Хотя все, наверное, ждали, что Киря наоборот – толкнет, уронит мотоцикл вместе с Демоном прямо в грязь. Вроде как случайно, а может и просто уронит, или даже напоказ, что называется – на публику, как-бы говоря: ,,Вот, смотрите на своего Демона, которого вы все так любите и уважаете,,. И никто бы его не осудил даже мысленно, потому что и вправду, за что было теперь уважать Демона? За то, что он единственный из всей толпы по-настоящему испугался. И чего?! Смех сказать – мертвого одноклассника. И до того испугался – валяется на земле и бормочет что-то невнятное, как поехавший. И это сам Демон, который… Да и говорить нечего, просто – сам Демон!
Но Киря все силился помочь ему. На вопросительный взгляд исподлобья, мол ты это или не ты, Киря и ответил одними глазами – просто моргнул. И шепнул, как будто боясь испугать громким голосом:
-Давай, ты чего?...
И сказал-то так, как будто спрашивал Демона, что с ним случилось, а на самом деле просто сократил фразу: ,,Рассказывай давай, ты чего такого там увидел, или о чем догадался, что у тебя аж фазу перемкнуло?,,. Да Демон и понял все, и рассказал. Только не сразу. Сначала он перевесился через сидение мотоцикла, отдышался, потом приподнялся на локтях, выпрямился, и снова опустился, только теперь уже аккуратно сел на чистый бетон и закурил. И рассказал:
-Знаешь, когда вскрытие делают, ну с трепанацией черепа, то мозг потом зашивают не обратно в голову, а в живот, вместе с остальными органами. Вот. А Олежку похабно собрали после вскрытия – так это мозг сбоку и выпирает…
Кире показалось, что от этих слов Демона, от этого нового знания, что после вскрытия мозг, оказывается, зашивают в живот, и его собственный мозг тоже провалился, стек куда-то вниз, и ни думать, ни говорить он уже больше не сможет, как не может теперь Олежка. А нет – Демон еще не договорил, а Киря уже успел подумать и выпалить:
-А почему, зачем?
-Течет он – просто объяснил Демон, и выпустив дым, добавил – через уши вытекает. Мозг-то – жидкое вещество.
-А ты это откуда знаешь, как вскрытие делают? – снова спросил Киря. Так бы, он никогда сам не задел Демона, да и Демон бы не ответил нормально без издевки, но сейчас отвечал. Хотя впрочем, кажется Демон уже понемногу начал приходить в себя и возвращаться к своей обычной манере общения, потому что на последнее он только огрызнулся:
-Задавал много дурацких вопросов.
Так помощь Кири, пусть и корыстная, была вознаграждена, и любопытство его было удовлетворено. Но Демон, как видно не до конца еще выговорился. Он продолжал, жестикулируя перед лицом Кири рукой с сигаретой, которую уже и забыл курить:
-Да я бы и сам поправил. Честно, мне что? Там и надо-то только чуть-чуть надавить, ну чтоб в кишки поглубже… Ну и еще сказать его родителям, что мозг их сына сейчас не в голове у него, а в ж***, а я сейчас… Не-е-е, Киря, так не пойдет. Я из него из живого сколько грозился мозги выколотить – было дело, а так – не, не пойдет…
Демон выбросил свою не то чтобы докуренную, а скорее просто дотлевшую в руках сигарету, вставая, Киря тоже поднялся. И тут весь двор заполнился жутким, и самое главное – неизвестно откуда идущим воем. Нечеловеческим каким-то воем. Он всех как-будто приминал к земле, и каждый сутулился, втягивал голову в плечи и озирался – откуда этот вой, и глаза у всех бегали – откуда!? Секунд пять уже стоял во дворе этот вой, и это были первые пять секунд за все похороны, когда никто не смеялся… Каждый сперва смотрел на родителей, ну ясно – кому еще так выть-голосить по Олежке, как не им. Но родители плакали беззвучно, и мать, и отец, и сестра, уже умытая. Тогда все начинали вертеть головами, смотреть вокруг, промеж себя, кто же так воет! Но в том то и дело было, что все только и вертели головами, а выть никто не выл. И пяти секунд этих хватало чтоб пять раз пробежать взглядом по всем тут, и понять – никто не воет. А вой стоит. Нечеловеческий вой…
Оказалось – и вправду нечеловеческий. Кто-то сказал наконец: ,,Да собака это ихняя, в гараже вон закрытая воет. По Олежке наверное…,, Но нельзя было сказать, чтобы от этого объяснения всем стало легче. Так же затравленно глядели люди вокруг, только теперь не головами двигали, а одними глазами. Как будто и сами хотели завыть также…
Киря вспомнил, и правда, у Олежки же была любимая собака. Огромный такой добрый пес, черт пойми какой породы, и какого возраста. Олежка хвастался этой собакой еще в первом классе, а она и тогда уже была далеко не щенком. Иногда она приходила в школу встречать Олежку, и они вместе возвращались домой. Тот в ней души не чаял. Может ни родителей он не любил, ни друзей, ни девчонок своих, а собаку любил. Киря помнил, как Олежка рассказывал, что научил ее пить пиво… ,,Стоп – подумал Киря – а интересно, поили и кормили ли ее вообще все эти дни, может так и сидит там голодная, если никто не вспомнил?,,.
Киря подошел к воротам гаража, и услышал, как оттуда собака царапает их лапой. Киря быстро нашарил взглядом будку, взял стоящую рядом миску, наполнил ее водой из умывальника и подсунул под закрытые на замок ворота, благо они стояли сикось-накось, и миска была достаточно плоской. Было слышно, как собака лакает воду. Киря подумал, что надо бы ее и покормить еще. И объедков всяких, и костей тут, конечно было навалом, но не в пределах видимости, да и миска уже подсунута так что не вытащишь. Но как раз в этот момент какая-то девчонка несла мимо Кири огромный таз с разными пирожками и булочкам, свежими горячими еще. Киря не спрашивая и вообще ничего не говоря протянул руку и взял самую верхню булочку прямо из под носа у той девчонки. Это был наверное первый раз в жизни Кири, когда он взял что-то чужое без спроса, причем так нагло. Но и она даже не посмотрела на Кирю, и спокойно прошла дальше, куда должна была отнести таз. ,,Не свое – не жалко,, - подумал Киря. Он повертел в руках еще горячую булочку, рассматривая. Киря не знал, как правильно она называется. Что-то вроде круассана, тоже свернутая из ленты теста, только из другого теста, мягкого, русского. Киря аккуратно распустил эту булочку на полосу сразу же подавая конец в щель между воротинами. Оттуда ее потянули…
Киря вернулся к Демону, говоря:
-Собака вон по Олежке плачет… - И объяснил – До этого то не выла, пока гроб не вынесли.
-Дурак ты Киря – заключил окончательно пришедший в себя Демон – Все тебе какая-то лирика мерещится.
Киря промолчал, а Демон продолжил:
-Мертвечину она учуяла, вот и все дела. А Олежка, не Олежка, разницы нет, хоть дедушку Ленина из мавзолея притащи. А кстати, кто гроб то нести будет? Ну ка давай посмотрим, кто из наших пацанов тут поздоровее есть.
Демон даже привстал на цыпочках, оглядывая двор, а потом медленно и как-то растерянно, так же на цыпочках повернулся к Кире со словами:
-Слушай, а че, из нашего класса ни одной б***и нет чтоли?
Киря помотал головой, так же растерянно отвечая:
-Ну, кроме нас нет.
Киря не сразу понял, как прозвучал его ответ. На самом то деле он просто хотел подтвердить догадку Демона. А догадавшись, решил, что лучше уж теперь вообще молчать и ничего не объяснять. И Демон тоже промолчал. Правда он понял и расценил кирин ответ в меру своих взглядов, подумал, мол ладно, если Киря слабый физически и не может драться, то пусть хоть отгавкиваться научится. Киря же по прежнему ничего не говорил, и даже отвернулся, и тоже сам еще раз глянул на собравшихся – может хоть кто-то да есть. Но нет, не было. Хотя стоило ли ругать тех, кто сегодня не пришел на олежкины похороны? Тем более им – Кире и Демону, которые сами пришли только из корысти. Демон – собрать с соболезнующих деньги на похороны, с тем чтобы прикарманить потом их часть и своровать коробку анаши, которая по сути и послужила причиной смерти Олежки; Киря, менее бессовестно, но не менее идиотски – познакомиться с девочкой из параллельного класса. А те кто не пришел, они пожалуй еще и одолжение сделали мертвому Олежке и его родителям тем, что отказались учавствовать во всем этом глумлении – рассматривать тело – как сделали вскрытие и как отмыли от дерьма, смеяться над ним, курить халявные сигареты и пить халявную водку, воровать у покойника анашу, какую-то краску…
Киря вроде бы и ужасался всему происходящему, но ужасался… С какой-то готовностью чтоли… Ведь зная своих одноклассников, соседей, да и вообще весь этот город, он не это, он еще более жуткое ожидал здесь увидеть. Да чего еще, другого можно было ждать от этих людей? Киря их прекрасно знал, потому что жил тут всю жизнь. Хотя, конечно как – всю жизнь? Свои семнадцать лет, вот сколько. Но именно теперь этот срок уже вполне справедливо можно было назвать жизнью, потому что кто-то за те же семнадцать лет уже успел все, успел даже и умереть… Вобщем, Киря ужасался, но не удивлялся. Ничему не удивлялся. Кроме одного.
Где-то между тем как Киря говорил с Демоном и кормил олежкину собаку, произошло то, чего не только Киря, а вообще никто не мог ожидать, и чего представить даже невозможно было. Что же еще более странное и нелепое тут могло произойти? – Спросите Вы. Что может быть страннее всего, что творилось до этого? И если да, то что же это? И действительно ли было, может на самом деле не было, показалось? Или специально придумано, приврано?
Но нет – было, было! То, чего никто не ждал, и объяснить не мог! И сам делал это, а объяснить не мог!
А всего-то и случилось, что та, самая ужасная шутка, как бы сказать-то… Про эрекцию у покойника оказалась вдруг самой последней. И никто больше не смеялся над Олежкой, и над тем, как он умер. И больше того, не просто угрюмо теперь выглядели все тут, но и достойно даже как-то, как и положено на похоронах. И все вдруг стало делаться акуратно, медленно без спешки, то есть опять же – достойно. Достойно и аккуратно. Как бы назло этой ужасной смерти, и смерти вообще. И во всем, во всем, что тут делалось, виделось какое-то нелепое сочетание с одной стороны принятия смерти, такой какая она есть – быстрой, неожиданной ужасной, и с другой – протеста против нее. Смешно конечно говорить даже – протест смерти. Но во всех скупых словах, взглядах, делах, а в данном случае – скорее отсутствии некоторых дел виделось это пародоксальное, феноменальное сочетание. И все, оказалось, способны не просто на чувства, но еще и на какие чувства! Способны встречать смерть не с животным страхом, а с человеческой гордостью. Нет, нет, не от страха точно! От страха можно что сделать? Можно напиться на похоронах бесплатной водки, или обкуриться после похорон анашой, той же, от которой покойник собственно стал покойником, можно поржать над чужим горем, можно украсть что-нибудь между делом. Но вести себя достойно от страха нельзя. А то что а смерть эта была чужая по сути, так это ничего и не значило. Да и не бывает чужой смерти, одна она на всех. Жизнь у каждого своя, а смерть общая…
Киря, как и никто здесь, не мог объяснить причину такой перемены. Может поняли, что смерть не то чтобы рядом с нами, смерть внутри каждого из нас; может себя представили на месте Олежки, может глядя на собаку, а точнее слушая ее, поняли что тут не смеяться, тут выть надо, или видя Демона вздрогнули – мол если с ним, сильным, наглым, ничем не обремененным, ни материально ни душевно, такое произошло, то что же может случиться со мной – слабым, скромным, которому еще есть что терять в этой жизни, и блага кое-какие, и отношения?… А может у каждого была какая то своя причина. Но и свою никто не мог сформулировать словами, на русском, или еще каком языке, но даже и мысленно.
Так же и Киря, что то чувствовал, а объяснить не мог; объяснить не мог, но чувствовал. Но пробудилось вдруг в нем невероятно огромное желание жить. Просто жить, вот так и вот тут, в этом мире и в этом городе, с Демонами, Дьяками, Полетаевыми, которые умирают по-скотски, и смеются над смертью друг друга, и наживаются на ней… Но только жить. Нет, это не значит , хоть как,, скорее ,,несмотря ни на что,,. А вот уже умереть можно хоть как… Но только не захлебнувшись дерьмом…
Продолжение следует.