Жила в деревне Вера Федоровна с дочкой Нинкой. Мать её овдовела в Гражданскую, а она в Отечественную. Намаялась без отца, а потом и без мужа. Тяжело жилось Вере Фёдоровне, и не хотела она такой доли для дочки. Мечтала, что та в город уедет. Там и житьё лучше, работа легче и досуг культурнее. Вот поэтому и порола девку нещадно, чтобы училась хорошо. Заставляла Нинку учебники наизусть зубрить, даже от работы по дому и огороду её освободила – только учись.
Выросла Нинка, школу окончила, в город уехала, в педучилище поступила. А через два года встретила парня – нашего деревенского. Она по нему ещё в школе сохла, да он внимания не обращал. Он её старше был. После армии домой не вернулся, а устроился плотником в ЖЭКе, тут они и встретились. Оба теперь городские, с общим прошлым. Сошлись. Нинка из общаги к нему в комнату переехала и сразу же забеременела. Жизнь как будто наладилась, определилась, только не тут-то было. Стал он её поколачивать: в его семье так заведено было, чтоб после каждой зарплаты бабу учить. Но Нинка терпеть не стала и ушла, осталась без мужика и без жилья. Кое-как закончила учёбу и почти сразу родила дочку.
На работу её не берут, жить негде. Другая бы руки опустила, но Нинка не такая. Отвезла она малютку к мамке в деревню, а сама в Москву махнула к главной женской заступнице Валентине Терешковой. Пробилась к ней на приём и рассказала свою историю: бабка – вдова, мать – вдова, она – мать-одиночка, учительница младших классов, а своего угла не имеет. Помогла Валентина Николаевна, и дали Нинке, как молодому специалисту, однокомнатную квартиру. На радостях Нинка вместе с дочкой и мамашу из деревни забрала. Стали они жить втроем. Утром Нина Павловна на работу, дочка в садик, бабуля в церковь. Вечером соберутся, каждый о своём рассказывает. Красота!
Но недолго счастье городское длилось. Повстречала бабка каких-то сектантов, то ли евангелистов, то ли адвентистов, то ли хлыстов, кто их теперь разберет? Стали они её обхаживать, а она и так чересчур набожная была, всю жизнь поклоны била да свечки ставила, а тут просто вся в религию подалась, да и дочку с внучкой приобщила. И стали они приверженцами «истинной» веры. И только приобщились к «благодати», как Господь Веру Фёдоровну к себе забрал.
Очень Нина горевала, убивалась, а сектанты её утешали, и через год взяли над ней такую силу, что она уже ничего без их одобрения делать не могла. Стали они её уговаривать городскую квартиру на дом в пригороде поменять с доплатой... Ну, и согласилась она с «сёстрами». Только «овцы божьи» оказались «волками», дом в пригороде – развалюхой, доплата – фикцией. Прозрела Нинка, очнулась от дурмана. Бросилась в суд за защитой. А там ей объясняют: «Всё по закону. Вы сами документы подписали. Единственный способ признать сделку недействительной – это доказать, что вы были не в себе, то есть, попросту говоря, – психически больны».
Нинка долго думать не стала и решила дурочкой прикинуться. Для этого стала со всеми о Боге разговаривать, дело ей знакомое. И её сразу уволили из школы за религиозную пропаганду. Тогда она пошла на радикальные меры: стала прилюдно раздеваться. Тут-то её и забрали. Нинка думала, что ей справку выдадут и отпустят, но врачи зачем-то стали её лечить: таблетки горстями давать да уколы вкалывать. В общем, залечили. В конечном итоге притворство ей не помогло. Суд сделку не отменил, квартира осталась у сектантов, а у Нинки справка о душевной болезни. Пришлось возвращаться в деревню, в старый дом.
Стали жить с дочкой на пособие по инвалидности. Плохо жили. Нинка ведь ничего по хозяйству не умела, и вот то ли от жизни такой - впроголодь, то ли от уколов и таблеток, только «спятила» она по настоящему. Пристанет, бывало, к соседям с проповедью и не отцепится, пока не выскажется. Но это пол беды. По весне Нинка сильно сексуалиться начинала, догола разденется и по деревне бегает. Два раза её в больницу увозили подлечиться. Тогда она себя ещё блюла, сдерживала. А когда дочка выросла и уехала в город, да замуж выскочила, тогда последний барьер, сдерживающий её страстную натуру и рухнул. Стукнуло ей сорок пять «баба ягодка опять», и понеслась, запрыгала «ягодка» нагишом по деревне. Да не просто как раньше бегает, а мужиков соблазняет. Подманит их к себе, заманит, и давай... «проповедовать». Возможно, она считала, что таким образом наставляет грешников на путь истинный. Возможно, просто... А мужикам-кобелинам, им же только этого и надо. Заманивала Нинка в свои сети не только бобылей да парней, но и женатиков. Бабы «скорую» вызовут, Нинку увезут, но через месяц выпускают. А она опять за своё. Бабы даже били её несколько раз – не помогло. Пять лет, целых пять лет проповедовала она вселенскую любовь. Многих мужиков обратила в свою веру. Приходили и из других деревень. Слава о ней разнеслась далеко-далеко.
Незаметно пролетели годы, но не состарили её нисколько, даже как будто краше сделали. А однажды в мамкин дом вернулась дочка с ребёнком. Разошлась с мужем (просто какое-то родовое проклятие). Нинку в очередной раз переклинило. Пришедших мужиков она окатила кипятком и никого к себе с тех пор не подпускала, как отрезала. Сейчас Нина Павловна живёт тихо, в церковь не ходит, о религии не говорит. Хотя некоторые мужики до сих пор впадают в религиозный экстаз, вспоминая её «проповеди», считая их лучшим, что было в их жизни. Сама Нина Павловна далека от этого, теперь в её жизни только один мужчина – внук, а она сама стала настоящей образцовой бабушкой.