Эта история приключилась со мной недавно, и как всегда бывает в таких случаях – неожиданно. Никогда не ждешь, что с тобой может случиться нечто такое – необычное. Это как, например, нечаянно в лужу с грязью угодить: обидно, а делать нечего – обляпался, так вытираться надо! В общем, давайте все по порядку…
В это небольшое приморское село попал я совершенно случайно. Можно сказать, даже по ошибке. Еще и года не прошло, как я отслужил в армии. Дома меня ждала девушка, и мы вскоре поженились. Казалось бы: наслаждайся свободой, молодой жизнью – мне-то еще и двадцати двух не стукнуло. Да куда там! Буквально через месяц после свадьбы пришла повестка из военкомата. Поначалу я и подумать не мог о чем-то серьезном; ну, может, штампик какой в билет поставят, – думаю. А ни черта подобного: оказывается, опять форму нахлобучить на меня захотели; сборы, – говорят.
– Вы что, сдурели! – возмутился я. – Какие сборы! Я же только оттуда…
А они и сами не понимают.
– Из самого штаба тебя запросили, – отвечают. – Профессия, – мол, – какая-то очень редкая и нужная у тебя. Срочно понадобился.
Я, конечно, даже гордостью по-первости зашелся, что меня так ценят. Но все равно ничего не понимаю: агроном я незаконченный, да к тому же – заочный. Какая уж тут редкость… Куда, зачем, насколько забирают?..
– Не знаем, не знаем, – талдычат одно и то же. – Вызывают и все; мы при исполнени… Да ты не расстраивайся: на юг поедешь, на самое море. Отдохнешь, накупаешься… Считай, повезло тебе, парень…
Какое, на фиг, повезло!.. У меня жена молодая дома. Я даже привыкнуть не успел к этому слову. Как оторваться от нее?.. Что за бред!..
Возмущайся не возмущайся, а все без толку… В общем посадили меня на поезд, как заправского командировочного. «Там все узнаешь, – говорят. – А мы тут ни причем».
Приехал в небольшой южный городишко я ранним утром. Даже ночью еще – темно было. И как только вышел из вагона, так сразу меня ошеломил запах южного воздуха. Густой настой трав, цветов, соленого моря… Это ни с чем несравнимо! Даже не могу передать словами…
На перроне меня уже поджидал майор – какой-то невоенный, местечковый: невысокий, с животиком, потный и суетливый; в потрепанной выгоревшей форме, но, кажется, добродушный. Он задрал голову с задвинутой на макушку фуражкой и листал взглядом вагоны, высматривая меня. Пухленькая ручка его зажатым в кулаке носовым платком то и дело проходилась по мокрой шее.
Майор поздоровался со мной за руку, как с равным. И потом все время вел себя, как будто не было никакой разницы между рядовым и офицером. Это удивило и, надо сказать, даже обрадовало меня. После строгой военной службы ох как не хотелось еще раз подпадать под начальство!
Мы сели в подержанный пыльный УАЗик и полетели в военкомат. Мне показалось – именно полетели. Хоть скорость была невысока, но машина так тряслась на местных ухабах, что чудилось будто летим мы на «кукурузнике», то и дело проваливаясь в воздушные ямы.
В военкомате меня уже поджидали четверо дядечек. Они были намного старше меня, и выданная им форма совсем не смотрелась на них: видать гимнастика давно не проходилась по их телам. Я даже прыснул, отвернувшись, от их комичного вида.
Меня переодели в такую же защитную одежку. Мы залезли все в тот же аэро-УАЗик, предварительно загрузив в него продукты. И тот же майор (Степаныч, как он называл себя) сам сел за руль и куда-то повез нас.
– По дороге введу в курс дела, – кинул он мне, бешено крутя руль. – Они все знают. Подробности – у ребят, – кивнул он в сторону дядек.
Ехали мы недолго – с полчаса. За это время выяснилось, что мои попутчики – специалисты в геолого-минералогических науках. Я не сразу запомнил название, но теперь, кажется, сказал правильно: бумажка, на которой я записал трудные слова, лежит передо мной.
Дальше Степаныч сообщил мне конкретную задачу: что да как мы должны будем делать. Но я, конечно, ничего не понял. Тогда один из дядечек стал разъяснять подробно. Но это оказалось еще хуже… Слова мешались: «физическая география», «биогеография», «геохимия ландшафтов, почв» – и много еще такого, чего я просто не запомнил.
– Но я-то тут при чем? – удивился я. – Что я должен делать?
После подробного выяснения оказалось, что я действительно по ошибке попал на эти странные военные сборы: профессия моя никогда и рядом не стояла со специальностями моих «коллег».
– Как так, ты разве не специалист по картографии? – резко затормозил майор Степаныч. И мне показалось, что он сейчас вытурит меня в шею из нашего наземного аэроплана – что, может быть, и было бы к лучшему. – Вот так-так!.. И что ж теперь делать?..
Я только плечами пожал. А потом вдруг обрадовался:
– Так домой меня возвращать надо! Жена у меня там…
Домой меня не вернули.
– Раз уж приехал – будешь помогать. Да и дело-то военное – так запросто не развернешь…
Так и вкатили мы в селение: я – соловей неопытный, и дядьки мои (как потом узнал – лет по сорок каждому).
Селение – или поселок, или деревня… не знаю как правильно и назвать-то? – мне, в общем-то, понравилось. Небольшое, тихое, людей – с гулькин нос, не то что у нас в городе!.. Признаться честно, я не люблю большого скопления народу и лучше чувствую себя в сельской местности.
Поселились мы у одной женщины, тети Поли, на квартире. Вернее, это был частный дом с небольшим огородиком и садом. От калитки к крыльцу вела, увитая виноградом, пергола. Совсем близко было море: стоило только спуститься пологой улочкой и сразу окажешься на берегу.
Каждое утро мы брали какие-то инструменты, приборы и уходили в горы. Там мои дядьки что-то измеряли, ковыряли землю – брали пробы, значит. Подсчитывали, итожили, сравнивали… В общем, это их дело. Я же был на подхвате и делал все то, что попросят: носил, подавал, бегал…
Работа занимала в основном полдня. После обеда оставалось свободное время. Мои дяденьки постоянно резались в карты и пили тети Полино виноградное вино в садовой беседке. Хорошо было в ней – затишно и даже прохладно. Им, как я понимал, нравилась такая беззаботная жизнь вдали от семей. Пару раз я составил им компанию, но как человек малопьющий, вскоре отвалился от их коллектива – как отдаляется спутник от своей законной планеты, стремясь к апогею. Это словцо я тоже у них позаимствовал – у своих дядечек; раньше конечно слышал его, хотя толком и не знал, что оно означает.
Меня же обычно тянуло к морю. Стояла вторая половина октября – бархатный сезон был на исходе. Не так жарко, как летом, но, в то же время, приятно. Такого балдежа, честно сказать, я еще никогда не испытывал! Нет, его, конечно, не сравнить с нашими с молодой женой ночными кувырканиями. Но все же… что-то схожее есть…
Я уходил за поселок, пробирался сквозь полосу кустарника и оказывался на узкой укромной полоске у самого моря. Часами валялся на солнышке, нежился, купался… Мне нравилось заплывать далеко в море. А иногда я плавал вдоль берега, преодолевая большие расстояния: когда-то, в школе, я занимался плаванием и даже был чемпионом области.
Через день, на второй, к нам приезжал наш майор, Степаныч. Пыльный УАЗик дребезжал издали, подкатывал к дому тети Поли, резко тормозил.
– Ребята-а, ау-у… Где вы? Идите разгружать.
Степаныч привозил продукты: тушенку, копчености, сыр, рыбу, сгущенное молоко… – в общем, неплохой офицерский паек. Рай – одним словом! Только вот одного мне не хватало – моей законной возлюбленной…
Отпустить нас рассчитывали через месяц. Но дело пошло так хорошо, что мужики – не без моей помощи, конечно! – справились всего за неделю. Они и сами не ожидали, что работа заладится, и по прошествии семи дней с удивлением и растерянностью посматривали друг на друга.
– Степаныч… товарищ майор, мы хоть сейчас домой! – смело заявил я майору в его очередной приезд.
Коллеги мои замялись: видно, не совсем разделяли мое мнение. Да и куда им спешить! За долгие годы семейной жизни им, наверно, успел поднадоесть секс. Хотя я никак не мог представить, как он может надоесть. Но они даже не говорили на эту тему, как будто его и вовсе не существовало. Карты, вино… казалось, это было единственное, что существует в мире. По крайней мере, здесь, в селе.
Степаныч был озадачен. Он обещал поговорить там, наверху, и что-то решить. Было видно, что и его смутила наша прыть: спешка тоже не всегда хороша, иногда полезнее умная размеренность. А в армии пустого места не бывает: все равно найдут чем заполнить.
Через день он снова приехал.
– Ребята, в общем, так… Месяц, конечно, держать вас здесь никто не станет. Но вот недельку еще придется потянуть. Для проформы… Так что отдыхайте. Целых семь дней в вашем распоряжении.
Дни потянулись однообразно. Оказывается, без работы не так-то просто существовать! Вот это да!.. Я раньше и не думал об этом. А скажи кто – не поверил бы!
Ничего, перезимуем, – думал я, – неделя – не год…
С одной стороны, неплохо было побездельничать на дармовых харчах да на южном солнышке. С другой – в незанятости все чаще думалось о жене. И я страдал и страдал все больше.
Досуга в поселке не было практически никакого. Изредка показывали в открытом кинотеатре фильм. Кинотеатр – это несколько рядов вкопанных в землю длинных скамеек, черный высокий забор по периметру, да пожелтевший старый экран.
Когда теплая южная ночь опускалась на поселок, а цикады заводили свои бесконечные трели, включался допотопный кинопроектор, поверх голов сидящих устремлялся луч света, и экран оживал. По залу прокатывался восторженный гул, раздавались комментарии… Что-то было в этом от дикости двадцатых годов… Местная молодежь, – которой оказалось на удивление много, – как тараканы, выползавшая к вечеру невесть откуда (днем с огнем не сыскать было людей), собиралась кучками, занимала места, плевалась шелухой от семечек.
Два раза я сходил на киносеансы.
Меня, признаться, настораживало большое скопление местных парней. Какие-то неприветливые они были. Но меня, правда, не трогали!
Вот так и прошло две недели. И пришел последний день моего райского заточения. Часов в десять вечера должен был заехать Степаныч и увезти нас к ночному поезду. Наконец-то… наконец-то! – торопил я время.
За день я так накупался напоследок, что во рту чувствовался стойкий соленый привкус, и меня уже тошнило от болтанки на волнах. А сегодня, надо сказать, шторм поднялся нешуточный! И он все усиливался.
К вечеру все пожитки были собраны, и я бесцельно слонялся по поселку, убивая время до отъезда.
И тут все враз переменилось, блин!.. Что меня дернуло пойти туда?..
В центре поселка располагалась небольшая площадь. «Площадь» – это было громко сказано, черт бы ее побрал!.. Это было небольшое пространство между домиками, с вытоптанной пожухлой травой, и все такое… Но именно сюда занесло меня. И именно здесь скопилось много народу. Оказывается, затеяли танцы. Притащили огромные колонки, поставили их по обе стороны площади. Завели музыку.
Молодежь топталась – вроде как танцевала. Было так скученно – ни пролезть, ни протолкнуться! Все двигались прямо там, где стояли.
Зачем мне это нужно было – не пойму, но я, все же, протиснулся и оказался внутри жужжащего улья. Остановился и прилип к теплому стволу дерева.
Но что случилось, того не вернуть… Я стоял и чувствовал себя космонавтом, случайно залетевшим на другую планету – незнакомую, загадочную, манящую, но в то же время настораживающую.
Здесь шло все по-другому: в воздухе как будто витали необычные, кружащие голову ароматы – похоже, как тогда, в то утро, когда я сошел с поезда… Я вдыхал и вдыхал дурманящий инопланетный воздух и, кажется, вскоре сошел с ума. Наверное, так балдеют, накурившись марихуаны.
Мне было и хорошо, и тоскливо одновременно, что-то волшебное, манящее зачаровало меня. Я не знал, что со мной происходит, но кайфовал, как последний гад. Местные девчонки, оказывается, были довольно хороши, и я исподтишка все чаще посматривал на их смуглые оголенные ножки. Хотя нет, не подумайте – никакого эротического влечения я не чувствовал! Просто мне нравилось наблюдать за ними.
И тут заиграла такая томная мелодия!.. Такая… такая… В общем, внутри меня все обомлело, и я окончательно оборвал связи со своей планетой. И дальше все происходило будто не со мной… Нет, конечно, со мной… Но и не со мной в то же время… Мне стало так хорошо и беззаботно… А все последующее случилось бесконтрольно. Вы понимаете, о чем я?.. У вас были такие минуты, когда вы жили «изнутри»?.. У меня случился такой момент…
В общем, песня эта задела меня за живое. Я не знал английского – учился-то я в обычной средней школе… Но эта мелодия… Это что-то!.. Где-то я слышал, что сильнее всего может схватить за душу именно музыка.
Я стоял в эйфории. Я даже не видел, как ребята стали разбирать девчонок. И множество пар уже медленно двигалось вокруг меня.
Что-то сработало, видно, во мне и, не выходя из космической спячки, я оглядел тех, кто находился поблизости. Мне вдруг страстно захотелось танцевать, не смотря на то, что танцевать я не любил.
Рядом оставалось еще несколько «свободных» девушек; но число их быстро таяло. Я прошелся по ним взглядом. И тут, чуть в сторонке, под развесистым грецким орехом заметил ее… На ней было коротенькое платьице – белое, с черными горошинами. Ее пронзительные глаза смотрели в мою сторону, и она уже делала шаг навстречу. Тут я понял, что и сам иду к ней. Мы оба, словно загипнотизированные, приближались друг к другу. Вам, конечно, известно такое сволочное состояние, – черт бы его побрал!..
Я слегка кивнул ей, подойдя, и подал руку. Мы обнялись. Правая рука моя легла ей на поясницу, левая – в район лопаток. Под ладонями я чувствовал живое, трепещущее тело.
Ничего кругом я не видел поначалу. Пары танцевали так плотно, и было так тесно, что казалось – никто никого не видит, кроме своей партнерши, или партнера.
Ее чуть выпуклый животик время от времени так нежно касался моего… ну, в общем, тела, что я непроизвольно притянул девушку ближе к себе. Она легко подалась. И через десяток секунд мы слились, как две одинаковые капли воды сливаются в единую струйку.
Я чувствовал силу своих рук. И вместе с этим ощущал все ее миниатюрное тельце. Мы оба понимали, что нас никто не может видеть в этой, хаотично двигающейся массе, и все крепче прижимались друг к другу. Я прикрыл глаза и нежно терся своей небритой щекой о ее каштановые волосы. Правая рука моя совсем обнаглела. Она сползла ниже, на попу, и медленно перебирала пальцами, сквозь тонюсенький кусочек материи поглаживая упругие ягодицы. А потом, неожиданно для меня, мои пальцы скомкали низ платья, приподняли его, нащупали шелк трусиков, и даже попытались пробраться под их нежную резиночку.
Я не могу сказать, что девушке не было приятно. Я ведь чувствовал это… Но она несколько отрезвила меня, слегка отстранив мою непослушную руку. И все же мы еще несколько минут продолжали медленно двигаться под незабываемую мелодию, тесно прижавшись: она – ко мне, я – к ней. И это было что-то!..
Когда звучали последние аккорды, я вдруг понял, как мешает, как осточертело мне все вокруг. Хотелось быть только с ней… И чтобы никого больше…
– Провожу тебя, – шепнул я на ухо девушке.
Она промолчала, – что в данном случае означало согласие.
Нет, не подумайте, мне ничего не нужно было от нее!.. Просто мне страстно захотелось проводить девушку: спокойно и мирно пройтись по тихому поселку, продлив этот волшебный вечер. И я взял уже ее за руку, пытаясь вывести из толпы. Как вдруг… как вдруг я почувствовал неладное… Да, я враз отрезвел и сразу понял, что вечер закончен, и все мои нежные, безвинные чувства остались в прошлом.
Шагах в десяти, окруженный несколькими ребятами, стоял и безотрывно глядел на нас невообразимо здоровенный патлатый мужлан. Он был такой огромный, наверное, с пятиэтажку, и такой мускулистый, что у меня перехватило дыхание.
Я повертел головой: ну пусть бы он наблюдал за кем-то еще!.. Но не ту-то было: он просто стоял и неотрывно смотрел именно в нашу сторону. А его кучерявыми длинными патлами беззаботно играл ветерок. Как же я завидовал сейчас этому свободному ветру!..
Я сразу все понял… Вы, конечно, догадались, что это было!.. Вот и я догадался… Этот Патлатый явно был кавалером моей дюймовочки, которую я даже не успел спросить как зовут. Они, конечно, поссорились незадолго до этого, и только потому он не подошел к нам сразу… О, боже мой, он же все видел! – пронеслось в голове… А его бычьи глаза налились кровью и тупо уставились на меня. И я, сами понимаете, сразу обо всем догадался наперед: он, конечно, сейчас подойдет ко мне, и я представляю, чем все это закончится!..
Я чувствовал, как самым натуральным образом дрожат мои коленки. Наверное, дунь на меня – я бы сразу так и осел на здешнюю южную травку… Сердце колотилось. Мне показалось, что стук его слышит моя девушка… Да какая, мать ее, моя!.. Эта заноза, как ни в чем ни бывало, впилась в мою руку, словно я был защитником всего отечества, и готова была идти со мной хоть на край света. Она совсем не думала, что сейчас со мной произойдет. А что ей – ее-то он не тронет! По крайней мере – сейчас.
Я, признаюсь, несколько труслив по натуре, и списывать это свойство только на мою худосочную фигуру было бы неверно. Но все же что-то мужское во мне есть… Уже почти не думая о девушке, – а только о том, как бы побыстрее довести ее до дома и смыться, – я вывел наконец-таки ее из толпы, и под пристальным взглядом Патлатого и его дружков повел темной улочкой села.
Не оборачиваясь, я спиной чувствовал, как вся эта кодла следует за нами. Сворачивая в переулок, я даже краем глаза увидел их. Мне показалось, что парней там стало намного больше. А на следующем повороте их снова прибавилось. И так число их удваивалось несколько раз. «Что это?.. Откуда их столько?.. Как будто все село с окрестностями сошлось против меня!» – трепетал я, но, все же, настойчиво вел девушку. По крайней мере, мне так казалось… Я понимал: один неверный шаг, одно неосторожное движение – и меня, как волной, накроет этим сбродом, в молчании двигающимся сзади.
Скоро мы подошли к незнакомой калитке. Тускло горел одинокий фонарь на покосившемся столбе. Отчаянно трещали цикады. Мне показалось: громкий и монотонный свист их переходил в бесконечное «ме-е-е-а-а-а…»
Я уже ни о чем не мог думать, кроме… Сами знаете, кроме чего…
Тем не менее, словно обреченный рыцарь перед смертью, я приобнял свою напарницу и даже осмелился поцеловать ее в щечку. На миг рука моя снова скользнула по ее платью. Но ничего я не почувствовал такого, что было тогда, на танцплощадке…
Через мгновение девушка растаяла в глубине сада. И больше я ее не видел. А на меня, словно живая стена, надвигалась темная туча человек из… Уж и не знаю сколько их было! И это не так важно. Самое страшное: среди них был громила – Патлатый.
Я как мог спокойней направился в сторону, как бы по своему делу. Но не тут-то было!.. Патлатый преградил мне дорогу.
Секунду его бычьи глаза сверлили меня. «Может он немой… Почему все время молчит?» – сморщился я. А потом он с размаху так саданул меня кулачищем!.. В общем, удар пришелся по скуле. Я отлетел в сторону, как щепка от топора, и оказался на земле.
Боли не почувствовал. Только растерянно смотрел на бугая. А он снова надвигался на меня, выпучив бешеные глаза.
И тут я ощутил себя террористом-смертником… Терять было нечего. Я перекатился на спину, как бы замахиваясь всем телом, потом рванул вперед и со всего размаху саданул каблуком кирзового ботинка по надкостнице Патлатого. Тот подскочил на месте, согнулся и схватился за голень. Видать, ему и вправду было больно, – я-то знаю, что такое удар по надкостнице!.. Недолго думая, я вскочил и пустился наутек. А бегал я тоже неплохо – те же тренировки в плавании помогли.
Словно с цепи, сорвалась вся свора: крича и улюлюкая, понеслась за мной.
Вот тут-то я и понял: если догонят – мне хана; эти хреновы выродки живым меня не отпустят.
Я припустил так, что век бы им меня не догнать. Но было темно, и в незнакомом поселке сложно было ориентироваться. На их же стороне было то, что они хорошо знали все закоулки. Они уже несколько раз настигали меня – вот-вот схватят, – но в последний момент каким-то чудом мне удавалось свернуть то в одну, то в другую улочку… Иногда мне казалось, что я ушел от погони, но в следующий момент топот ног нарастал, между домами мелькали тени бегущих людей, и я снова припускал, словно затравленный волк. Хотя какой там волк!.. Так, собачонка драная. Вот кем я был…
Поначалу я интуитивно пытался отвести их от дома тети Поли, а уж потом, удрав от этой своры, вернуться под защиту дома. Но погоня преследовала по пятам, и с каждой минутой людей опять становилось все больше и больше: наверно, по тревоге были подняты все соседние поселки.
Несколько раз мне показалось, что действуют они довольно слаженно и умно, как на учениях: часть бандюганов обходила меня по одной улице, остальные окружали с другой стороны.
Громче всех кричал Патлатый. Его голос, словно звериный рык, содрогал воздух:
– Убью!.. Убью гада!.. – орал он. И это было правдой.
Кольцо все сужалось, и места для маневра не оставалось.
Тогда я свернул в какой-то странный аппендикс, который, к моему ужасу, оказался тупиком: по бокам и впереди возвышались глухие заборы.
Недолго думая, я чудом перемахнул через один и оказался возле прохудившихся построек. Даже не помню, как попал внутрь одного сарайчика.
Закудахтали потревоженные куры. Глухо ударила копытцем в стенку и заблеяла коза.
Вот тут, в этих яслях, где когда-то появился на свет Иисус, и конец мне наступит! – пронеслось в голове. Но странно: где-то на улице бухали голоса, и доносился топот, но сюда никто не совался.
И тут послышались тихие шаркающие шаги. Я бы и от шороха мыши мог получить сейчас разрыв сердца!.. Я весь обомлел… Не думайте, не такой уж я трус. Но вы бы попали в мою ситуацию!..
Скрипнула дверь сарая. В проеме скользнула тень.
– Эй, ты здесь? – послышался тихий женский голос. – Иди сюда, не бойся.
В другой раз, я бы почувствовал себя неловко, оказавшись в чужих владениях. Но теперь – странно – мне было совершенно безразлично, что я так вот запросто забрался к кому-то и стою перед хозяйкой. А, может, я курицу хочу украсть, или козу свести?.. Но что мне до того, что обо мне подумают!..
Передо мной стояла пожилая женщина – почти старушка. Каким-то образом она усекла происходящее.
– Слушай сюда, милок, – таинственно поведала она, – вот пойдешь вдоль этого забора, по тропинке. А там вниз, вниз и к морю. По берегу проберешься. Вряд ли они сунутся туда. Не догадаются.
Я только и промямлил:
– Спасибо… – и, пригнувшись, юркнул к забору.
По улице, где-то рядом, топотали. Здесь же было тихо. Закралась одурманивающая мысль: я спасен!.. И тут, в темноте я споткнулся о ведро. Какая-то мразь специально поставил его здесь!.. Ведро, подскакивая, полетело вниз по каменной мостовой, дребезжа на всю вселенную, и даже на ее округу.
Со всех ног я бросился вниз, к берегу. Я уже слышал, как плещет не на шутку разыгравшийся прибой; волны бьют о бетонный мол. Но еще громче свистела и улюлюкала толпа, готовая накрыть меня сзади.
Успев сбросить только тяжелые ботинки, я нырнул в черную пучину и отплыл на безопасное расстояние. Другого варианта этот злополучный вечер мне просто не оставлял.
А на берегу – мне казалось, раскинувшись во всю его ширь, – рычала свора рассвирепевших псов. Патлатый широкими шагами мерил пляж – туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда… Он даже заходил по колено в воду и все кричал:
– Убью!.. Выходи!.. Все равно убью!.. – Других слов он, похоже, не знал. И я верил, что он это сделает: такому тупому громиле ничего не стоит убить человека.
Какое-то время я держался недалеко от берега. А потом эти недоделанные скоты начали бросать в меня камни. Вот так просто брать и бросать!.. Словно древние книжники и фарисеи блудницу, они забрасывали меня каменьями. Слева, справа, впереди, сзади – совсем рядом со мной острые камни вспарывали и без того бурлящую воду. Я то проваливался вниз, то поднимался на волну, и оттуда, сверху, видел этих остолопов. Казалось, они выстроились в длинную-длинную очередь… Очередь за счастьем… Счастьем бросить в меня камень.
…Я вдруг вспомнил, что совсем недавно я тоже стоял в такой вот очереди за счастьем. В ней было так много народу, что на всех сразу его все равно не хватило бы… Люди толпились у дверей. Счастливчиков пропускали по билетам, кого-то – по блату: ведь помещение не могло вместить сразу всех жаждущих счастья. Те, кто попадал внутрь, теснились там, и в основном видели счастье только издалека. Те же, кто оставался на улице, наблюдали за раздачей счастья на больших плазменных экранах.
Где и когда это было – я никак не мог вспомнить. И даже подумал: а может, это все только почудилось мне, и не существует никакого счастья?.. Знаете, я ведь уже с трудом припоминал события. В голове помутилось…
В это время я снова взглянул на берег, на собравшуюся толпу. Камни все летели и летели – словно падали с неба, – и мне пришлось отплыть подальше. И все равно там, вдалеке, слышался приглушенный людской гомон. Но он становился все тише. Все меньше и незаметней делались люди на берегу.
Я начал в отчаянии работать руками и ногами, подныривая под волны и стараясь приблизиться к берегу. Но мои силы иссякали: сложно становилось бороться со стихией. Накатывая на берег, волны, казалось, приближали меня к нему, но, откатываясь назад, уносили все дальше в открытое ночное море.
Вскоре я понял, что у меня не осталось сил. Я уже не выныривал из-под воды, набрав ее полные легкие. Но даже здесь, кажется, слышал звериный рык Патлатого: «Убью… убью… убью…» А потом все постепенно растворилось и пропало…
Что было дальше, я, конечно, не мог знать. Но потом мне все рассказали…
На берег, на самый прибой, осветив собравшихся фарами, на всей скорости подкатил УАЗик, и из него выскочил майор. Видимо, он давно искал меня – ночью надо было садиться на поезд. Но мой Иисус – майор Степаныч, безнадежно опоздал и не успел пристыдить беснующуюся толпу: кто без греха, пусть первым бросит в него камень. Добрая половина прибрежной гальки безвозвратно перекочевала в морскую пучину…
Маленький, толстенький Степаныч, вечно потный и суетливый, с задранной на затылок фуражкой, неуклюже наклонился вперед и несуразно огромными шагами припустил к воде. Наверное, кому-то он показался бы смешным. Но если бы я видел его в этот момент, то, честное слово, изошелся бы гордостью за такого героя. Но я, сами понимаете, не мог видеть его…
Отвязав чью-то причаленную лодку, мощными взмахами весел майор погреб в мою сторону.
Уж не знаю, как он сам остался жив в этом чертовом кипящем водовороте, а тем более – сумел вытащить меня…
Мое бездыханное тело распласталось на берегу. Ни извлеченная из легких вода, ни искусственное дыхание – ничего не помогало. Я оставался неподвижен. А вокруг плотным кольцом обступила меня недавняя очередь – поникшая и присмиревшая. «Видать, каждый из них получил порцию своего счастья», – мог бы подумать я, если бы вообще мог думать.
Поздней ночью меня отвезли в местную больничку – не оставлять же на берегу! Несколько часов мое тело находилось где-то в темноте; где именно – извините, я просто не знаю…
А потом наступило утро. Такое раннее, солнечное, тихое… и даже радостное.
В крохотную чистую комнатку вкатили тележку. На ней, под белой простыней и почему-то весь забинтованный с головы до ног, лежал я.
– Да-а-а… дело дрянь. Здесь без милиции не обойтись, – произнес кто-то. Кажется, это был Степаныч.
И тут все насторожились. Им показалось, что я тихонько вздохнул.
Майор, врач – несмело подошли поближе и затаили дыхание.
Наверное, именно в этот миг я стал приходить в себя… Я почувствовал, как приоткрыли легкую простынку, а потом начали быстро, но аккуратно разматывать белоснежные бинты.
Я задышал вовсю – как будто не дышал целую вечность – и даже приоткрыл глаза.
Было так тихо, так чисто и хорошо в этой маленькой больничной комнатке, что я, кажется, ощутил полное счастье; наверное, то, за которым люди всю жизнь стоят в длинной очереди.
Я огляделся. Яркий солнечный свет вместе с пряным южным воздухом вливался в палатку через распахнутое окно. Надо мной колдовала женщина в ослепительном белом халате. Рядом с ней стоял майор Степаныч. Его, видно, хорошо потрепало за последние часы, и он выглядел еще более усталым, чем обычно, и каким-то бездомным. «Наверно, старый холостяк», – почему-то промелькнуло у меня. Ведь я уже немного умел думать, и это было чертовски приятно… Пропитанная потом гимнастерка его расстегнулась; фуражка, как всегда, сдвинулась на затылок, а из-под козырька выбивались слипшиеся, давно нестриженые пряди… Но мне показалось – он был тоже счастлив.
А потом… Потом я увидел… Догадайтесь кого я увидел!.. Бьюсь об заклад, это будет несложно некоторым. Но не всем… Ну как – догадались?..
С другой стороны, у самой стенки, поближе к выходу стоял верзила Патлатый… Но что такое произошло с ним?.. Весь напряженный, вытянутый в струнку, он неотрывно глядел на меня. Но куда девался его бычий, тупой взгляд?.. На меня смотрели внимательные, отчаявшиеся глаза Патлатого – беспредельно усталые, невыспавшиеся и тоже счастливые. Огромные руки его безвольно повисли вдоль тела, а растрепанными кудрями поигрывал влетавший ветерок. Все такой же вольный и безмятежный…
А все-таки я победил тебя! Ты проиграл, черт подери! – ликовал я, глядя в изменившиеся, человеческие глаза. Я даже подался вперед, к нему… но не смог встать. А может, только показалось, что подался… Даже, скорее всего, именно так…
Но и он – я видел – всем своим долбанным существом был готов лететь ко мне. И это читалось в его взгляде, в его глазах, в которых накружились слезы.
Пару дней мне, все же, еще пришлось поваляться в больничке. Здесь было хорошо, покойно. Во дворе росли смоковницы; и мягкий инжир, который мне очень понравился, можно было есть, сколько влезет. Но даже, несмотря на это, мне хотелось поскорей покинуть затянувшийся рай. Ведь дома меня ждала моя молодая жена. А какое еще, на фиг, счастье нужно человеку!
26, 27 марта 2013