Женщина испуганно вскочила и обнаружила, что находится в тесной палатке, одетая в толстые брюки и куртку – всё это она поняла на ощупь: вокруг стояла непроницаемая мгла. Пол будто ходил ходуном – нога проваливалась там, где ступала. Было похоже, что палатка висит в воздухе. Где же она?! Что происходит? Это не сон! Слишком реалистично. Что за галлюцинации на этот раз и почему они зачастили? Неужели подступает старость…так рано, так некстати.
Ева снова беспокойно задремала и вскоре проснулась от довольно ощутимого толчка:
-Настась! Подъём! Опять дрыхнешь? Все подъём! На сегодня – большой план!
Ева выглянула из палатки и с ужасом поняла, что это не сон. Она действительно висит практически в воздухе, не считая металлических стержней, вбитых в стену. Под нею сотни метров! Женщина резко шарахнулась в противоположную от выхода сторону и явственно ощутила, как палатка внезапно съехала – такие жесты здесь недопустимы!
Итак, её зовут Настасья, ей тридцать восемь. Она совершает безкислородное восхождение на Эверест в группе из пяти человек. Она всех их давно знает – Лиза, Митяй, Вичка и Лекс. Сколько лет они – притёршиеся друг к другу – бороздили горные просторы! Нет, вначале их было восемь. Но Тата вышла замуж, родила сначала одного, потом второго и как-то постепенно окончательно покончила с экстремальным альпинизмом, да и с альпинизмом вообще. Дан сильно обморозил лицо, ему удалили нос, часть подбородка и левой щеки. После только реабилитации он хотел было пойти с ними, но его жена пригрозила разводом. Горы потеряли своего преданнейшего обожателя. А Кати…Что Кати? Кати замёрзла. Однажды утром она просто не проснулась, хотя с остальными всё было в порядке. Её тело осталось висеть на скале: они не смогли сбросить своего погибшего товарища вниз. К тому же, бывали случаи, когда человек в похожих условиях вдруг приходил в сознание и возвращался живым, хотя и с тяжёлыми физическими увечьями. Это было совершенно невероятно и, конечно, спустя определённое время стало ясно: Кати больше никогда не вернётся.
Восемь тысяч восемьсот семьдесят два с половиной метра – итальянский геолог определил, что горы на двадцать пять метров выше в сравнении с прежними данными, полученными с помощью съёмок из Космоса.
Ева чувствовала себя так, будто её засунули в чужое тело с чужой личностью, оставив наедине со своими мыслями и переживаниями. Но в краткие минуты она менялась со своей «безбашенной» половиной и обретала власть над телом, что пугало её до дрожи в руках и подгибания коленей – она не знала, как выживать в подобных чудовищных ситуациях. Лучше всего было оставаться безмолвным, незаметным наблюдателем.
Вершины Эвереста группа достигла уже через три часа: так было специально задумано – с расчётом, чтобы успеть до вечера спуститься до базового лагеря. Вторая холодная ночёвка могла привести к фатальному исходу. Теперь стало ясно, что во многом они ошиблись, но менять что-либо было поздно. Сильнейший перепад температур и шквальный ветер буквально на глазах подтачивали силы, а впереди их ожидал путь обратно – по «самой длинной миле на Земле», пролегающей по крутому, гладкому, каменному склону, покрытому порошеобразным снегом.
И вот вершина знаменитого восьмитысячника! Ева-Настасья не чувствует ничего, за исключением почти невыносимой, физической усталости – третьи сутки практически без сна и еды! Поскорее бы очутиться в тепле – вот единственное, ощутимое желание. Тело сопротивляется каждому движению, голова слегка кружится, побаливают лёгкие. Судя по неестественной потере чувствительности кончиков пальцев ног – они обморожены, несмотря на специальные разминки.
-На это стоило поглядеть! – Бросает Лекс, вонзая в поверхность ботинок с кошками. – Мы на самой вершине мира! Выше нас никого нет!
-Классно, что мы добрались, - соглашается Вичка, сошкребая лёд с кислородной маски: она не отважилась последовать примеру Настасьи и Лизы. – Это доказательство того, что мечты достигаются ценой упорного труда.
Лиза молчала – каждые десять или пятнадцать минут её терзал очередной приступ глубокого кашля, разрывающего лёгкие. Она до боли закусывала губу или язык, чтобы не попросить себе хотя бы один баллон с кислородом: она знала, что их количество строго ограничено. Она сама решила совершить такой «подвиг» - ей некого винить. Надо терпеть и идти, идти, идти…Что-нибудь, но дойдёт.
Митяй тоже молчал – он смотрел, но не на пейзаж и окружающие их снежные вершины, а на зародившиеся облака вдали: они могли быть сигналом надвигающейся бури. Что, если так? Он чувствовал, что ответ как будто безразличен ему, так медленно и безмятежно он появился в голове. Тогда кто-то из них останется здесь навсегда. И их обледенелые трупы останутся лежать тут, как и те, которые попадались им на пути.
-Сфотографируйте кто-нибудь, - просит Вичка, сожалея о разбитом фотоаппарате. – Ещё пара минут и надо трогаться вниз: вечером каждая секунда будет на счету.
Настасья никак не могла понять, что заставляет успешных, здоровых, умных людей бежать на край мира, чтобы рискуя жизнью и здоровьем, в невыносимо тяжёлых условиях – среди обжигающего воздуха (которым едва удаётся дышать из-за пониженного уровня кислорода) и каменных круч - лезть на какую-то там вершину, чтобы увидеть…просто горы, просто снег и просто пейзаж, который ничуть не лучше и не хуже многих. Но догадка осенила её внезапно, пронзив и ослепив подобно молнии: они бегут! Да, да, это побег! Когда не получается реализовать себя в жизни без нелепого, необдуманного, ненужного риска! Объяснения придумываются самые разные, но факт остаётся фактом: это риск, которому нет необходимости, кроме как надуманной – исходящей из головы. «Больная голова ногам покою не даёт» - как раз оттуда. А причины? Да, фиг с ними, с причинами! Нет, они, безусловно, молодцы, что хотя бы не причиняют вреда, самоутверждаясь подобным образом. Но о собственных детях и близких они явно не утомляют себе мозги. И ведь эти дети вырастут и попрутся туда – в горы, к своей возможной гибели. Такого будущего они желают самым дорогим, по их словам, людям? И она…она-то?! Она бежала от своего неверия: хотела разобраться, верит ли она в Бога или нет – сердцем, не мозгом. Столько всего навалилось на неё, что нельзя было остаться там – на месте, в духовной обездвиженности! Среди обыкновенных, ничем не примечательных, людей и их делишек нельзя было испытать нужный взрыв чувств и эмоций. Вырваться иначе – как? Настасья силилась не зарыдать от безысходности – столько трудов, столько трат, столько, чёрт возьми, борьбы и ничего! Где ты, Господи? Где же ты?!
Поднимался ветер, грозящий перейти в ураган. Лиза начала спотыкаться и двигаться некоординированно. Лекс – как предводитель группы – приказал Вичке отдать той свой второй баллон. Достав из-под пуховика ампулу с кортизоном, он ввёл его Лизе, чтобы нейтрализовать последствия разряженного воздуха. Вичка подчинилась не сразу: около минуты они странно и немигающее смотрела Лексу в глаза. Потом отстегнула свой – почти законченный баллон и, поменяв его на новый, отдала его Лизе. Кислородную маску Лекс отдал ей свою, пробормотав какое-то ругательство в сторону Вички. Та, однако, лишь злобно усмехнулась. Как бы не так! Она не станет рисковать своей жизнью из другого человека! В конце концов, Лекс с ней спит, пусть он ей и помогает. Подохнут оба – туда им и дорога! Герои…
Митяй присоединился к связке Лекса и Лизы – для пущей подстраховки. Он и сам не мог объяснить, но у него было очень плохое предчувствие. Всё внутри трепетало и взывало к рассудку: иди один! Но как один, если они – группа?! Сам он точно не может погибнуть – всё-таки годы тренировок кое-чего стоят. Нет, стопроцентную гарантию никто не даст – погибали и не такие: природа непредсказуема. Но всё же…волков боятся – в лес не ходить. Вичка – по ней сразу видно, она теперь сама по себе. Настасья вроде тоже нормально идёт – справится. Он в ней уверен. Нет, правильно он сделал – так высоки шансы выжить у всех, даже у Лизы. А там они спустятся, дойдут до базового лагеря, вызовут вертолёт. Может, кто-то и лишится пары пальцев или кончика носа. Но все останутся живы. Надо думать об этом. Все останутся живы. Страх лишает концентрации – он очень опасен. Но страх есть до тех пор, пока есть мысли о нём.
Едва они добрались до южной вершины, как повалил густой снег, отчего видимость тут же ухудшилась. Митяй двигался медленно, осторожно, стараясь предугадать возможное падение Лизы – он не хотел жертв. На некоторое время, Лизе полегчало и она довольно уверенно начала спускаться сама. Лекс потерял бдительность, Митяй пытался уменьшить подачу кислорода, чтобы оставить небольшой запас на всякий случай. В это время Лиза поскользнулась и, глухо всхлипнув, повисла на страховочном тросе.
-Лиза! Лиза! – Заорал Лекс, но женщина была без сознания.
Митяй кинулся на помощь, но тут случилось страшное и кошмарное происшествие, навсегда отвратившее Лекса от альпинистского поприща. Потом он не раз вспоминал произошедшее, силясь оправдать себя перед самим собой. Не получилось: предводителем выбрали его, и он нёс ответственность. Это страшно – всегда считать себя виноватым. Но так потом и было.
Лекс вспоминал всё – от малейших мимических движений до слов и поступков членов команды. Считающий себя внимательным, прозорливым и на редкость наблюдательным, он пропустил – каким-то образом – пропустил признаки подлого поведения Вички и недопустимого кислородного голодания у Лизы. Он всё пропустил – этому не может быть оправдания!
Лиза приоткрыла глаза и, разразившись безумным хохотом, указала на Вичку:
-Она съела нас! Она сожрала наши тела!
-Лиза, не шевелись! Стой на месте, я иду! – Крикнул Митяй, хотя уместнее было сказать: «виси на месте».
-Она жрала нашу еду! Ты этого не понял? Никто этого не понял?! Мы не забыли и не потеряли тот мешок! Он был у этой суки, у этой падали!
Митяй ошеломлённо замер и, не веря ушам, обернулся на Вичку. Та делала вид, что ничего особенного не происходит, продолжая невозмутимо вбивать колышек. Он догадался: постыдная правда заставляет её вести себя так. Лиза опять начала терять сознание: её глаза закатились и тело стало биться в ритмичных, пока несильных судорогах. Митяй резко шагнул было навстречу ей, чтобы поддержать и привести в чувство, но внезапно налетевший резкий порыв ветра с колючими кусочками льдами качнул его в противоположную сторону. Не удержавшись, Митяй повис на страховочном тросе под Лизой. Он даже не увидел, а почувствовал, как под силой тяжести их тел медленно выворачивается из скалы колышек. Ещё мгновение и они будто проваливаются в последнюю, допустимую «яму». Единственное, что их держит – Лекс, безуспешно пытающийся удержаться и вытащить их.
Вичка методично продолжала спуск: она словно впала в оцепенение, конечной и единственной целью которого являлось выживание. В жизни отзывчивая и услужливая, она переставала быть таковой в минуты опасности. «Человек для радости» - так о ней отозвался то ли небрежно, то ли безразлично Андрэ – стационарный тренер в клубе. Многие верили, что нужда и страдания однажды изменят эту душу и относились к ней как к своей. Настасья, висевшая в стороне, никак не могла помочь, даже если бы и хотела. Но она не хотела. Она чувствовала всё своё падение в этом нежелании, но не могла его изменить.
Митяй понял, что с Лизой у Лекса есть шанс, а с ними двумя – нет точно. Он что-то беззвучно прошептал и быстрым, отточенным движением отстегнул карабины.
-Не надо! Стой! Не надо, друг! – Всхлипнул Лекс, безумно глядя на падающее тело, неуклюже и тяжело ударявшееся о выступы на скале. Метель скрыла его из поля зрения. В его голове всплыла нелепая картинка пятилетней давности, как Митяй засовывает себе под футболку бездомного, жалкого, мокрого котёнка двух или трёх недель от роду.
-О, Боже мой! – Прижала к ледяному камню лицо Настасья: смерть! Они все погибнут. Теперь они все погибнут. Если даже такой человек, как Митяй, погиб…
Уродливо сжав всю нижнюю часть лица, чтобы держать себя в руках, Лекс аккуратно спустился к Лизе, которая что-то невнятно мычала. Скорее всего, отёк мозга. Шансов спастись у них – ничтожное количество. Вичка давно оставила их всех позади себя, хотя и старалась не спешить.
Настасья еле двигалась – обессиленная и измученная, она была готова умереть, лишь бы застыть, ни о чём не думать, перестать существовать. Бешено билось сердце, устав от нехватки кислорода, словно стремясь в любой момент остановиться, уйти на долгожданный покой. Но её неумолимо толкала одна мысль, внезапно очнувшаяся и восставшая из глубины клеток: жить! Эта мысль подавляла все другие, она гнала её вперёд, не считаясь с её желаниями, болью, слабостью, безнадёжным состоянием духа. Жить!
Лиза то приходила в себя, то отключалась. Лекс решил, что в любом случае не бросит её. Любовь тут ни при чём. Иначе он не может. Эта стерва ещё за всё ответит, дай, Бог, только добраться. Рассуждала о нравственности громче всех! Какая разница – на какой высоте и в каких условиях? Жить хочется всем и всегда. Но всегда и везде человек должен быть человеком. Поступая иначе, он погибает как личность, остаётся жить шкура, внутри которой безмозглая, заходящаяся от злобы, тварь. Лишённая доброй памяти, уважения, почёта и достойной жизни: однажды расплата неизменно настигает каждого.
Вчетвером они достигли плато, где находился лагерь, лишь к ночи. Из-за метели и темноты ничего не было видно. Всем стало ясно, что они сбились с маршрута и теперь бродят наугад, быть может, в двухстах метрах от относительной безопасности и тепла. Идти стало кошмарно трудно – каждый шаг давался с огромным трудом, для следующего необходимо было, порой, отдохнуть, отдышаться. Передышки хватало не более, чем ещё на один шаг. Настасья упала – уже второй раз за последние семь или восемь минут. Сильным, уверенным движением Лекс поставил её на ноги: быть может, на этот подъём ушли бы последние её силы…Она благодарно пригнула шею, но тот уже не смотрел – надо идти! А если он умрёт? Такие отдают всего себя, а потом падают замертво.
Настасья замерла в сомнении: неподалёку в стороне она мимолётно уловила очертание силуэта? Митяй? Неужели?! Однозначно: у неё начались галлюцинации! Незнакомец приближался и женщина, наконец, разглядела его синие штаны и куртку – оранжевую с голубым: это и в самом деле был Митяй! Какое счастье, что он спасся! Каким чудом – непонятно, но это и неважно. Митяй шёл неровно, припадая на одну ногу. На его груди зияло разорванное, окровавленное месиво. Настасья напряглась – выжить с такой раной немыслимо! Что же это?! Вспомнились рассказы бывалых о чёрном альпинисте, которые она обыкновенно высмеивала. Она собралась закричать (хотя ветер всё равно отнёс бы её голос в сторону), окликнуть Лекса, чтобы хотя бы услышать человеческий голос, но Митяй поднял руку:
-Настасья, вы идёте неправильно! Впереди пропасть. Предупреди остальных.
-Ты живой? Ты живой? – Почему-то дважды крикнула женщина, поворачиваясь спиной к ветру.
-Я разбился. Я погиб. Вы должны развернуться. Впереди пропасть! – Окаменевшие губы с трудом повторили сказанное. Митяй качнулся, зловеще нахмурил брови над остеклевшими глазами и растворился в воздухе.
Настасья чувствовала, как затряслись руки и капли пота сползли по спине – там, где свитер прилегал недостаточно плотно. Галлюцинации? А вдруг правда? Вдруг пропасть? Неужели надо поверить?! Так мало времени на раздумья! А, будь что будет! Она кинулась вперёд, удивляясь неизвестно откуда взявшимся силам, и догнав Лекса – он прокладывал дорогу остальным – сообщила об увиденном. Он хмуро отметил про себя её неестественно-суетливые движения и срывающийся голос. «Минус один».
-Иди за мной! Шаг в шаг! Поняла? Иди! – Отвернулся он, продолжая путь.
Настасья осталась стоять. Температура понижалась на глазах, судя по онемению в ногах, которое всё усиливалось. Кончики пальцев на руках едва сохраняли чувствительность. Она старательно задвигала ими, но это никак не сказалось. Как же дальше? Необходимо тепло. Срочно – в тепло. И тогда, быть может, ноги и руки отогреются и не надо будет подвергать себя кровожадной пиле (или пилке) хирурга-изувера. А он не верит. Лекс ей не верит! Он решил, что она рехнулась. А вдруг она рехнулась?!
Женщина не знала, что делать. Мысли текли неповоротливо, свинцовыми волнами накатывая снова и снова, пока разум не соглашался принять их. Она не верит во всё это – призраков, потустороннюю жизнь, сверхъестественное и всякую нелепицу. Всё это выдумки больного воображения. Есть жизнь и есть смерть. Это всё. Митяй, считай, сам прыгнул в пропасть. Она это видела, как и остальные. А вот его оживший труп – только она одна. Это привиделось. А вдруг, чёрт побери, а вдруг всё это есть и она сама умрёт, если не поверит?! Это будет её смерть – самая настоящая. Но тогда не страшно, ведь тогда Митяй, получится, прав и жизнь после смерти есть.
Рыдая сухими, воспалёнными глазами, Настасья сделала два шага назад и повернула под прямым углом к их тропе, зашагав как раз навстречу неистовому ветру, почти шквалу, сбивающему с ног. Она пригнулась и, практически наугад, побрела – медленно, практически ползком – вперёд.
Примерно через полтора часа она, полумёртвая от холода и усталости, свалилась возле входа в палатку. Это был базовый лагерь. Она дошла. Митяй оказался прав.