну тефончик. Спросишь Айгушу – имя не наше, легко запомнишь. Дашь знать, ну не открытым текстом, естественно. По возможности свяжусь с тобой, ты ведь к матери едешь, так? Вот и хорошо, я Питере часто зависаю, тогда и пересечёмся.

Поболтали ещё с полчасики и разбежались. Озадаченный Сёма погрузился в раздумья и включил в себе следака. "Знает или нет? Если вопрос не просто так, а с перспективой? О торговле оружием рассказывал только Апостолу. Но ведь Жгут не ведал, что чалимся вместе? Так то с его слов, что стоит бывалому зеку прогнать мне тюльку, в маляве Апостол мог цинкануть (сообщить), что я приторговывал огнестрелом. В узком кругу такой человечек вроде меня всегда востребован. С одной стороны хорошо, старые связи утеряны, а новые надо искать. Утешает и тот факт, если кто-то из бывших покупателей и спалился, то не выдал. Иначе сидел бы я по совокупности долго долго. Не отпускает прошлое, стучится периодически, вот и звоночек от "справедливого" Жгута, ведь я ему теперь обязан. Я знаю, возвращать выигранные деньги, категорически против правил и "бригадир" это знает, а значит в его поступке имелся резон".

Семанин не заметил, что совершает челночные рейсы по Красной площади, не видя ничего вокруг. Пора отвлечься и потихоньку топать в сторону вокзала. Решил, что  до встречи с другом Сайко, что-то загадывать и планировать не стоит. Время есть, на носу заботы поважней. Стало спокойней и веселее. Несколько часов на свежем воздухе разбудили аппетит. На этот раз перекусил в обычной кафешке булочкой с маком и запил чашкой кофе. До вокзала добрался пешком за час с хвостиком, если не считать захода в книжный магазин и в кафе. По пути крутил головой, отвлекаясь на достопримечательности столицы. После серой зоны, с её сталелитейным производством и провинциального городка Рубцовска, столица покоряла своим размахом и монументальностью. "Мы у себя в Ленинграде, тоже не лыком шиты, и столицей являлись больше двухсот лет", – ехидно проговаривал про себя Семанин.

Вот и площадь трёх вокзалов. Усталый Семанин втащился в массивные двери Ленинградского вокзала и нарвался на патруль. Семанин, доставая документы, не выдержал и досадливо хихикнул, на что менты живо отреагировали:

– Если весело, можно прогуляться в дежурную комнату, у нас там камеры пустуют, глядишь и поезд уйдёт.

– Не обращайте внимания, я законопослушный и твёрдо ставший на путь исправления, а смеюсь оттого, что вспомнил анекдот смешной. Рассказать?

– Валяй, – сразу отмякли менты, скучно им на дежурстве.

– Ввели в РЖД раздельные вагоны для мужчин и женщин. Входит мужик в купе, а там другие три мужика сидят. "Не понял!" – удивляется мужик. "Что, тоже в женское купе билет брал?" – ухмыляются трое.

Когда милиционеры отсмеялись, то милостиво махнули рукой, мой езжай в свой Питер, Семанин бросил недобрый взгляд: "и вам не хворать".

В этот момент подбежал запыхавшийся Сайко, от него чувствительно попахивало алкоголем, не иначе похмелился после вчерашнего.

– Чего это они?

– Чего, чего – службу несут. Чуйка у ментов на антисоциальный элемент. Я им анекдот рассказал.

Проснулся голос диспетчера, объявляющего посадку на поезд Москва - Ленинград. Приятели бодро зашагали к автоматическим камерам хранения. Максим извлёк свою поклажу, а Семанин тяжёлый баул и вещмешок.

– Всё хотел спросить тебя, Сергей, что там у тебя такого в бауле, уж не чушки железные на память о заводе, – хохотнул своей шутке и подхватил командировочный чемоданчик.

– Не поверишь, журналы. У нас там из развлечений телевизор да периодика, выписывай что хочешь, лишь бы деньги не кончались на лицевом счёте. Вот и откладывал впрок. Не думал, что такой увесистый получится багаж. Зато новые повести и романы в толстых журналах. Выбрасывать жалко, вот и тащу домой. И маме интересно, она у меня учитель русского языка в средней школе. Вот такие дела, – добавил, глядя на удивлённое лицо напарника.

Состав тронулся. Сергей развернул пакет с презентом и похвастался Лихачёв, коротко рассказав о местном "бизнесмене". Рано утром в вагоне началась привычная суета перед прибытием в точку назначения. Вагоны медленно втягивались в пространство между платформами Московского вокзала. У Семанина внутри дрогнуло, он увидел растерянную мать и стал отчаянно жестикулировать. Мария Матвеевна увидала сына и радостно замахала в ответ. Путешествие длиной в пять лет закончилось. Здравствуй любимый город!

4. Дела насущные

В гости к Димке Сайко выбрался спустя два дня. Пыжик проживал всё в той же коммунальной квартире на Тобольской. Друзья обнялись. Хозяин проводил друга в комнату. За стеной отчётливо слышался детский плач и успокаивающий женский голос. Димка словно извиняясь кивнул в сторону шума.

– Алёнка болеет, жена вся на нервах. Ну, рассказывай.

Семанин поглядывая то на Дмитрия, то на зелень за окном, рассказывал о горькой доле советского осуждённого. Изредка, отвлекаясь на очередной стопарик водки и богатую закуску, акцентировал повествование на беспределе администрации и страшных воровских понятиях. Пыжик сочувственно кивал, словно примеряя мысленно тяготы и невзгоды товарища на себя.

– А в поезде, встретил Жгута. Это кент моего сокамерника и хорошего приятеля Апостола, пересекался с ним когда ждал суда в Крестах. Да, да того самого, которого чуть не застрелил в садике Карла Маркса. Так вот, Жгут задал вопрос в лоб: могу ли достать ствол? Как там наша старая тема? Что-нибудь сохранилось?

Тут приоткрылась дверь и в комнату заглянула красивая женщина. Семанин с трудом отвёл глаза – супруга Пыжика произвела впечатление стройными формами, обаятельной внешностью и глубокими синими глазами. Тут же кольнуло далёкими воспоминаниями о своей зазнобе и эпизоде в далёкую декабрьскую ночь, когда размозжил голову хулигану покусившемуся на Галку. После суда ни писем, ни свиданий. Тут и думать нечего: не в ногу отличнице, старосте группы Галине Неверовой, идти с убийцей Семаниным. Хорошо, что студенты не успели узами Гиминея скрепить отношения, а значит без претензий – каждый по себе. Прошла любовь, завяли помидоры. Семанин из писем Пыжика узнал, что Галина выскочила замуж, родила двойню, спрятала диплом в долгий ящик и стала домохозяйкой. Вроде счастлива.

Хозяин представил жену:

– Знакомьтесь, Наташа, а это друг детства Сергей. Я зову его по привычке Сёма, так что не удивляйся, – уточнил Дима. – Серега после командировки, я тебе рассказывал.

Наташа бросила чисто женский оценивающий взгляд на гостя. Улыбнулась, стала ухаживать за мужчинами, подкладывая закуску, ушла и вернулась с большой тарелкой жаренной картошки. Поболтали ни о чём, Семанин перехватил вопросительный взгляд Димы, мельком брошенный на жену. Та поняла, сослалась на ребёнка и покинула компанию. Повисла тишина, Сайко раздумывал над вопросом. Семанин тоже не торопился продолжить щекотливый разговор об оружии. Вспомнил то жаркое лето 72-го, запыхавшегося Каштальяна и его негодующая реплика, что конспирации ради, пришлось бежать пару километров от территории части. Как нетерпеливо развернул бумагу, подхватил увесистый ТТ и жадно рассматривал клеймо на раме подствольной коробки с годом выпуска. Как очистил обойму от промасленной бумаги и протёр заранее приготовленной ветошью. Как заряжал обойму тускло отсвечивающими патронами. Отвлёк от воспоминаний взволнованный голос Пыжика:

– После твоих воспоминаний, как-то стрёмно начинать. А стволы имеются, спрятал после твоего задержания в семьдесят третьем. Да и наш друг прапорщик вроде жив, здоров, рвётся к финансовому благополучию. Ничто Каштальяна не остановит, кроме наручников или случайной гибели.

– Так что, звонить Жгуту? А цены сейчас какие, не в курсе?

– Да откуда мне знать? Говорю, что те два нереализованных ствола закопал в Сертолово за танкодромом. Желания проверить сохранность не возникало – лежат и лежат, так спокойней. Продажей ты занимался, а покупатели, после твоего ареста, испарились. Пока на воле – был нужен, а так...

Вновь замолчали. Слышно, как за стеной успокаивающий голос Наташи наговаривал что-то ласковое, доброе малышке Алёнке. Семанина в который раз кольнуло – сам-то до сих пор без подруги. Вон Апостол и тот нашёл заочницу, ему предлагал даму сердца по переписке, да неинтересно всё это, искусственно и фальшиво. И тут же успокоил себя: двадцать восемь – не возраст, стану на ноги, а там как Бог даст.

– Ладно, к этому ещё вернёмся. Мне в первую очередь свои дела утрясти: восстановить прописку, заменить паспорт, а главное трудоустроится. У тебя нет вариантов?

Сайко оживился:

– А вот тут могу помочь. У меня в хороших знакомых инженер из нашей жилконторы. Я искал помещение под мастерскую поближе к дому, ну ты знаешь я ведь после Мухи (высшее художественно-промышленное училище имени В. И. Мухиной. Прим. Автора). Мастерская нужна для подработки, вот Коля мне и говорит, помещение организую, но для этого надо устроиться на работу в жилконтору, оформлю техником. Требуется иногда писать объявления, где-то помочь с оформлением и всякая мелочёвка. Увольняться из НИИ, где я сейчас работаю, мне без надобности. А вот тебя пристроить могу. Николай Фёдорович мужик правильный, лет на пять старше нас. Он по молодости тоже тянул срок и тебя примет. Я ему по мелочи достаю дефициты, барахло всякое, курево, жвачку. Хочешь ему прямо сейчас позвоню и на месте всё решим?

Сайко загорелся идеей, Семанину тоже понравилась перспектива решить так просто вопрос с работой. Согласно кивнул и потянулся за сигаретой.

– Потерпи Сёма, покурим на улице, у меня же ребёнок, забыл? Сейчас брякну в ЖЭК, подожди пару минут, потом подымим.

Он вышел, оставив друга со своими мыслями. Вчера Семанин пришёл в 20-е отделение милиции на улице Смолячкова. Инспектор почитал справку об освобождении, направление из ИТК, строго посмотрел на Семанина и записал нового подопечного в журнал учёта. Потом напомнил о десятидневном устройстве на работу и направил в паспортный отдел. Там повезло, очереди не было, сдал паспорт, заявление матери на прописку и был свободен до четверга. В запасе время на поиск работы. И вот приятная неожиданность, хотя перспектива слесаря так себе, но занятие не обременительное, в плюс ненормированный рабочий день, какая-никая зарплата и снимаются вопросы перед правоохранительными органами.

Главное, быстрее встроиться в новые условия бытия, ощутить изменения, происшедшие в родном городе за пять лет и искать себя в этой жизни. Сколько читано литературы на криминальную тематику. Как правило, образ зека в книгах, выписан розовой краской патриотического душевного подъёма и глубоким раскаянием за содеянное, где главный герой с энтузиазмом берётся за дело строительства социализма. У него всё не так. Никакого сожаления за загубленные души – он всегда защищал себя и окружающих от уродов, которых ничуть не жалко. Взял на себя функции государства вершить закон, именуемый в уголовном кодексе как самооборона. Какой же он после этого негодяй, лучше самому гнить в могиле? Правильней – чистильщик и ещё как, убравший с пробега убийц, тем самым спасший не одну жизнь в обозримом будущем.

И тут словно током ударило: а проданные тобой стволы, разве для пальбы по бутылкам? Раньше торговлю оружием с этой стороны он не рассматривал. И получается, что провидение в лице закона покарало не за криминальный бизнес, а гипотетические последствия оного. Вот это поворот! Некому было разъяснить, а кому? Схема строилась на молчаливом согласии Пыжика, предложении алчного солдафона Каштальяна, тёмных личностях, что приобретали стволы...

Сложный внутренний диалог был прерван Сайко.

– Пошли, Сёма. Витя на территории, но скоро вернётся в контору. А мы не спеша покурим, да прогуляемся, тут совсем рядом. О чём задумался, Сережа?

Заново прокрутив сомнения, Семанин медленно высказал парадокс, внезапно возникший в сознании. Сайко Отреагировал мгновенно, словно ждал этого разговора.

– А тебе не приходило в голову, что десятки тысяч рабочих продают свои знания и умения на предприятиях оборонки. А государство поставляет оружие Министерству обороны, странам социалистического лагеря и повстанцам Африки, Азии и Латинской Америки? Такой бизнес на крови и никому не приходит в голову обвинять режим. Прячутся за избитые слова о холодной войне и гонке вооружений, навязанной империалистами.

Семанин даже замедлил шаг, никак не предполагая подобную "крамолу" и уст тихого и аполитичного товарища.

– Ни фига себе! Где нахватался подобных взглядов, Пыжик? А ты в курсе, что у нас за подобные толкования линии ЦК КПСС, могут упечь в дурдом или на зону. Я таких встречал, политических.

– В курсе, – видно было, что Сайко завёлся, – но ты ведь не заложишь органам, друг? И передачи носить не станешь? И не отречёшься от старого кореша? А сам продашь стволы своему Жгуту и Архангелу?

Семанин с сомнением посмотрел на товарища – куражится Пыжик или серьёзно. Тот звонко заржал, за ним хихикнул Семанин.

– Во-первых Апостолу, а не Архангелу, во-вторых тот меня как раз порицал за торговлю стволами. Если серьёзно, то ты прав, философ доморощенный.

Сайко опять засмеялся:

– Прав, что не заложишь органам? Вот гад ты Сёма и язвительный, всегда подозревал. Если серьёзно то был у нас на курсе инакомыслящий, он смело вёл разговоры в подобном ключе. Сперва его предупредили, затем тихо отчислили и студент пропал. А вообще диссидентов хватает, но большинство боится. Но мы-то с тобой по существу обыкновенные спекулянты: купил дёшево, продал дороже, а разницу в карман. Но шмотки это, оружие или валюта, кругом Уголовный кодекс маячит.

– Тише ты, говорун, а то и вправду сознательные граждане ментов кликнут. И что, опять зону топтать: мне – за то что слушал, тебе – за то что болтал громко. Давай-ка сменим тему, – Семанин ткнул рукой в пристройку дома тридцатых годов, что примыкала к корпусу, где в четырёхкомнатной коммуналке жил Сайко с женой и ребёнком. – Помнишь в детстве здесь находился пункт приёма стеклотары?

– А то! – Сайко усмехнулся. – Ты у соседки тырил бутылки, в садике подбирал, в парадных, а на вырученные деньги покупал в "Юном технике" всякие расходные материалы для своих поджиг. И я стеклотару сдавал, и многие сдают, и очереди по прежнему выстраиваются. Сейчас лавочку прикрыли или перенесли, даже не знаю, что тут находится. Прохожу часто и просто не обращаю внимания.

Они двинулись дальше оживлённо обсуждая такую распространённую форму денежного прибытка. Вспомнили, как однажды выручили два рубля и попросили мужиков в бакалее купить им бутылку портвейна, как с непривычки закосели в свои двенадцать лет и с диким хохотом скатывались в ледяной горки. Как Сайко выдрал отец и провинившийся школьник аккуратно присаживался на краешек скамейки за партой, а Семанин, избежавший наказания, посмеивался над ним.

Николай Фёдорович оказался компанейским мужиком, предложил прогуляться за пивом и решить проблемы Семанина. Узнав, что тот учился в ПТУ на слесаря механосборочных работ, а также неплохо владеет плакатным пером и кистью, остался доволен. Вытёр платком испарину с ранних залысин, смахнул с усов пивную пену и задал вопрос:

– Дима говорил, что ты от хозяина. Извини, но должен спросить за что, мне важно знать не специалист ты по "мохнатым сейфам" или того хуже.

Семанин усмехнулся над растерянным видом Пыжика, не понявшего вопрос и уверенно отмёл подозрения:

– Нет, Николай Фёдорович, защищал свою жизнь от одних уродов, да не рассчитал силы и отправил к праотцам. Одним словом убийство по неосторожности. А к "сейфам" дела имел только по обоюдному согласию, так что в петушином кутке не прописан.

– Вот и ладно, значит правильный мужик. Когда паспорт будет готов? Ага, подождём. Мне начальник дал команду подобрать правильного слесаря, не пьющего, – он многозначительно посмотрел на Семанина, – без ****ства и шумных вечеринок. Служебное помещение использовать по назначению. Сам живёшь в первом корпусе?

Семанин кивнул и добавил:

– 77-й квартире на пятом этаже.

– Знаю, ну ты понял. С трудовой, паспортом и аттестатом из ремесленного училища к начальнику ЖЭКа. Я обо всём договорюсь, вот мой телефон, жду. Дима, – это уже к Сайко, ты мне нужен.

На том и разошлись. Каково было удивление Семанина, когда после оформления, Николай Фёдорович привёл его к той самой пристройке, воспоминания о которой всколыхнул Пыжик.

– Что знакомое помещение? Оно у нас всегда числилось на балансе. Убрали отсюда приём бутылок, ОБХСС уконтрапупил приёмщика Костю. Он уехал, а ты приехал, – пошутил инженер. – Наведёшь здесь порядок, за той дверью у нас склад, тебе он без надобности. Напиши записку какое оборудование требуется: профиль сантехника, слесарный и прочий ремонт, со временем подселим к тебе электрика, он пока в красном уголке обитает. Со всеми познакомишься, в общем, разберёшься. Держи ключи. Зарплата у бухгалтера в конторе.

Николай Фёдорович осмотрелся.

– Что ещё. Инженером меня не зови, я мастер участка по штатному расписанию, а ты слесарь. Плакаты, объявления, покраска и прочие нештатные работы согласовываешь со мной, никакой отсебятины. Телефон на днях проведут, не жизнь а сказка! Знаешь сколько желающих на твоё место, спасибо Димке, он парень нужный, надеюсь и ты такой. Начнёшь бухать на глаза не лезь, потеряешь нюх вылетишь с работы, про баб я уже говорил. Кран в туалете, вёдра там же. В общем дерзай.

Хлопнула дверь, Семанин присел на скамейку и огляделся. И в правду повезло – крыша над головой, своё место и дело любимое, с металлом. Станки конечно необходимы, по профилю работ будет видно. Надо позвонить Максиму Лихачёву, он говорил, что у них в НИИ масса оборудования на списание. Мама конечно недовольна, не такую работу представляла для сына, но должна понимать, это только трамплин. Со временем может удастся восстановиться в институте. Главное не растеряться, не опускать руки. Вспомнил об Апостоле, надо черкнуть письмо, уже больше недели на свободе.

Достал сигареты, чиркнул спичкой, дверь приоткрылась и заглянула испитая физиономия неопределённого возраста.

– Хозяин, тару принимаете?

Соболев усмехнулся, вот и первый посетитель.

– Нет братишка, не принимаем, это теперь помещение жилконторы. Поищи в другом месте.

5. Опыт выживания на свободе

Семанин позвонил по телефону неведомой Айгуше о готовности встречи со Жгутом. На другом конце вежливо ответили, что обязательно передадут сообщение Артёму Юрьевичу. Осталось ждать звонка или других способов контакта для конкретных переговоров о продаже одного или двух единиц огнестрельного оружия.

В первое воскресение они прокатились на "Москвиче" Сайко до Сертолово, а там повернули налево в сторону Сарженки. Дальше пешком к полигону. Нашли в лесополосе заветное место и после пятнадцати минут работы лопатой, извлекли запаянный цинк из под патронов. Пистолеты прекрасно сохранились за пять лет спячки в многократно пропитанной солидолом вощёной бумаге. Помимо двух стволов "ТТ", лежали тридцать четыре патрона калибра 7,62 и граната Ф-1 "лимонка". У Семанина учащённо забилось сердце: сколько лет не держал в руках настоящее боевое оружие. Тут вспомнил службу, как дольше всех чистил автомат, а начальник караула ставил его в пример сослуживцам. Он не знал, что любовь Сёмы к огнестрелу в крови и началась в раннем детстве с изготовления самопальных "поджиг". Сидя у раскопа они находились всего в двух километрах от войсковой части, где сержант Семанин проходил службу в в начале семидесятых. Прошло всего-то семь лет, а кажется, что происходило в другой жизни.

– Сёма, на себя посмотри, раскраснелся-то как, почувствовал запах настоящего металла, – подначил его Пыжик, отряхивая землю с брюк.

– А то! – не нашёлся, что ответить Семанин заворожённо крутя в руках оружие. – Сколь же мы с тобой стволов тогда скинули? Штук десять или больше?

– Двенадцать, плюс эта заначка. Может на обратном пути заскочим в часть, вызовем начальника склада на встречу. Помнишь я писал, что Каштальян мне звонил, спрашивал о тебе и намекал на продолжение "контракта"?

– Нет, Дима, не в этот раз. Продадим "тетешки", тогда посмотрим, – и озорно добавил, – Не хочешь шмальнуть, помнишь как в детстве испытывали мои изделия?

Семанин заправил в обойму два патрона, привычно передёрнул затвор и огляделся. Звук выстрела слышен за пол километра, но вокруг никого, полигон пуст. Вдали начинается густой подлесок, где-то за ним казармы и склады. Провёл носком черту на траве. Отошёл метров на пятнадцать, поставил на попа вскрытый цинк и вернулся на исходную.

– Сержант Семанин к стрельбе готов!

Грохнул верный боевой ТТ. Сёма нагнулся, подобрал гильзу и протянул оружие Сайко. Второй раз пространство отозвалось звуком выстрела. Друзья кинулись рассматривать импровизированную мишень. Жестяной бок был пробит только в одном месте.

– Эх ты, мазила! Вот сразу видно не служил художник в армии, – весело подначил Семанин.

– А может ты промахнулся, Сёма? Ведь "с войны не держал в руках боевого оружия", – И оба улыбнулись вспомнив крылатое выражение из фильма Гайдая.

Вернулись к раскопу, заново упаковали содержимое в "раненный" ящик и закопали компромат. Семанин внимательно осмотрелся, запоминая место схрона. Нашли вторую гильзу и тронулись в обратный путь. Пока шли к машине весело обсуждали итоги стрельб и перспективы хорошего заработка. Семанин до сих пор ощущал в руке продольные бороздки рукоятки с оттиснутым кругом и вписанной пятиконечной звездой. Возвращались в приподнятом настроении, ни на миг не задумываясь о возможных последствиях. Сайко не мог до конца оценить тяжесть криминальной статьи Уголовного Кодекса, а Семанинин, отягощённый тюремным опытом, просто верил интуиции и загонял страхи подальше от здравого смысла, уверовав в свой фарт.

Не доезжая до Выборгского шоссе, на обочине увидели газик ВАИ. Офицер, с красной повязкой на рукаве, махнул полосатым жезлом. Жест вроде не требовательный, можно сказать извиняющийся. Семанин и Сайко переглянулись.

– Какого ляда? – возмутился Сёма, – может я не в курсе новых дорожных правил, но останавливать гражданских вояки не должны. Проедим мимо, пошли они на ...

Побледневший Сайко, вцепился в руль. Выдохнул испуганно:

– Они слышали выстрелы и выслали наряд. Не будем рисковать, иначе вызовут ГАИ, потеряем время на объяснения со служивыми. Я торможу.

Капитан подошёл с водительской стороны, козырнул и вежливо представился:

– Начальник патруля военной автоинспекции, капитан Мартынюк. Вы извините, мы вас ни в коей мере не тормозим принудительно. Просто хочу спросить: не встречали подозрительных лиц? Не видели по пути, может кто стрелял из пистолета или подобного короткоствольного оружия?

Семанин отметил пытливый изучающий взгляд, скользнувший по лицам и салону. Сёма отыграл безразличный вид и ответил за друга:

– Да нет, не видели. А что случилось, командир?

– Да ничего особенного. Со стороны полигона люди слышали одиночные выстрелы. Сегодня стрельбы не запланированы, вот и проверяем всех. Я могу вас попросить выйти и открыть багажник. Простите, но чтобы не просить поддержки гаишников мы быстренько взглянем и поедите дальше.

С каменным лицом, Сайко вылез из "Москвича", за ним потянулся Семанин, на ходу доставая сигареты.

В багажнике, взгляд капитана задержался на сапёрной лопатке со свежими следами земли.

– На рыбалку собрались, хотим червей накопать, начальник. Да тут сплошные песчаники, решили смотаться в садоводство...

Проверяющий вернулся к своим, что-то сказал по рации, разрешающе махнул жезлом и взволнованные друзья продолжили путь.

– А что Пыжик, очко сыграло? – весело поинтересовался Семанин.

– Бля, не то слово! Вроде нечего бояться, а приссал. Это ты закалённый зоновским режимом, море по колено.

– Оно может и так, Дима, – рассеянно протянул Сергей.

В памяти почему-то всколыхнулось воспоминание, как на утренней проверке начальник оперчасти объявил о происшествие в ночную смену, когда в литейном цеху, двое осуждённых случайно упали в ковш с раскалённым металлом с мостков перекинутых над заливочной площадкой. Затем просил свидетелей происшедшего откликнуться. Серые колонны колыхнулись, зеки понимающе ухмылялись и молчали. Дознаватель другого ответа и не ждал, просто выполнил формальности. Все понимали, что речь о несчастном случае не идёт. Оперчасть проведёт безрезультатное расследование, уголовное дело сдадут в архив, а родителям погибших администрация колонии отпишет о трагическом случае из-за нарушения техники безопасности.

В город вернулись без происшествий. По пути обсуждали дальнейшие действия и правила конспирации – сегодняшний сюрприз заставил поволноваться. А вечером, как по заказу отзвонился Жгут.

– Привет, бродяга! Мне передали у тебя есть для меня новости.

– Привет, привет! Новости есть всегда, вопрос: хорошие или плохие. У меня хорошие. Ты где сейчас?

– На Финляндском.

– Отлично, от меня всего четыре остановки на трамвае. Когда сможешь приехать?

– А что у тебя всё готово, Сёма?

– Да, но не на хате, приезжай, чифирнём, за жизнь покалякаем.

Жгут на другом конце провода радостно хмыкнул, – лады, говори адрес.

Через полчаса старые знакомцы жали руки и похлопывали друг друга по спине. Артёмом Удальцов, он же Жгут, тщательно вытер подошвы полуботинок о коврик, повесил кепку. По старой тюремной привычке, быстро осмотрелся в незнакомом месте, выхватывая глазами небольшой коридор коммуналки с тремя дверями, проходом на кухню, входную дверь, телефон на полке, три вешалки, угол с электросчётчиком и предохранительными пробками. Также зорко повёл себя в пятнадцатиметровой комнатушке. Подошёл к окну, проводил взглядом прогромыхавший трамвай, задержался на окрашенных осенью купах деревьев в саду через дорогу, вздохнул.

– Небогато, – бросил со значением и подмигнул обескураженному Семанину, – зато вон какой парк, зимой на лыжах можно...

– А летом в футбол поиграть. – недовольно процедил хозяин. – Мы за этим встретились? Может по делу перетрём?

– По делу, так по делу. Ты, братишка, близко к сердцу не принимай. Сам-то торчу в купейных вагонах – и места мало и качает. – горько, как показалось Семанину, отреагировал Жгут. – Что готов предложить?

– Два ствола "ТТ", "маслят" на четыре обоймы, вдогонку "лимонка". Всё в масле, стволы вчера с корешом отстреляли. Прошу за комплект полтора куска. Твоё слово.

Жгут довольно усмехнулся:

– Молодец, деловой. Надо взглянуть, погреть в ладонях, ведь это наша первая сделка. Коли всё так, приму по твоей цене.

Затем обсуждали детали, под конец делового разговора, Семанин достал бутылку трёхзвёздочного коньяка, рюмки и дольки лимона на блюдечке. Заметив недовольную гримасу партнёра, рассмеялся:

– Да помню твои комментарии по поводу кислой закуски. Я человек простой, "конина" не "водяра", мне под лимончик как-то привычней, а тебе вот, – и Семанин извлёк из буфета вазочку с конфетами.

Первый тост за встречу. Жгут выбрал из скромного конфетного набора "Мишку на Севере" и причмокнул от удовольствия. На вопросительный взгляд, с грустью констатировал:

– Вкус детства. Последний раз лакомился ещё пацаном, мама где-то доставала с фабрики Крупской, – и без перехода задал вопрос. – Интересуюсь, а твои сейчас где?

Семанин задумчиво разлил коньяк, подтолкнул конфеты к собеседнику.

– Мать в школе, преподаёт в две смены, тётя не дождалась меня из заключения, умерла. Отца не помню. Дед и бабушка живут отдельно, отношения у нас непростые...

Сёма пристальной посмотрел на любопытного покупателя, но встретил сочувствующий взгляд и подвоха не почувствовал. Быстро перевёл тему:

– Кстати, в этом самом саду имени Карла Маркса, я девять лет назад порешил бешеного Клеща, да чуть не отправил на тот свет нашего Апостола. Отсюда сто метров по прямой до летней эстрады, как вчера помню.

Жгут помрачнел:

– Грехи наши тяжкие. Тебя, кстати, братва ещё в Крестах хотела приговорить, да Апостол заступился, мол ты в своём праве, поступил по справедливости: за того халдея шустрого ответил и свою смерть отвёл, а стало быть спроса нет.*

– Даже так?! – помрачнел Сёма. – Меня по первой ходке хотели с пробега снять. Малолетка ночью с заточкой на сонного пошёл. Боженька меня тогда спас, а его нет. Прямо злой рок какой-то – как напряжёнка, так жмур. Уже три души "отправил на Луну". Но сплю спокойно, кошмары не мучат должно, как ты выразился, в своём праве. Извиняй, пустяшный я завёл разговор. Когда готов посмотреть товар?

Встретились на следующий день. Для подстраховки Семанин пригласил Пыжика, плюс собственный транспорт в подспорье сделки. Клещ тоже явился не один. В дороге, в отличии от нервно шутившего Пыжика, второй пассажир угрюмо молчал. Оставили покупателей на рынке рядом с пивным ларьком, а сами знакомым маршрутом добрались до тайника. Обратно Пыжик напряжённо осматривался, но экипаж ВАИ упустил свой шанс в прошлый раз. Хотя предъявить наглый капитан всё равно ничего бы не смог. Когда вернулись, то застали покупателей за кружками пива. Клещ с товарищем отдирали полоски воблы и с видимым удовольствием запивали пенным напитком. Жгут рассказывал что-то весёлое, второй молча кивал головой. Никому в голову не могло прийти, что неприметные граждане затеяли недоброе и опасное дело.

Отъехали от посёлка на несколько километров. Бригадир поездных мошенников Жгут, покрутил в руках пистолет, затем передал "молчаливому". Тот проверил спуск, зарядил обойму и передёрнул затвор, ловко поймав выброшенный экстрактором патрон. Вывинтил унифицированный запал из гранаты, пересчитал патроны и кивнул бригадиру. Жгут передал перетянутую резинкой пачку десятирублёвок.

– Пересчитай!

Сайко проверил сумму. Нервное напряжение спало, теперь надо доставить пассажиров в город, а затем поделить прибыль.

– Куда вас отвезти, мужики?

Жгут рассмеялся и беззлобно высказался:

– Сразу видно зону не нюхал. Просвети товарища, Сёма – мужики в поле пашут. Отвези нас, братишка, на Московский вокзал если не влом. Нам бы к трём часам на поезд успеть.

Пыжик весело откликнулся:

– Ребята, не обессудьте я могу конечно и высоким стилем сказать, да это тоже не в тему. А на вокзал довезу, успеем, ещё вагон времени и маленькая тележка. – и уже обращаясь к Семанину, – Сёма ты с нами или у дома выбросить?

Семанин предался воспоминаниям, как ещё во времена службы купил у начальника склада вооружения Каштальяна свой первый пистолет, как благоговейно развернул бумагу. На раме подствольной коробки отчётливо просматривалось клеймо 1948 – год выпуска. Как очистил обоймы от промасленной бумаги и протёр заранее приготовленной ветошью. В отдельном кульке тускло отсвечивали 16 патронов. Пальцы ловко набили обойму. Клац, и боекомплект уверенно вщёлкнулся в рукоятку. Осталось передёрнуть затвор и снять оружие с предохранителя. Пыжик повторил вопрос, Семанин очнулся6

– Высади у дома, мне работу. Как освободишься подруливай в мастерскую.

Жгут связался с Сёмой через две недели:

– Мир вашему дому! Удивлён, надо быть вежливым, – он засмеялся. – Я спешу сообщить, что твои гостинцы людям понравились. Просят ещё, особо пришёлся по душе ваш северный сорт лимона. Планирую на следующей неделе навестить город трёх революций. Если появится возможность ублажить моих друзей, звони Айгуше

Поболтали ещё пару минут, связь был неважная, Жгут звонил по межгороду, но главное Сёма уловил и про себя решил, что пора навестить старого приятеля прапорщика Каштальяна. Вечером набрал телефон Пыжика.

– Дима, ты свою большую получку не потратил. Нет? Молодец, свяжись с нашим другом в Сертолово. Договорись о встрече.

Каштальян за несколько лет ничуть не изменился. Страшненький, чернявый, кривоногий, маленького роста, с залихватским чубом и хромовыми сапогами приспущенными гармошкой, только что слегка разросся вширь, да сменил погоны прапорщика на лейтенантские. Сёма пожал протянутую ладонь, неловко приобнял Каштальяна.

– Здорово, Рома! Смотрю растёшь, уже литёха.

– Привет, Серёжа. Да вот, закончил офицерские курсы, по должности не положено ходить в прапорах. Ну ты-то как, знаю о твоей отсидке. Что не сладко там?

– С какой целью интересуешься, Рома? – рассмеялся Семанин, специально акцентируя воровскую привычку отвечать на неудобные или провокационные вопросы. – Да, ладно, на себя не примеряй. Расскажи как поживаешь, чем занимаешься?

Каштальян пригладил непослушный чуб и без обиняков выпалил то, что Семанин хотел услышать.

– Служу Родине и отщипываю немного за труды праведные.

– О, да ты краснобай прямо. Коли перед Родиной не стыдно, может поделишься со старыми друзьями?

Сайко и Семанин рассмеялись, криво усмехнулся лишь Каштальян, уловив нотку сарказма в ответе. Сёма поспешил успокоить:

– Не обижайся, дело наше общее, от того нужное нашим семьям и родственникам. Кстати, у тебя семья есть?

– Конечно, сыну три года уже, квартиру выцыганил. С гарнизонной общаги съехал, – с гордостью ответил лейтенант. – Ладно, говори, что нужно.

Разговор получился продуктивным, споткнулись лишь на расценках, но быстро сторговались. Всё-таки старый армейский приятель не абы как, а стабильный гарант дополнительного дохода, проверенный многократно на деле. В конце разговора, Каштальян неожиданно поблагодарил за то, что контрагент держал язык за зубами и подельника не предал. Удивленный Сёма быстро смекнул, что вороватый начальник склада вооружения, искренне считал семанинский уголовный срок напрямую связанным с покупкой оружия. Незаметно подмигнул Сайко и широко улыбнувшись ответил:

– Конечно, Рома, друг ты мой сердешный, я своих не сдаю! Давай, как будешь готов позвони, телефон помнишь?

– А то! Со стволами хоть сейчас, а списанные гранаты ушли в утилизацию, но что-нибудь придумаю. Пока, будь здоров.

* повесть "Поджига"   

 
6. Рефлексии убийцы

С экрана телевизора бойко вещал Игорь Кириллов: "Дорогие товарищи, друзья! Через несколько минут Кремлевские куранты возвестят о наступлении нового, 1980 года. Уходящий 1979 год был для советских людей годом мирного творческого труда. Наша великая социалистическая Родина под мудрым руководством ленинской партии, ее Центрального Комитета во главе с товарищем Леонидом Ильичом Брежневым продолжала неуклонное движение вперёд, к новым рубежам коммунистического строительства..."    

Семанин фыркнул и стал разливать шампанское.

– Мама, наконец-то традиционный официоз произносит диктор, а не шамкающий Генсек.

Тамара Васильевна недовольно заметила:

– Брежнев войну прошёл, говорят был ранен в челюсть отсюда невнятная дикция. Но человек он хороший, ты, Серёжа, ещё помянешь его добрым словом. Передай-ка тарелку с холодцом.

Новый год Семанины встречали вдвоём. Соседи разъехались по знакомым. Дальние родственники, после ареста Сёмы, отдалились ещё дальше. Тамара Васильевна постоянно занята в школе, но сейчас, после освобождения сына, подумывала уйти с полуторной ставки преподавателя за дополнительные часы. Сергей, как мастер широкого профиля, неплохо зарабатывал у себя в ЖЭКе: купил дефицитный цветной телевизор "Радуга", в комнате появился новый диван, в холодильнике завелись редкой доступности продукты. Сын вновь рядом и боль от тюремной разлуки, сменила мечта о женитьбе и будущих внуках.

Семанин в продолжении темы, покачал головой:

– Не думаю, что буду нахваливать человека, разрешившего подавление чехословацкого восстания, а ввод на прошлой неделе наших войск в Афганистан. Ещё наплачемся с этой помощь братскому народу. У нас все народы братские кто за коммунизм с протянутой рукой... Давай не будем, мама.

Тамара Васильевна замерла, такой крамолы от сына не ожидала. Он никогда не заводил разговоров о политике. Когда-то, после уговоров матери, через нехочу вступил в комсомол на заводе. Сын ворчал зачем платить взносы на зарплату секретарей "первичек". Она терпеливо объясняла, что взносы идут на развитие ВЛКСМ, культурные мероприятия. Сергей махнул рукой, подставлять мать он не хотел. Где он набрался в свои восемнадцать таких сведений, она не знала и не выспрашивала поскольку подобное инакомыслие сошло на нет. В юные годы есть дела поважнее.

Чокнулись бокалами. Тамара Васильевна загадала в новом году, чтобы сын наконец встретил свою любовь и подарил матери внука или внучку. Квартирные условия конечно стесняли, но тогда дети смогут стать в очередь на новое жильё. Семанин же мыслил в том же направлении, планировал со временем записаться на кооперативное жильё, дело за малым – накопить деньжат для первого взноса. Лишь бы налаженный конвейер по сбыту оружия не давал сбоя, но здесь не всё гладко.

При следующей встрече Каштальян поведал, что списанное оружие отбраковано по реальным техническим изъянам: у одного ствола сбит боёк, у другого изделия 1950 года выпуска, глубокая ржавчина в трёх местах, утыкание в верх обоймы, двойная подача, невыброс и как следствие недосыл патрона. Всего четыре актированных на списание ствола.

– Заменить на действующие не могу, грядёт ревизия, погорю, – мрачно вещал лейтенант. – Бери то что есть в полцены, ты же рукастый, придумаешь как вернуть пистолеты в рабочее состояние. Я договорюсь, что в переплавку пойдут запчасти от машины, зато стволы чистые совсем и негде не будут числиться.

Семанин взвился:

– Рома, значит ты, сука, до этого втюхивал подотчётный товар?!

Каштальян набычился, побледнел и зло зашептал:

– Ты что, Сёма, совсем ошалел мне такое говорить? Я своей свободой дорожу – все стволы идут под списание и утилизацию. Я дело знаю, главное тебе не накосячить со своими покупателями. Понял? И лучше не наезжай или разбегаемся и я тебя не знаю!

Они встретились в Ленинграде, в кафе "Ровесник". Днём здесь тихо, народу мало. Меню сносное, можно выпить и закусить. Большой зал вечером трансфомировался  в ресторан с музыкой и танцами. Сёма никогда не забывал, что когда-то между столиками сновал официант Саша Петров, его одноклассник и посредник в продаже самодельного пистолета. Инициатива Петрухи обернулась трагедией. И вот спустя десять лет продолжатель опасного бизнеса Семанин, собачился с продавцом уже настоящего боевого оружия.

– Рома! Я просто хочу, чтобы всё шло ровно, без недомолвок. Откуда мне знать, что изделия списаны и не числятся на балансе. Случись что, ваши военспецы раскопают откуда ветер дует и ****ец нашему предприятию. Дальше очень возможно подключится КГБ, а там языки развязывать умеют. Проконсультируйся у Пыжика какой светит срок. У "хозяина", не сладко, уж поверь мне, знаю...

Оба замолчали, перспектива, поданная Семаниным погасила конфликт и заставила заведующего оружейным складом задуматься. Рома усердно воровал огнестрел, да приторговывал воинским обмундированием. До посадки, Семанин с Пыжиком более чем за два года, разжились у него двумя десятками стволов. Нынче те продажи за давностью потеряли остроту и опасность разоблачения. Затем существенный перерыв, пока главный покупатель отбывал срок за убийство по неосторожности, и вот новый виток криминального бизнеса. И вот этап обещающий большую прибыль, грозил сойти на нет.   

Каштальян сейчас выглядел растерянным. Он нервно елозил вилкой по тарелке с бефстрогановым из говядины. Поднял глаза, тряхнул цыганским чубом, выдохнул:

– Да понял я! У меня бухгалтерия хитрая, ни один ревизор даже из штаба округа не смог докопаться. Акты всегда в полном порядке, просто иногда провожу задним числом. У меня свои люди в комиссии, все прикормлены. Сейчас ремкомплекта на складе нет, а в мастерские я, сам понимаешь, обращаться не стану. Ну что, возьмёшь на реализацию игрушки? Лишь довести до ума и в работу, зато в полцены?

– Уговорил, но если совсем безнадёжно, то верну и утилизируешь как тебе выгодно, договорились?

Через пару дней с интересом рассматривал стволы в своём слесарном жилконторовском уголке. Проснулась былая страсть к работе с металлом. Полностью разобрал стволы и стал проверять взаимодействие частей и механизмов. Полчаса работы и Семанин сумел очистить от ржавчины и собрать два рабочих огнестрела. Про себя подумал: "Рома, сука, мог бы и сам руками пошевелить. Ладно, в зачёт дополнительная стоимость. А вот проблемы с  затвором не решить, кабы нормальный токарный, да фрезер". Разобрал колодку ударно-спускового механизма, покрутил в руках разобщитель и шептало, бросил на стол, задумался. Надо подтянуть Лихачёва в помощь. Главное, чтобы задание не вызвало вопросов, как у Максима, так и у опытных слесарей в его КБ. 

После совместного путешествия в Ленинград и знакомства с поездными каталами, Лихачёв пару раз встречался с Семаниным. Всё сводилось к стандартным, ничего не обязывающим посиделкам, где приятели предавались острым воспоминаниям проигрыша, чудесного возвращения денежной премии инженера. Максим пьяно провозглашал: "Сёма, ты настоящий друг, по гроб тебе обязан!" Пришло время проверить искренность заверений. Он набрал рабочий номер инженера. На другом конце ответили, что Максим Сергеевич ушёл в цех, но скоро вернётся. Семанин попросил перезвонить "попутчика", благо телефон тот знал. Звонок раздался через час, когда Семанин закончил править коробку магазина и растягивать пружину подавателя. Тщательно подбирая слова, Семанин коротко объяснил приятелю суть:

– Макс, мне тут халтурку подбросили, старый механизм восстановить. Надо заново изготовить несколько мелких деталек из стали, поможешь?

Поговорили пару минут, договорились о встрече. Не успел Семанин опустить трубку на рычаг, как раздался вызов.

– Здорово, Сережа! – голос знакомый. – Это Червенко, Марат, помнишь такого? Я  листочек с твоими координатами куда-то спрятал, а нашёл только сегодня в учебнике политэкономии. Ну, вспомнил, ты только освободился, познакомились в Рубцовске на автобусной остановке?

Семанин вспомнил. Везёт сегодня со старыми знакомыми. Хотя какими старыми, не прошло и полугода, а кажется случилось давным-давно. Сперва услужливый местный житель помог отоварится в комиссионке. Затем сопровождал Семанина до самого отхода поезда. В отличии от бескомпромиссного, серого, безликого и придавленного семьёй Лихачёва, Марат выглядел юным идеалистом, уверенно шагающим в будущее по заданной программе: школа, производство, институт, любимая профессия, создание семьи. В качестве карьерного роста – вступление в КПСС. Всё это успел проговорить Червенко во время затянувшегося обеда в привокзальном ресторане. Семанин его не осуждал, так жили все. Парень ему нравился открытостью, отсутствием заискивания и твёрдостью при отстаивании своего мнения.      
   
– Привет, привет. Конечно помню, славно посидели тогда в Рубцовске. Как ты, поступил в универ?

– Да, поступил! Я же из Ленинграда звоню. Учусь, второй семестр пошёл, живу в общаге.

Договорились, что Червенко на выходных придёт в гости. Мужественный вид студента и исключительно вежливое поведение произвело впечатление на Тамару Васильевну Семанину. Она быстро нашла общий язык с молодым человеком. Мама угощала домашним печеньем, подливала чай, расспрашивала о студенческой жизни, мотивируя интерес тем, что сама когда-то училась в университете имени Жданова, но только на филологическом. Семанин помалкивал и думал о своём восстановлении в Политехе, "а надо ли?" Червенко, с его идеализмом и чистыми помыслами задевал, тянул к воспоминаниям декабря 1974 года. Тогда в уличной драке Семанин убил человека. Со второго курса его отчислили, а там суд и колония. В памяти пронеслось второе уголовное дело и добавленный срок. В глубине души, он гнал мысли о совместном криминальном промысле с Пыжиком. Не дай Бог снова загреметь на зону...

– А скажите Марат, вы на каком факультете? Я что-то не помню, где у нас юридический?

– Факультет гражданского прав, главную дисциплину преподаёт Собчак, Анатолий Александрович. Так мы на 22-й линии расположены, вы не знали, Тамара Васильевна?

– Ой, Марат, да уж и не помню совсем. Училась в пятидесятых, работала, да и Сереженька на руках. – чтобы сменить тему поинтересовалась, – Если требуется помощь по русскому языку и литературе, обращайтесь.

После ухода гостя, мать и сын долго обсуждали дела Семанина, его планы и перспективы на ближайшее будущее. Оба остались недовольны – Тамара Васильевна размытостью формулировок и неопределённостью ответов, а сын – подзабытому с детства материнскому давлению. Сейчас на кону реальные деньги в семейную копилку, без скучных лекций, утомительных зачётов, без шумных абитуриентов и ненужных вопросов. Максима, навязываемая чуть ли не с пелёнок, о необходимости образования, как трамплину к самодостаточности, карьере и достатку, блекла в сознании Семанина. Зачем терять годы учёбы, когда умелые руки и коммерческая хватка уже сейчас, позволяют зарабатывать намного больше рядового инженера.

Он считал, что учёба случайно или нет подвела к тюрьме. Вместо условного срока – потерянные годы пахоты на хозяина, считай на государство. Если стране он нужен в качестве винтика в сложной системе пополнения казны, то не проще ли перенаправить усилия и талант на свой карман в обход, созданной семьдесят лет назад, системы социального распределения благ. Крамольные мысли рождались постепенно из книг, телевидения, прессы, но, главное, долгих разговоров с осуждёнными по хозяйственным статьям. Презрительные в обществе словечки "барыга", "спекулянт", "ловкач", "шустрила", фарцовщик" он примерял на себя в обратном, положительном значении, напрочь отметая антагонизм общественного мнения.         

 продолжение следует