Лето с его беззаботностью, чувствами, эмоциями - такое желанное, романтичное, радостное с благовониями трав пришло в наши будни . Июль в Костроме жаркий, страстный и пылкий, как молодой влюблённый, одаривший землю буйством цветов, начинался с прощальных аккордов ароматного запаха роскошного жасмина. А цветы, как невесты на подбор, в это время особенно нежные, свежие. Обаятельные ромашки смотрят добрыми доверчивыми глазами, незабудки отвечают взаимностью, ослепительные по красоте лилии своим благоуханием просто сводят с ума. Со случайным ветерком в наш сад залетают чудесные бабочки в разноцветных нарядах. Они порхают над полюбившимися им гвоздиками, то и дело приземляясь на яркие, сочные соцветия этих бархатных цветов.
- Пойду-ка я прогуляюсь в здешнем лесу,- сказал мне Андрей.
- Ой, стоит ли рисковать, ведь здесь змеи водятся, - обеспокоенно ответила я.
Но он уже надевал высокие сапоги, подпоясывался широким солдатским ремнём, и, захватив ведёрко, быстрым шагом вышел за ворота дачи. Я проводила его за околицу и наблюдала, как он скрылся за косогором. Там, вдали за опушкой леса, распластался полевой простор. Он уходил далеко через овсяное поле, туда, где виднелись верхушки берёзового леса.
Вернувшись в сад, я занялась прополкой цветников. Умаявшись от работы в наклонку, я присела отдохнуть на старую скамейку в тенёк под яблоней и незаметно задремала. Тишина июльского дня унесла меня в сон. Снился мне сад, ослеплённый солнцем. В яркой листве деревьев пели соловьи, и отовсюду слышна была красивая, знакомая мелодия. Я проснулась от ощущения аромата знакомого вкуса. Открыв глаза, я увидела перед собой улыбающегося Андрея, глаза его сверкали весёлой лаской. А передо мной на топчане стояло полное ведёрко спелых ягод клубники.
- Вот, посмотри-ка что я тебе принёс.
- Ого! Ничего себе… Хэ…, - улыбнулась я.
- Знаешь, этой ягоды полно в лесу. Её местные называют – лесная ягода.
- Странное название. А я знаю её старое название «виктория».
Виктория, так называл её мой папа. С этой ягодой связаны мои детские горькие воспоминания. Ужели столько прошло времени, а я всё ещё помню те уроки, которые давала мне жизнь. Мир моего детства почему-то ограничивался переживаниями, обостренными чувством незащищенности и страха.
И почему-то всплывает из памяти лето 1960 года. Папа собирается в очередной отпуск на родину в Горьковскую область. В горнице, освещённой ранним солнечным светом, особенно заметен беспорядок в доме. Мама, нервно закусывая губы с болью в глазах, смотрит неодобрительно на всё происходящее.
- Маруся! Где тот полушубок? – обращается к ней отец.
- Какой полушубок?
- Тот, новый, который тебе выдали на складе. Отцу его привезу, пусть порадуется. Тебе ещё дадут, а ему старые кости греть надо.
Мать нехотя достаёт из шкафа новенький полушубок, пропахший нафталином, и протягивает отцу.
- Да, еще, Марусь, слышь… Сними-ка часы, Нюрке будет подарок. Вот, обрадуется!
Мама расстегнула кожаный ремешок на руке и положила часы на край стола, и как-то жалостливо посмотрела ещё раз на стол.
- А где платок-то пуховый, всё равно не носишь? Чего бережёшь? Матери в самый раз пригодится. И еще… Аксинье жакетку плюшевую возьму.
- Ну, жакетку-то я ношу, она мне нужна, Саша…, - робко возразила мать.
- Не жадничай, я сказал. Справим еще тебе жакетку, Маруся. - После.
Мать достала с верхней полки шкафа пуховый платок, встряхнула его и, завернув в тряпицу, отдала отцу. Долго держала в руках жакетку, гладила её, расправив на столе, будто снимала пыль.
- Новая совсем, ей долго сносу не будет. Ну, да ладно, забирай.
- Чёрт-те надавал! Брательникам надо чего-то, - поморщился отец, оглядываясь вокруг себя.
Всякий раз эти сборы отца с отъездом в отпуск сопровождались какой-то душевной экзекуцией – испытанием на привязанность к вещам. В доме создавалась неловкая атмосфера. Отец сердился, не находя слов в оправдание своих действий. Но подарки родне – это святое, без них он не мог, не имел права приехать.
Когда всё было собрано. Отец сел напротив матери. В её глазах была такая боль и чёрная тоска.
- Ну, чего ты? Я ведь ненадолго. Как приеду, сразу сообщу. Тебе что, твои вон рядом, на году, чай, не раз видишь. А я что, проклятый, не могу раз в году съездить домой?
- Поглядим, как ты сообщишь… Господи…., - она заплакала.
Схватив чемодан с поклажей, отец вышел на крыльцо. Повернулся, взглянув повлажневшими глазами. Но, не найдя нужных слов, вышел за ворота и пошагал в сторону железнодорожной станции.
Время после отъезда отца для матери было просто невыносимой жизнью. Ей снились нехорошие сны, которыми она всецело делилась с нами. То ей снился сильный пожар и она, спасая нас, получила сильные ожоги. То во сне приходила тетя Шура, а это по её убеждению, обязательно к неприятностям. Из всего этого сложного сплетения ночных маминых сновидений, мы, дети: я, моя сестра Марина и брат Васька, жили в ожидании плохих новостей. Мы догадывались, что неспроста отец каждый год рвётся на родину. О тайной связи отца с любовницей мы слышали из скандалов родителей. Знали мы отчего так мать переживает. Нам было обидно за неё. Бесконечная жалость к ней нам обжигала сердца. Я старалась её поддерживать, хоть это и было по-детски наивно. Случалось, если кто-то из соседей угощал меня конфеткой, то я обязательно приберегала её для мамы.
Дни постепенно слагались в недели, отпуск папы подходил к завершению. За все время отпуска от отца не было никаких сообщений.
И вот настал тот день, когда он вернулся. На улице стояла вечерняя прохлада. В окнах дома отражалось золото заката. Мама возилась с дровами в сарае, пытаясь расколоть огромный берёзовый чурак, но у неё не получалось. И тут в дверях сарая показался отец.
- Здравствуй, Маруся!
Мать обернулась от неожиданности. Взглянула на него с укоризной.
- Явился! Что ж на мои телеграммы не отвечал. Небось некогда было! Нагулялся, приехал! Встречайте его!
- Маруся, погоди, я сейчас всё объясню… Клянусь тебе…
- Не надо ничего мне объяснять… Господи! Когда всё это закончится. ..
Мать зарыдала. Бросив топор в сторону, пошла в дом. Отец стоял и смотрел вслед уходящей жене. Я хотела следом побежать за мамой, но меня остановил отец. Он достал из сумки стеклянную банку с крупными красными ягодами.
- Вот, Валенька, попробуй. Это тебе гостинец от бабушки. Ягода – виктория. На, милая, попробуй…
Что-то мне стало так нехорошо, как будто я предаю маму за баночку ягод.
Захлёбываясь от слёз, я едва выговорила:
- Мне не надо твоих ягод, я не буду…
Решительно развернувшись на деревянных мосточках, мне хотелось убежать прочь. А поскольку я была босиком, то со всего маху при развороте засадила себе во всю стопу огромную занозу – щепку. Боль… Нестерпимая боль пронзила всё моё тело с головы до ног. С криком я упала на колени. Испуганный отец подскочил ко мне:
- Что ты, что ты, дурочка... Ну, зачем ты…
Взял меня на руки и понёс в дом. Никогда я так неистово не плакала. Всё смешалось в моей детской душе: и боль, и обида и бесконечный страх от всего того, что я не могу изменить. Суматоха охватила всех. Мама с ужасом в глазах убежала за фельдшерицей, которая проживала на соседней улице. Отец положил меня на кровать. Присел рядом и гладил меня по голове.
Распахнулись двери, вбежала мама, за ней следом вошла фельдшерица. Мне была оказана помощь. Вытащили глубоко засевшую щепку. Долго обрабатывали рану йодом, зелёнкой. Сделали перевязку. И я потихоньку затихла, отупевшая от слёз.
Папа сидел рядом на краешке кровати, доставал из баночки ягоды виктории, немного подкисшие в дороге, но такие сладковато-дразнящие, божественно тающие во рту, необыкновенно ароматные. И я ела эти сладко-пресладкие ягоды виктории, политые моими солёными слезами. И это было счастье: кроткое, беспомощное, душевно-надломленное, нелёгкое детское счастье!
Целая жизнь прошла с тех пор. А я помню, какая она ягода - виктория…