Поэт Нина Сиротина - Новосельнова

Лариса Прошина-Бутенко
    Нина Ивановна СИРОТИНА-НОВОСЕЛЬНОВА
    читает свои стихи однополчанам
   
    На фото вторая справа: Серафима Сергеевна Зверлова,
    в то время - председатель Совета ветеранов СЭГа № 290

       1986 год. Москва

 
У русских людей сохранился обычай,
От самой глубокой седой старины –
Не быть для врагов иноземных добычей,
Все силы отдать для любимой страны.
   В суровую пору Пожарский и Минин
   Собрали с народа великую дань,
   И против поляков руками своими
   Народ создавал неприступную грань.
Немало в истории мудрых примеров,
Как любит Отчизну наш русский народ.
В свою правоту с неподкупною верой
Он все свои силы стране отдаёт.
           Нина Сиротина
           1943 год

                ПОЭТ НИНА СИРОТИНА – НОВОСЕЛЬНОВА

   Нина Сиротина не из медицинской сферы. Война круто меняет жизнь людей.
   Лучше всё объясняет сам человек.
   
   Есть анкета, которую Нина Ивановна заполнила 27 апреля 1966 года.
   Родилась 2 декабря 1917 года. Следовательно, когда началась война ей было 23 года. Беспартийная. Окончила 10 классов и ФЗУ (фабрично-заводское училище), а также санитарные курсы Российского Общества Красного Креста (РОКК).
   До войны её профессия: линотипистка; редактор.

   В сортировочном эвакуационном госпитале (СЭГ) №290 Западного, а позже – 3-го Белорусского фронтов работала санитарной дружинницей, а после обучения на курсах при госпитале - медицинской сестрой в 5-м хирургическом отделении; сержант медицинской службы.
   После войны окончила Литературный институт имени М. Горького; член Союза писателей СССР. Выходили сборники её стихов. «На правом фланге – память» (в издательстве «Советский писатель») и другие.

  Награждена медалью «За отвагу».
  И юбилейными медалями, в числе которых «Двадцать лет победы над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
   Замужем. Муж – Новосельнов Сергей Иванович, инженер-строитель. Дочь Галина.

  Нина всё время рвалась на фронт, и, в конце концов, ушла служить переводчицей в 18-ю армию.
  Но сначала был СЭГ №290.

                СОЧИНЯЛА СТИХИ И ТАНЦЕВАЛА ГОПАКА
   
   С большой душевной щедростью написала о Нине Сиротиной медицинская сестра этого же госпиталя Татьяна Михайловна Певницкая (1908-1987).
  Татьяна Певницкая ещё до войны имела среднее музыкальное образование. Она окончила курсы РОККа в Коминтерновском районе Москвы. Служила в СЭГе 290 с его московского периода (октябрь 1941 года) и до конца войны.
  В госпитале славилась и как певунья. Воспоминания о Т. М. Певницкой опубликованы здесь же, на Прозе. ру.

    Вот что она написала о Нине Сиротиной:
   «Родилась в Подмосковье в 1917 году. Работала с 1941 года в СЭГе 290 медсестрой; старший сержант медицинской службы. Доброволец от Москвы.
   Пришла она в госпиталь после того, как довелось ей перенести все ужасы первых дней войны в западной Белоруссии. Работала там в экспедиции. Была тяжело контужена.
   В 1941 году окончила ускоренные курсы РОККа в Дзержинском районе Москвы. К нам, в СЭГ, поступила в 1941 году. Здесь её лечили.
   Но Нина и работала в госпитале, не давая себе никакой поблажки, несмотря на усиливающиеся головные боли после полученной ею контузии при передислокации экспедиции.

   Потом оказалось, что Нина пишет стихи; по её словам, «пробует силы». Открылось это случайно. Дальше Нина Сиротина показала ещё один свой талант – в танцах.
   В армии невозможно скрыть какие-то свои таланты; армия – это братство людей. Нина Ивановна сама танцует и получалось это у неё очень искусно. Но этого ей показалось мало.
   Работала она в хирургическом отделении, начальником которого был хирург Николай Иванович Минин – из первых отрядов московского ополчения. Именно в этом отделении она организовала коллектив художественной самодеятельности.

   Нина учила других девушек плясать; и показала себя хорошим педагогом в этом деле.  В репертуаре самодеятельного коллектива были такие танцы: «русская», «гопак», «крыжачек», «казачок», «цыганочка», «яблочко» и другие.

   Однажды всех нас в госпитале взбудоражила написанная Ниной Сиротиной поэма «Пыжовский лес».
   В Пыжовском лесу близ г. Вязьмы (Смоленская область) в марте-апреле 1943 года силами персонала был построен подземный госпиталь, который принимал раненых с Западного фронта.
   Поэма Нины звучала свежо; были узнаваемы персонажи этого её стихотворного произведения. В госпитале полюбили молодую поэтессу.

   Однако вскоре Нина Сиротина перешла служить в дивизию 18-й армии. Там она работала переводчицей.
   Мы, однополчане по СЭГу № 290, потеряли её след. Наш госпиталь шёл на запад за Западным фронтом.
   Встретились мы с Ниной только после Победы. Она вышла замуж и стала Новосельновой. Окончила Литературный институт, вступила в Союз писателей СССР. Продолжала писать стихи; было издано несколько сборников её стихов. Её лирические произведения публиковались в журналах «Огонёк», «Октябрь», «Советский Красный Крест»; в газете «Литературная Россия» и других.

   Одно было плохо в яркой жизни Нины Ивановны: она полностью потеряла слух. Медицина была бессильна ей помочь. Несмотря на эту трагедию, фронтовичка не пала духом, не опустила, как говорят руки. Она упорно трудится; готовит следующую подборку стихов для издания.
   Такие мужественные люди вызывают восхищение. Поклонники таланта Нины Ивановны ждут её новые стихи. А мы, её однополчане, радуемся популярности её поэзии».

   Нина Ивановна, пока позволяло здоровье, приходила на встречи ветеранов СЭГа № 290 в День Победы - 9 мая, которые много лет проходили в Центральном доме медицинских работников в Москве на улице Герцена (теперь - Большая Никитская). Она читала свои стихи, вспоминала однополчан и разные случаи на фронте.

                СОВЕТСКАЯ ДЕВУШКА В БИТВЕ НЕ СТРУСИТ               

   Поэму «СЭГ – 290» Нина Сиротина написала в 1943 году. В ней – пути фронтового госпиталя, тяжёлый труд персонала, верность Родине и идеалы автора, на которые он имел полное право.
   Возможно, «Пыжовский лес», который упоминает Т. М. Певницкая, и «СЭГ-290» - одна и та же поэма. Стихотворений о госпитале и о Великой Отечественной войне Нина Ивановна написала много. Вот одно из них.
 
           СЭГ -290    

Вагоны, вагоны и снова вагоны,
Из окон - повязки, в дверях - костыли,
К высокой платформе, гудя, эшелоны
Идут в фронтовой покрасневшей пыли.
     Схватившись за раму рукою здоровой,
     Шептал комиссар: «Не прощу им вовек!».
     У края платформы большой и суровый
     В солдатской шинели стоит человек (1).

Он, как капитан, покоряющий море,
Спокойный, суровый, минутами – злой,
Он взглянет, и шаг санитарка ускорит,
Хоть руки устали под ношей живой.
   А как же иначе? Ему ведь Отчизна
   В суровое время, в сраженьях больших
   Доверила тысячи этих вот жизней,
   И он головой отвечает за них.

Торопятся сёстры, бегут санитары,
По шатким настилам носилки несут,
А близко, за Вязьмой, пылают пожары
И частые выстрелы стены трясут.
   Сейчас на суконной его гимнастёрке,
   Как в капельках крови, сверкает звезда.
   Он вам расскажет, как здесь, в Новоторке (2),
   Он создал свой СЭГ, не жалея труда.

Ему приказали на Западном фронте
Создать этот первый, ответственный СЭГ.
Ему говорили про те горизонты,
Которые СЭГу откроют успех.
   Что те горизонты заманчивы очень,
   На это любой согласиться готов,
   Но только успех… не особенно прочен,
   А кто его знает, он будет каков?

Сам маршал (3) сказал: «Для меня безразлично
Число операций для рук и для ног,
Мне нужно, чтоб вашей работой отличной
Мой фронт пополняться резервами мог».
   Вопрос был поставлен строго и просто:
   Имеется фронт, имеется тыл.
   Так нужно, чтоб СЭГ этот 290-й
   Меж фронтом и тылом барьером служил.

Преградой, барьером, никак не иначе!
И принято каждым врачом и сестрой.
Стоит перед СЭГом большая задача:
Вернуть поскорей наших воинов в строй.
   Лишь тем, кому нужно лечиться серьёзно,
   Отправлены будут туда, где покой.
   А выстрелы ближе, и часто, и грозно,
   Над крышами гул непонятный такой.

Какое им дело, стервятникам чёрным,
Что кровь у зенитчика нужно унять,
Что девичьи руки мелькают проворно,
Чтоб больше повязок успеть поменять?
   Ты думаешь, сверху они не видали,
   Что вьётся полотнище с красным крестом?
   Для тех они горя и смерти желали,
   Кто занят своим благородным трудом.

Но те до конца благородны и смелы,
Им воинов жизни – дороже своих,
Отважные люди с пинцетами, в белом,
Какими словами писать мне о них?
   Отважных спасая руками своими,
   И сами вы смелыми были всегда,
   Как доктор Письменный (4),
   Как славный наш Минин (5);
   Советские люди – герои труда.

Пускай нам расскажет весёлая Дуся,
Как в тёмном сарае осталась одна.
Советские люди не хнычут, не трусят,
Упрямая воля сильней, чем война.
   Ни жалоб, ни слёз, ни единого звука,
   Когда окровавленной Тоню нашли.
   На холмик дружинницы Тоне Лазуке (6)
   Девчата венки и цветы принесли.

И сводит морщины большая забота,
Кончается ль день, начинается ль ночь,
Работать, работать и снова работать,
Все силы отдать, чтобы фронту помочь.
   А враг наступает, волною мятежной
   Он гонит все силы свои на Москву.
   Забудут ли воины битву под Ельней,
   Помятую кровью тугую траву!

Вот тут развернулся наш 290-й,
Начальство и то удивлялось порой!
Не ждали такого огромного роста,
Числа возвращённых здоровыми в строй.
   Раз так, значит, СЭГу  успех обеспечен,
   Он нужен для фронта везде и всегда.
   Товарища Гиллера сильные плечи
   На этот раз вынесли тяжесть труда.

А Гитлер, меж тем, всё подтягивал силы,
Чтоб миру похвастать сражённой Москвой.
Победа – иль гибель, Москва – иль могила,
В московских сугробах бесславный покой?
   Всё ближе и ближе их чёрные танки,
   Всё чаще и чаще моторы гудят,
   Пылают деревья, трясутся землянки,
   Над самою крышей осколки летят.

Никто не простит и никто не забудет
Печаль отступлений со злобой в глазах.
Угрюмо несли за километры люди
Разбитые ноги и пыль на зубах.
   И самые юные стали вдруг старше,
   Суровей в движеньях, скупы на словах.
   «Вернитесь, родные!», - казалось, на марше
   Шептала от пыли седая трава.

«Сестра, не бросай нас, спаси нас, сестрица!» -
Услышала Нина Андреевна крик,
И сердце её перестало вдруг биться,
Как будто упало куда-то на миг.
   «Спасу вас, друзья, потерпите, родные», -
   И стала она пробиваться в вагон.
   И ждали её терпеливо больные,
   Ей верили, пряча болезненный стон.

Пусть Нина расскажет с подругой Марусей,
Как с ношей живой пробирались вперёд;
Советская девушка в битве не струсит,
Несчастье разделит и в горе спасёт.
   От взрывов могучих, чья кровь не застынет?
   И в Вязьме горит за пожаром пожар,
   Но здесь командиры – и Гиллер, и Минин,
   И Савинов (7) здесь – боевой комиссар.

Когда командиры смелы и спокойны,
То делу всегда обеспечен успех.
А нужно погибнуть - погибнуть достойно,
Чтоб имя твоё не позорило СЭГ.
   Сказал командир: «Боевая задача –
   Отправить немедленно раненых в тыл,
   Любыми путями – не хныча, не плача!» -
   И этот приказ его выполнен был.

В рассказах коротких и сводках суровых,
Для нас, как легенда, молва добрела, -
Как Минин отправил больных и здоровых,
А сам? Последним ушёл из села.
   Пусть эта молва пронесётся над миром,
   Пусть эта молва не умрёт никогда!
   С таким человеком, с таким командиром
   Не страшны ни смерть, ни огонь, ни вода.

Нигде, никогда, ни на долю минуты,
Не сдал он душой, не склонил головы.
Походные марши, маршруты, маршруты –
До самой столицы, до самой Москвы.
   И если нас кто-нибудь вспомнить попросит
   Про тех, кто отдал свою жизнь для страны,
   Скажите про гибель дружинницы Фроси (8),
   В расцвете двадцатой счастливой весны.

Сейчас, на пороге великих событий,
Мы павших героев не можем забыть.
Товарищи, встаньте, и шапки снимите,
Чтоб светлую память их свято почтить.
   За славные подвиги лучшие наши
   Имеют теперь на груди ордена –
   Матвеева, Минин, Попова Наташа (9),
   Пусть знает их наша родная страна.

Друзья дорогие, никогда не забудем
Горячую схватку под самой Москвой,
Как шли против танков советские люди,
Им путь преграждая к столице родной.
   Припомним, друзья, как студёной порою,
   В суровом бою, не склонив головы,
   В неравном бою 28 героев
   Погибли во славу любимой Москвы.

И вот мы в Москве. Всё как будто так просто,
Не грохают взрывы, леса не горят,
Работает госпиталь 290-й,
Как самый обычный простой медсанбат.
   И ночью, и днём без конца перевязки,
   Повязки с Вишневским, зелёнка и йод,
   Фадеева Ася снимает повязки (10),
   Из гипса лангеты умело кладёт.

У девушек наших такая манера:
Устала, иль нет – никогда не скучать.
Ты помнишь то время, Никитина Вера,
Когда приходилось по суткам не спать?
   Спокойная, ровная, славная Клава
   Заслуженно лучшим комсоргом слывёт.
   Недаром хорошая, добрая слава
   С девчатами в ногу повсюду идёт.

Впервые мы праздник встречаем не дома
Под шум перевязок, во мраке палат.
По радио слушали голос Наркома:
«Вперёд, в наступленье! Ни шагу назад!»
   Слова золотые, омытые кровью,
   Скреплённые блеском лихого клинка.
   Запрятав дыханье, ловили с любовью,
   Под грохот орудий родные войска.

Довольно, иссякло всё наше терпенье,
Советским бойцам не склонить головы!
Идём в наступленье, идём в наступленье,
За Родину нашу, за славу Москвы!
   И раненный воин с переднего края
   Поделит с сестрою успехи побед.
   Послушай, сестрица, послушай, родная,
   Рассказы бойца для тебя не во вред.

Вот этот боец, защищая столицу,
Прогнал от столицы проклятых врагов.
Так слушай, внимательно слушай, сестрица,
Суровую правду волнующих слов.
   Седой и весёлый товарищ Калинин (11)
   Однажды наш госпиталь сам посетил.
   И с нами, как будто с друзьями своими,
   Он просто, смеясь, обо всём говорил.

Он точно такой, как в кино, на портретах,
И веет широкой душой от него.
Спросив нас с улыбкой про то и про это,
Добавил, что госпиталь наш: «Ничего».
   Но нас не обманешь, мы тоже привычны,
   Умеем ценить и вопросы, и взгляд.
   Когда про нас думают: «Это отлично!»,
   Те скромно в глаза «ничего» говорят.

Счастливые звёзды сияют над нами,
Наш госпиталь скоро отличным прослыл,
Тяжёлое, гордое Красное Знамя
Под грохот оваций, наш СЭГ получил.
   И Красное Знамя мы держим упрямо.
   Раз взяли, так взяли, попробуй, отбей!
   Такими на свет уродили нас мамы,
   Упрямых, весёлых советских людей.

Какой он кипучий, наш 290-й!
Он любит расти, не боится труда.
Узнаешь ли в этих подтянутых сёстрах,
Тех, дымом прожжённых, прошедших снега?
   Читаем афишу, что в клубе в субботу:
   Тарасова Шура читает доклад,
   Девчата серьёзной научной работой
   Часы передышки заполнить хотят.

К нам часто приходят артисты, поэты,
Здесь Минин-2 – скульптор, профессор Машков (12).
Украсили стены этюды, портреты,
Собрание самых различных голов.
   На ранней заре из палаты окошко
   Откроешь в зелёный проснувшийся сад.
   Постой у окна, полюбуйся немножко,
   Как капли росинок на листьях горят.

Щебечут пичужки, встающие рано,
И свод над тобою такой голубой!
Идут на зарядку под звуки баяна
Девчата весёлой шумливой гурьбой.
   Так начался день. На вечернем закате
   Подолгу, бывало, стоишь у окна.
   Спокойно в твоей белоснежной палате,
   Спускается в сад за окном тишина.

Простившись с больными, закончишь работу,
Косынку свернёшь и положишь в карман,
Оставишь на завтра дневную заботу,
А вечером – песни, танцульки, баян…
   А наши концерты на сцене, в палате,
   Такие большие творили дела!
   С любовью смотрели герои в халатах:
   Тут «скетч» и «гопак», «крыжачёк» и «юла».

Сегодня ломаем граниты науки,
И здесь, как всегда, наш порыв не унять.
А завтра наденем фуражку и брюки,
И едем на баржу дрова разгружать.
   А в этом большая, великая сила,
   Готовы мы к битвам, готовы к труду.
   Такими нас мамы на свет уродили,
   На радость Отчизне, врагам – на беду.

Читайте открытку: «Здорово, девчата!
Примите наш братский, горячий привет.
Мы в 290-м лежали когда-то,
Теперь мы здоровы, увидели свет.
    Спасибо, девчата, за вашу заботу,
    Нам госпиталь был, как родительский дом.
    Сейчас мы идём на большую работу,
    Одержим победу и к вам забредём».

Но было и так, что не только в окошко, -
И в зеркало некогда было взглянуть,
И если свободными были немножко,
То лишь для того, чтоб прилечь отдохнуть.
   Приляжешь на часик, в тепле разомлеешь,
   И только усталые веки сомкнёшь,
   Как слышишь: «Сестрица, вставай-ка скорее!»,
   Косынку наденешь и снова идёшь.

Наш старший товарищ, сестра Казакова (13),
Ты с нами делила и труд, и печаль.
Ты с нами бывала, подчас, и сурова,
Но всех понимала и всех тебе жаль.
   Ты, так же как мы, не ложилась по суткам,
   Ходила в палаты, кормила больных.
   Всегда ты умела весёлою шуткой
   Отвлечь, кого надо, от мыслей дурных.

Мы можем работать без сна и без смены,
Для скорой победной зари золотой.
А помнишь, как нам объясняли нацмены,
Что кушать хотят, что «курсак» их пустой?
   Нам все они – братья. И строго, и свято
   Должны мы солдатскую дружбу хранить.
   Узбеки, киргизы – плохие ль ребята?
   Их нужно понять, обогреть, накормить.

Пускай он по-русски не знает ни слова,
Но ждут его где-то жена и отец.
Умей же, сестра, приголубить любого,
И  крепко пожмёт тебе руку боец.
   Заветное имя хорошей сестрицы
   Повсюду боец этот носит с собой.
   Когда же случится с врагами сразиться,
   То пусть твоё имя ведёт его в бой.

… Как только наступят часы передышки,
     Опять за учёбу, опять за доклад.
     Журналы, брошюры, научные книжки
     Опять запестрели в руках у девчат.
         Экскурсии, книги, доклады, беседы,
         За ростом своим мы упрямо следим.
         Всё это для фронта, для скорой победы!
         Чем больше умеем, скорей победим.

В сраженьях больших, может быть, очень скоро,
Мы с толком применим учёбу свою.
Как раз, как сказал полководец Суворов –
Что трудно в ученье, поможет в бою.
   Тогда же пронесся от края до края
   Товарища Сталина мудрый приказ.
   Мы поняли: наша учёба большая
   Под этот приказ, подходяща как раз.

Глядишь, миномётчик товарища учит,
За книгой сидит перед боем танкист.
Должны мы сражаться умнее и лучше,
Чтоб путь для победы был ясен и чист.
   С весенней водою – бурливой, кипучей,
   К нам доброе слово в столицу пришло.
   Над Вязьмой рассеялись чёрные тучи,
   Советское солнце над Вязьмой взошло.

Хоть фрицы повсюду хвастливо болтали,
Что Вязьму они не сдадут никогда.
Их воины наши погнали, погнали,
Чтоб те позабыли дорогу туда.
   Нас Солнце ласкает своими лучами,
   По талому снегу беспечно скользя,
   Однажды сказал, улыбаясь, начальник:
   «Ну, что же – обратно поедем, друзья».

К знакомым тропинкам, заросшим травою,
Где наши следы затерялись в пыли!
И вот мы в дороге, простившись с Москвою,
В ту сторону едем, откуда пришли.
   И, слёз не скрывая, Мария Корович (14)
   Сестре своей Лизе (15) сквозь гул говорит:
   «В родной нашей Вязьме всё красно от крови,
   Наш дом, наша школа, больница – горят».

Недаром на юные девичьи лица
Морщины на лбу наложились волной.
Заплатят, заплатят проклятые фрицы
За эти развалины в Вязьме родной.
   Заснеженный лес за сожжённой Пыжовкой!
   Пришли мы, как видно, к началу начал.
   И в этот же вечер упрямо и ловко
   В заснеженной чаще топор застучал.

Нам нужно в короткие, сжатые сроки
Построить дороги, землянки, дома.
Приказ – есть приказ. Не плохие уроки
Даёт нам и армия наша сама.
   Глядишь - задышали под ёлками трубы,
   В зелёной делянке стучат топоры.
   Вчерашние сёстры – сейчас лесорубы,
   Кровельщики, плотники и столяры.

И славу хорошую 290-ому
Повысили снова в массивах лесных.
Без лишнего слова, спокойно и просто
Землянки готовы к приёму больных.
   Нас здесь воспитали, нас здесь научили
   Быть верными слову, работу любить.
   За это за всё, что мы здесь получили
   Должны мы геройским трудом отплатить.

У русских людей сохранился обычай,
От самой глубокой седой старины –
Не быть для врагов иноземных добычей,
Все силы отдать для любимой страны.
   В суровую пору Пожарский и Минин
   Собрали с народа великую дань,
   И против поляков руками своими
   Народ создавал неприступную грань.

Немало в истории мудрых примеров,
Как любит Отчизну наш русский народ.
В свою правоту с неподкупною верой
Он все свои силы стране отдаёт.
   Недаром, едва лишь защёлкали пули,
   И стали враги города наши жечь,
   В году сорок первом, в начале июля
   Сказал полководец священную речь.

Наш русский народ на приказ отозвался,
И всем своим сердцем, широкой душой,
Он сам на свои сбережения взялся
Построить опору для битвы большой.
   На деньги народные строятся танки,
   И пену вздымая, идут корабли.
   Мы тоже, в построенных нами землянках,
   Отдали свои трудовые рубли.

Однажды за полдень – в шеренгу мы встали,
И каждый стоящий чуть слышно дышал,
Мы слушали слово, которое Сталин
Нам всем из Кремля самолично прислал:
   «От армии нашей спасибо большое
   За вашу заботу о силе её».
   И слово вождя дорогое такое
   Мы бережно прятали в сердце своём.

И вот наш ответ: «Полководец любимый,
Мы сделали много, но это не всё.
Мы всё отдадим для Отчизны любимой –
За счастье её, за свободу её!».
   
За линией фронта сейчас мы встречаем
В лесу годовщину вторую свою.
Мы сильны, мы к битве готовы и знаем:
Сегодня на стройке, а завтра – в бою.
   Мы стали сильны, а враги отступают,
   Последняя схватка ещё впереди.
   Мы верим всем сердцем, мы верим и знаем:
   Советский народ всё равно победит!

   Нина Ивановна в этой поэме упоминает:

1. "В солдатской шинели стоит человек" - это Вильям Ефимович Гиллер, военврач 1-го ранга, полковник медицинской службы, начальник СЭГа №290 все годы войны.

2. "Новоторка" - Новоторжская железнодорожная станция в г. Вязьме. Туда приходили санитарные поезда с ранеными; оказав им помощь, с той же станции госпиталь отправлял раненых в тыл.

3. "Сам маршал" - Семён Константинович Тимошенко (1895-1970), Маршал Советского Союза; дважды Герой Советского Союза; в годы Великой Отечественной войны - главнокомандующий Западного, Юго-Западного и других фронтов.

4. "Доктор Письменный" - Николай Николаевич Письменный, хирург; из старшего поколения медицинского персонала госпиталя.

5. "Наш Минин" - Николай Иванович Минин, хирург из первых московских ополченцев. В СЭГ в 1941 году поступил с тяжелыми ранениями; остался служить в госпитале.

6. "Тоня Лазуко" - девушка из московских санитарных дружинниц. Была тяжело ранена в 1941 году в г. Вязьме во время налёта вражеских самолётов; умерла от ран.

7. "И Савинов здесь…" - Георгий Трофимович Савинов, кадровый военный; комиссар – заместитель начальника СЭГа 290 по политической части.

8. «Скажите про гибель дружинницы Фроси» - это о Фросе Цыбаковой. В 1941 году в Дорохово Московской области ( по другой информации - в Одинцово) была тяжело ранена сброшенной фашистами бомбой. Её привезли в Москву, сделали операцию. Подруги из СЭГа 290 пытались что-то о ней узнать, но судьба Фроси осталась не известной. Она была сиротой. До войны жила в Орле.

9. "Попова Наташа" – Наталья Валентиновна Попова, старший сержант медицинской службы, москвичка, журналист. До войны и после работала в газете Московского метрополитена. Написала о своей службе в СЭГе 290 и однополчанах десятки статей с большим эмоциональным накалом.

10. "Фадеева Ася снимает повязки" - фотография этой молоденькой миленькой медсестры есть на стенде в Музее Вяземской средней школы №2 (возможно, сейчас - гимназия). Много лет "красные следопыты" этой школы и ветераны СЭГа 290 дружили, обменивались документами о Великой Отечественной войне и визитами.
 Пока других сведений о А. Фадеевой нет.

11. "Седой и весёлый товарищ Калинин" - Михаил Иванович Калинин, член Президиума Верховного Совета СССР. Приезжал в СЭГ 290, когда он базировался в Москве (1941-1943 гг.), вручал награды раненым и персоналу.

12. "Профессор Машков" - московский художник И. И. Машков; рисовал в госпитале раненых и многих из персонала. Было несколько выставок рисунков и портретов не только его, но и других московских художников. Некоторые из них и рисовали, и работали санитарами в СЭГе 290.

13. "Наш старший товарищ, сестра Казакова" - Полина Емельяновна Казакова, старшая медицинская сестра 3-го хирургического отделения СЭГа 290.Была и возрастом старше многих сандружинниц и медсестёр. До войны - акушерка. Жила в Москве. В послевоенные годы работала в поликлинике Министерства путей сообщения СССР.

14. "Мария Корович" – санитарка; из вольнонаёмных. До войны и после жила и работала в г. Вязьме (Смоленская область).

15. "Сестре своей Лизе" - Елизавета Васильевна Павлова. В госпитале служила санитаркой с июля 1941 года и до Победы над фашистами. В её военном билете написано: «красноармеец-доброволец». До войны и после жила и работала в г. Вязьме. Там же живут её дети и внуки.
  Пока нет информации о некоторых однополчанах Нины Ивановны Сиротиной-Новосельновой, которых она упоминает в поэме "СЭГ - 290".
   
  Однополчанам нравились стихи Нины Ивановны, потому что в них были события, пережитые вместе в годы войны. В опубликованной здесь поэме упоминается "сожжённая Пыжовка".
  Это деревня. А недалеко был "дремучий" Пыжовский лес, в котором в марте-апреле 1943 года, в основном, силами персонала госпиталя был построен подземный медицинский городок на 5 тысяч раненых.

  Воспользовались неким затишьем на Западном фронте. Строили быстро; ходили в мокрых сапогах; работа начиналась с зарёй и заканчивалась лишь тогда, когда уже в глухом лесу невозможно было что-то рассмотреть, а огни не зажигали, чтобы врагу не выдать расположение госпиталя.
  А в мае 1943 года СЭГ 290 уже принимал раненых. Работал он здесь больше года.

  Ветераны госпиталя, встречаясь в Москве в День Победы 9 мая, вспоминали военное время, сослуживцев; нередко кто-то читал стихи Н. И. Сиротиной-Новосельновой.
  А однажды Совет ветеранов госпиталя организовал, без преувеличения, грандиозный творческий вечер Нины Ивановны. Были её коллеги по перу; много молодёжи. И звучали там стихи не только о войне. Но о войне - больше.

  Медицинские сёстры вспоминали, как Нина Сиротина внезапно отходила от перевязочного стола и что-то торопливо записывала на клочке бумаги. Удивлялись: "Такая запарка; много раненых, а она что-то пишет!"
  Но не осуждали её. И стихи во время войны имели право на жизнь!

   Я видела Нину Ивановну на встречах ветеранов СЭГа 290. Ей трудно было говорить и читать стихи – из-за того, что она не слышала. Но она не производила впечатление человека беспомощного, погружённого в печаль. Нина Ивановна была счастлива в семейной жизни и в творчестве.

                СВЕРСТНИЦЫ
   
   Поэтесса-фронтовик Юлия Друнина своё стихотворение «Сверстницам» (1962 г.) посвятила «Нине Новосельновой – солдату и поэту»:

Где ж вы, одноклассницы- девчонки?
Через годы всё гляжу вам вслед –
Стиранные старые юбчонки
Треплет ветер предвоенных лет.
Кофточки, блестящие от глажки,
Тапочки, чинённые сто раз…
С полным основанием стиляжки
Посчитали б чучелами нас!

Было трудно. Всякое бывало.
Но остались мы освещены
Заревом отцовских идеалов,
Духу Революции верны.
Потому, когда, гремя в набаты,
Вдруг война к нам в детство ворвалась,
Так летели вы в военкоматы,
Тапочки, чинённые сто раз!

Помнишь Люську, Люську-заводилу:
Нос – картошкой, а ресницы – лён?
Нашу Люську в братскую могилу
Проводил стрелковый батальон…
А Наташа? Робкая походка,
Первая тихоня из тихонь –
Бросилась к подбитой самоходке,
Бросилась к товарищам в огонь…

Не звенят солдатские медали,
Много лет, не просыпаясь, спят
Те, кто Волгограда не отдали,
Хоть тогда он назывался Сталинград.

Вы поймите, стильные девчонки,
Я не пожалею никогда,
Что носила старые юбчонки,
Что мужала в горькие года!
    (Это стихотворение опубликовано в сборнике «Юлия Друнина. Стихи о войне». Москва. Эксмо. 2010. Напечатано оно в книге без разбивки)