Сразу надо, видимо, оговорится, что история эта из тех, каковую рассказывать тяжко… Она какая-то вот незатейливо-дурная – в той её части, где попирается одна из заповедей Божиих, и щемящее скорбная в окончании… Впрочем, трудно даже определить иной раз степень несообразности поступков… но опять же затем соображаешь: да чего только в жизни не бывает…
Возможно, эта попытка как-то предуведомить читателя – излишня. И наивная. Ну да ладно.
Они сидели на лавке неподалёку от дома в густой тени старой рябины – как раз над оврагом, за которым виднелись крыши дачного посёлка. Оттуда доносился стук молотков, режущий звук электропилы да гомон ребятни, купавшейся в пруду.
- Да, - сказала Лена мечтательно, - хорошо, если бы речка протекала здесь, прям по твоему овражку. Не надо было б тащиться по этой жаре на пруд… а там, кстати, сейчас - жуть, как ил взбаламутили. Бр-р! Да, Ген? Лягушки небось от возмущения ква-квакают.
- Ты, что ли, мысли мои читаешь?
- Это плохо?
- Нормально. Погляди-ка во-он туда. Видишь, полоска зелёная петляет в кустарнике?
- И что?
- А то, что это - старое русло. Так что речка как раз и подходила к нашему огороду.
- Что же с ней случилось такое?
- А когда-то вон там, по кромке леса, прогоняли коровье стадо. Поэтому соорудили запруду, чтобы, значит, поить скот. Сброс у запруды не сделали, думали, очевидно, вода дырочку найдёт. Она и нашла, только в другом месте.
- Понятно. Не понятно другое. Ладно, коровы перевелись…
- Вымерли, как мамонты.
- Допустим, но куда же речка девалась?
- А никуда не девалась. Когда затеялось дачное строительство, то её пустили по трубе и закопали в землю.
- Что же им речка не нужна?
- Ну не знаю. Да собственно, речкой её и нельзя уже было назвать – ручеёк заболоченный.
- И к чему ты мне про это?
- А к тому, что вот соберусь с духом и верну ручей в прежнее русло.
Лена посмотрела на Геннадия, потом ещё раз пробежала взглядом по извилистой зелёной дорожке в ивняке:
- Да-а, это тебе не на один год хватит, если лопатой ковырять. Тут же всё заросло, затянуло.
- Зато снял рубашку и бултых! Ну чего, пойдём на пруд?
- Эй, женихи-невесты! – окликнула их с крыльца дома сестра Геннадия. – Мамуля на окрошку просит.
- Может, я и невеста, да только в женихи никто не набивается, Оль.
- Ладно, не грусти, подруга. Какие наши годы. Вот братик откопает ручей, сделает купальню, тогда-а…
- Да, Ген, долго тебя ждать.
- А что, параллельный вариант не рассматривается?
- Э-э! – сказала Ольга. – Тогда уж точно никакой купальни.
- Это почему?
- Да потому. К морю потянет сперва, потом… суп с котом.
- Так вы идёте? – на крылечко вышла Пелагея Петровна, моложавая женщина в оранжевом сарафане. – Сперва поешьте, потом хоть закопайтесь.
После обеда подруги собрались в город: четверг – базарный день. Геннадий хотел навязаться в компанию, однако его не взяли.
- Тебе надо точить лопаты, - сказала Лена.
- Ты думаешь, мы нуждаемся в твоих советах, какое покупать нижнее бельё? – съязвила Ольга.
- Что они тебе сказали? – спросила мать, когда сын вернулся в дом один.
- Они сказали мне, Пелагея Петровна, что я тупой, как вот этот угол, - и постучал ладонью по косяку.
- Ох уж тупой.
- Ладно, мамуль, в самом деле пойду прикину…
- Ты что ж, и вправду решил копать?
- А что, ты против?
Пелагея Петровна обернулась к стене, где рядом с зеркалом висела фотография мужа и других почивших родственников.
- Та нет, чего бы я супротив тебя. Главно, чтоб иному чему не помешало. Отец твой тоже мечтал о том… да всё недосуг было. Ты, чай, от него подхватил?
- А чему это может помешать?
- Да мало ли… это я так просто. Лена, я вижу, нравится тебе.
- Ну нравится.
- Ну вот я и…
- Мамуль, давай в другой раз. Я пошёл.
Дом, где мы только что познакомились с его обитателями и гостьей, находится на самой окраине города (вы, очевидно, знаете, это место, неподалёку ещё старые городские бани), и за его чертой – можно считать, руслом пересохшей речки - почти сразу начинаются дачные участки, раскинувшиеся аж до самых песчанных карьеров. Мысль о купальне возникла у Геннадия год назад (хотя мать говорила, что и отец думал об этом), когда утвердили новый проект застройки города (об этом была передача по местному телевидению) и в нём не было предусмотрено развитие (а проще говоря, снос частного сектора и застройка многоэтажками) этого окраинного района, и значит… развиваться следует самим.
Подруги же в это время шли по тропинке к автобусной остановке, пряча головы от солнца под белый зонт, который несли по очереди.
- Скажи мне честно, зачем ты морочишь Генке голову. А он, между прочим, от тебя без ума. Как бы не свихнулся.
- А разве он не собирается в институт?
- Он, как ты изволила слышать, собирается рыть траншею.
- Тем более – в армию загремит.
- Он, что же, разонравился тебе?
- Ну почему.
- А чего тогда?
- Да ничего. Он, кстати, в отличие от тебя, помалкивает.
- О-о! Да у него на лбу всё написано.
- Что-то не замечала.
- Да ты что, мне не веришь?
- Верю-верю всякому зверю, а тебе, ежу, верить погожу.
- А, я всё поняла!
- Что же ты поняла, любопытно.
- Дендис тебя теперь занимает. Конечно, он богатенький. Папочка, в смысле…
- Не больтай ерунды. «Дэ-эндис» - ты, что ли, придумала имечко. Нормальное вроде имя – Денис.
- Чего ж ты вступаешься за него? Слышала я, да не верила.
- Что ж ты слышала?
- Расска-азывал кое-кто с дискотеки.
- И кто, и что рассказывал? Не темни, подруга.
- Ширяется твой Дениска, вот что. Это раз. И потом, крутого корчит. А в третьих – трепло порядочное.
- Это ты про что?
- Я только глазом поведу!.. я то, я сё…
Лена остановилась:
- Моя очередь зонт нести.
- Ты чего? Неси, пожалуйста. Тормозишь на полном ходу.
- Так чего «то-сё»?
- Ой, Ленуль, ты прям встопорщилась. Или ты не знаешь, что говорят в таких случаях и как?.. Ладно, всё! Шагаем, а то базар закроют.
- Иди ты на свой базар одна!
- Стой! Ты куда? Тепловой удар получишь!
Ольга повертела в руке зонт…
У своего дома на скамье под липой Лена увидела Дениса, хотела пройти мимо, но, заметя его движение подняться навстречу, передумала.
- Дэн?
- Вы не ошиблись, сударыня. Присаживайтесь, поговорим.
- Это о чём ещё? – присела, расправила на коленях целофановый пакет. – Кажется, обо всём уже поговорили.
Денис облокотился о спинку скамьи, прищурясь, огляделся.
- Не люблю, когда меня водят за нос. Вчера со мной, завтра с другим.
Лена усмехнулась:
- Разве были даны какие-то обязательства?
- А разве нет?
Лена вздёрнула в наигранном недоумении брови:
- Что? Вы шутите, Дэн?
- А ведь я могу сузить круг ваших поклонников, сударыня.
- Хм. Это так, по-вашему, добиваются расположения?
Денис взял её запястье, сдавил:
- Зря ты так, ведь я не шучу.
- Отпусти, больно. – Высвободила руку. – Какие, однако, манеры. Дэн, ты не любишь, когда тебя водят за нос, а я не люблю, когда принуждают. И вообще…
- Что?
- Такое впечатления, что ты читал не те книжки и не те фильмы смотрел. Твоё высокомерие сродни дебелизму. Нет, серьёзно, тебе не надоело корчить из себя невесть что? Вроде не глупый, в институт поступил… а всё казаки-разбойники.
Губы Дениса образовали тонкую линию и даже слегка побелели, глаза спрятались под веки.
- Гляди, не пожалей.
- Какие мы гро-озные.
- Какие есть.
- Ладно, Дэн, не валяй дурака. Ты хорошо танцуешь, но не более того. Чау, бамбино.
У двери подъезда она обернулась и помахала рукой.
- Слышь, боец, разговор есть.
Геннадий остановился, медленно повернулся к окликнувшему Денису, рядом с которым попыхивали сигаретами небезызвестные в известных кругах ребятки – Косой, Шича, Додон. Когда-то Геннадий с Денисом тренировались в одной секции, даже спаринги проводили, затем, правда, Денис оставил бокс… или его попросили оставить, Геннадий в подробности не вдавался.
- Я насчёт Елены Прекрасной. – Денис медленно подошёл на растояние вытянутой руки, словно собирался нанести удар, прямо-холодно глянул в глаза Геннадию. - Я как-то намекал тебе, да ты, знать, не понял.
- Почему не понял, - понял.
- Ну так а чево?
- А чего? – Геннадий пожал плечами.
- Такой независимый, да?
- Хм, какой есть.
- Ну смотри, я больше раза не предупреждаю.
- Круто, – и Геннадий пошёл дальше.
- Нет, ты видал, каков грубиян, - сказал Косой (а отчего его прозвали косым, никто не помнит, глаза его, хотя и зло, но глядят в параллель). – Ему, по-моему, до лампады твои предупредилки.
- А не учили давно, - сказал Додон (в отличие от фамилии – Долдонов – в кличке ему польстили). – Он и арифметику забыл с геометрией, и ботанику…
- Апельшин ему в горло и ношом дышать заштавить, - высказался и Шича (этот давно держал недобрую память: когда-то ему досталось в стычке… а было это чуть ли не в начальных классе. Однако некоторые весьма памятливы). Прозвище его происходило, как вы понимаете, от шепелявости.
- Странно, - задумчиво проговорил Денис, - я полагал, он умнее.
- Так чего, Дэн, - сказал Косой,- куй железо, пока горячо? Каникулы заканчиваются, завтра разбредёмся и всё…
Дэнис пристально оглядел своих корешков ещё по школе, провёл внешней стороной ладони под подбродком, точно проверяя величину отросшей щетины.
- А что, резон есть.
- Шего, действительно, тянуть, - поддержал Шича.
- Он явно выказал нам презрение, - сказал Додон и нервно хихикнул, чем вызвал к себе внимание Дениса:
- Что, дрейфишь?
- Я?
- Ну не я же.
- Кончай, Дэн, я никогда тебя не предавал.
- Ну что ж, и впредь надеюсь на это, - и обращаясь уже ко всем: - На перехват? Я знаю, где лучше всего.
Они нагнали его у старой бани, уже года полтора простаивающей в ремонте. Слева крутым карнизом зависала окраинная улица города, в вечерней полутьме не безопасная и оттого притихшая, справа и сзади здания бани тянулись ряды гаражей, десятком тропок выводящих на окружную дорогу.
Геннадий увидел Дениса и не удивился. Чудно только, что он один. Но может быть, драться за даму сердца ему показалось уместным по-рыцарски?
Додумать ситуацию он не успел. Удар по затылку сшиб его на землю. Когда очнулся, то оказалось, что стоит на своих ногах, хотя и ватных, а под руки его поддерживают Косой с Шичей, и кто-то третий сдавливает его горло локтевым захватом.
- Ну, здравствуй ещё раз, - сказал Денис и помахал ладонью перед глазами пленника. – Зришь обстановку? А я предупрежда-ал. Ты думал, с тобой шутят? Нет, уважаемый. И я последний раз тебе предлагаю сделку. Либо жизнь, либо Елена Прекрасная… но в раю. Слышишь меня?
- Ты, случаем, не дурачок?
- Что? Это твоё последнее слово? Хозяин – барин.
Денис слегка отклонился и едва уловимым движением вонзил в грудь Геннадия нож.
Косой с Шичей не сговариваясь отпустили руки пленника, Додон же за секунду до этого отскочил назад… Убитый лежал, раскинув руки, и глядел остывающим взором в вечернее небо.
- Дэн, - шёпотом сказал Косой, - ты что сделал?! Мы разве…
Денис подошёл к убитому и вытер носовым платком ручку ножа.
- Всё, уходим. Никто ничего не видел. За мной, живо!
Я мог бы рассказать о каждом в этой истории много подробнее, дать запоминающиеся характеристики, выявить склонности натуры, особенности внешности и так далее, поскольку знаком со всеми с детства. Чтобы логика событий, так сказать, вытекала из психологии и своеобразных генетических предпосылок персонажей. Однако вдруг понял, что не это главное. Ну что нового можно рассказать о громе и молнии (со школы мы знаем природу этих явлений)? А вот когда сверкнёт над тобой внезапно да грохнет так, что перекрестишься, то… только и вымолвишь: «Электричество! Етит твою налево!»
Словом, суть вещей ещё не вся вещь. Есть и что-то ещё помимо… Короче, дальше начинается нечто похожее на мистику. Во всяком случае, что-то нам не понятное…
Пелагея Петровна, мать Геннадия, в момент убийства сына (время потом сопоставили), что называется, окаменела. Двое суток сидела она неподвижно на своей кухоньке, глядела в окно, за которым раскачивала ветвями старая рябина, и не откликалась ни на какие попытки дочери Ольги и других людей вывести её из столбняка. Лишь изредка губы её произносили: «Русло реки… русло жизни…» На третьи сутки она поднялась, прошла в сарай и взяла лопату.
Копать она начала с того места, где намечалась сыном купальня. Сперва дочь приносила ей поесть, потом она сама стала приходить домой и даже по нескольку часов забывалась сном. Соседи пробовали ей помогать, а один мужик с дачных участков даже предлагал ей бесплатно бульдозер, но она молча смотрела на добровольных помошников таким взглядом, что все они уходили чуть ли не пристыженными. Словом, помешательство старухи никем не оспаривалось.
Убийцу её сына так и не нашли. Как мы знаем, бывает и такое. И если многих это обстоятельство возмутило и даже взбудоражило, то Пелагею Петровну совершенно как-то не задело, сознания её не коснулось. Она продолжала копать. Кончилось лето, закончилась и осень, зимой копать было, разумеется, труднее, но Пелагея Петровна вставала спозаранку, завтракала и бралась за кирку и лопату. И незаметно минуло два года.
Говорят, что однажды к ней явился нежданный гость (дочь Ольга этого не подтверждает, но и не отрицает). То был Денис. Он уже год как женился (не на Елене Прекрасной, потому что она уехала в столицу сразу же после похорон Геннадия), ждал ребёнка. Зачем он приходил, никто не знает. Лишь некоторые видели его подавленность, когда уходил. Кое-кто – а лучше сказать, посвещённые - предполагали: хотел откупиться, иные – требовал прекратить рытьё русла, что довольно сомнительно: потому что старуха (Пелагея Петровна состарилась на глазах) продолжала копать.
Третьим летом по выкопанному руслу зажурчал ручеёк и купальня стала наполняться. Старуха теперь сидела на лавочке и наблюдала, как повышается уровень. И как-то она сказала дочери: «Всё!» И Ольга, потом опять же сопоставив, сказала, что именно в этот день Денис с женой и маленьким сынишкой погибли в автокатострофе.
Больше к этой истории нам добавить нечего. А гадать о совпадениях и прочем совсем почему-то не хочется. Хочется верить: каждому воздастся…