Получив к осени 1991 года диплом об окончании основного курса общей астрологии у Павла Глобы, я продолжала посещать его занятия по спецкурсу «Космогенезис». Отношение к Пал Палычу у меня было сложное. Формально он был моим Учителем, давшим мне возможность по-новому, очень логично и красиво описать общую картину мира и механизм действия кармы, определяющей судьбу каждого конкретного человека. Что касается увлечения Глобы авестийской религией и его довольно надуманных, на мой взгляд, теорий из курса космогенезиса, то они меня не зажигали. Слишком многое в них было наверчено им от ума, слишком мифогенной и образной казалась мне эта система, где Глоба шутя наводил мосты между «дядькой в Киеве» и «бузиной в огороде», после чего по-детски радовался своим умопостроениям. К тому же, личные проявления характера Пал Палыча мне не были симпатичны. Он почти не готовил свои лекции заранее и мог легко потерять нить своих рассуждений, перейдя к другому вопросу, не снисходил до четких выводов и обобщений, а каждое свое занятие, на которые, к тому же, довольно часто приходил с большим опозданием, иногда превращал в базар с пересказом пошловатых анекдотов и с не относящимися к делу отступлениями. Это всегда было интересно, но, одновременно, и обременительно для меня, с учетом моего постоянного дефицита свободного времени и денег на его дорогие лекции.
Несмотря на все это, я заплатила довольно большую сумму на намечаемый у Глобы экзамен, сдача которого дала бы мне возможность получить лицензию на право официально работать астрологом. По существу я, не имея никакой лицензии, и так уже около года работала по договору астрологом в хозрасчетной поликлинике в доме 82 по Невскому проспекту, где функционировал Центр Здоровья «Доброта». Его организовала и возглавила весьма колоритная женщина, врач-психотерапевт, Любовь Владимировна Покровская. С ней меня познакомила одна из экскурсоводов ГЭБа, Алла Федоткина, некоторое время ходившая в мою группу.
В то время у нас в Ленинграде уже стали появляться относительно богатые люди - первые ласточки предпринимательства, сделавшие свой небольшой бизнес. Любовь Владимировна показалась мне именно такой. Была она величава, уверена в себе, безукоризненно ухожена и обаятельна. Покровская недавно покинула свою государственную службу в медицинском учреждении и теперь вела прием в организованном ею странноватом кооперативе, использующим все виды нетрадиционного лечения. Здесь диагностировали больных по биополю, корректировали последнее и лечили «от всех болезней», здесь делали точечный массаж и давали курс мануальной терапии, отыскивали биопатогенные зоны в квартире и подбирали снадобья из трав, а теперь еще и, благодаря моей скромной персоне, по личному гороскопу предлагали пациентам кармическое толкование причин их заболеваний и неурядиц. Покровская активно делала себе карьеру и наводила мосты с нужными людьми, способными обеспечить необходимый приток средств в ее кооператив.
Меня в «Доброту» оформили астрологом, установив по прейскуранту четкие расценки астрологических видов работ, а из всех моих будущих заработков, положили мне по 15 копеек с каждого заработанного мною рубля. Клиентов я подыскивала себе сама: сама рисовала рекламные объявления, которые мне было позволено вывешивать в поликлинике, а далее поддерживала эту рекламу своей работой: мои клиенты рекомендовали меня своим знакомым. Гороскопы и письменные описания к ним я часами, вручную делала у себя дома и, по мере готовности, приглашала в центр своих заказчиков. В этом кооперативе мне, в отличие от других «врачей», не нужен был ни отдельный кабинет, ни белый халат. Я приезжала туда только для того, чтобы передать готовый заказ своему клиенту и отвести его в кассу. Личный вклад всех тех, кто имел с моего труда остальные 85 процентов моего заработка, казался мне очень проблематичным, но, несмотря на это, я чувствовала себя счастливой: я, наконец-то, трудилась на общество легально и ощущала себя нужным человеком! Работа мне нравилась: она давала пищу уму, позволяла накапливать собственные астрологические наработки, сталкиваясь с самыми разнообразными проблемами в судьбах моих клиентов. Покровская замышляла в будущем организацию школы эзотерических знаний, где я собиралась читать свои лекции - и по астрологии, и по эзотерике, благо материала и интересных идей у меня скопилось за все эти годы более, чем достаточно.
Покровская мне нравилась все меньше. Ее деятельность и высокие духовные принципы, о которых она постоянно говорила, на деле часто сводились к одним разговорам: она не обременяла себя рутинной подготовительной и организаторской работой, перекладывая ее на других, больше заботилась о личных заработках, чем о реальной духовной отдаче центра. Толковой школы эзотерических знаний ей пробить так и не удалось, но порядка десяти отдельных лекций по общим вопросам эзотеризма и астрологии я все-таки прочитала в этом кооперативе. Деньги за мои лекции, по-прежнему, шли в общую кассу, но зато я набирала опыт и в какой-то степени создавала себе рекламу для гороскопов, что было совсем не так плохо. Пришлось побывать и на выездах: я выступала со своими лекциями от «Доброты» в организациях Кронштадта и на двух предприятиях Ленинграда, находящихся в Апраксине переулке и на улице Каляева.
Работа в «Доброте» и, особенно, перспектива сделать свое любимое дело основной профессией в случае окончательного развала ОКБ, на первых порах меня серьезно увлекали. Зато моя группа, как ни странно, все больше становилась мне обузой. Ежегодно в группе появлялись новички, составлявшие основную массу моих слушателей, и, хочешь не хочешь, мне приходилось повторять для них уже хорошо известные мне самой основы. Процесс преподавания переставал быть открытием и самообучением: то, что я действительно хотела бы дать «своим» на занятиях, было достаточно специфично и требовало хорошей подготовки слушателей, но те, кто такую подготовку уже имел, были немногочисленны и сами были в состоянии разобраться с теорией по обширной литературе, выброшенной во времена перестройки на книжные прилавки. Группа теперь только лишь помогала мне поддерживать физическую форму, но воспалившийся сустав плеча, продолжавший доставлять мне массу мучений, все больше и больше склонял меня к мысли закончить свои занятия.
Последним моим залом, где я вела занятия в своей 12-ой по счету группе, был спортзал 526 школы, где училась моя Маша. За годы перестройки эта школа, как и все прочие школы Ленинграда, сильно обнищала: большинство стекол в зале было выбито, а спортивный инвентарь одряхлел. С одной стороны, директору школы были нужны мои, нигде не зарегистрированные деньги для разных хозяйственных нужд, но, с другой стороны, сдача в аренду спортзала теперь была официально разрешена. За оформление легальной аренды мне пришлось бы платить за зал в несколько раз больше, что сильно взвинтило бы плату за мои занятия для тех, кто и так был небогат. При этом сам директор, с учетом взимаемых с арендной платы налогов, выигрывал от легального положения совсем немного. Все шло к своему естественному завершению, но, к сожалению, даже до конца своего последнего учебного года я дотянуть не смогла. От мороза в школе лопнули трубы парового отопления, и в нашем спортзале стало уж совсем невыносимо холодно. В декабре 1992 года я распустила свою группу до поры, пока не сумею подыскать другой зал. Другой зал так и не подвернулся, а, может быть, я не слишком рьяно взялась за его поиски. Так навсегда завершилась моя наставническая деятельность - очень важная полоса моей жизни, длившаяся более 9 лет. За это время мной было самостоятельно подготовлено и проведено 396 трехчасовых занятий в зале, не считая семинаров на квартире и лекций.
В том же году естественно оборвалась связь и с другим видом моей духовной практики - с посещением лекций Павла Глобы. Я не ушла от астрологии, хотя и ушла от Глобы, а, если говорить честнее, меня «ушел» он сам. Экзамен Глобе на получение лицензии оставил у меня самое тягостное впечатление. Пошла я на него одной из самых первых, но, в ожидании сначала приезда вечно опаздывающего Глобы, а потом - начала экзамена, провела в коридоре нашего Дворца Культуры им. Моряков почти целый день. Чувствовала я себя достаточно уверено и надеялась, что суть отбора пригодных для работы у Пал Палыча будет сводиться к практическому построению и толкованию гороскопа какого-нибудь человека. Эту работу я легко выполняла за очень короткое время и была к ней готова. Но все оказалось совершенно иным. Ответив на теоретические вопросы по билетам, Глоба начал проверять меня на сообразительность: он рассказал довольно сальный анекдот про поручика Ржевского, проникшего в спальню чужой жены, и предложил мне угадать, кем тот был по знаку рождения. Характер данного персонажа анекдотов был мне абсолютно незнаком - я давно уже не слышала современных анекдотов ни про Ржевского, ни про какого-либо другого современного героя, да и ход мыслей Пал Палыча я не уловила. Мои мозги, видимо, были устроены совершенно иначе, чем его.
Я охотно могу согласиться с тем, что имею определенный изъян в мышлении и не вписываюсь в ряды представителей астрологической школы Глобы, но до сих пор не уверена в том, что именно его критерий отбора астрологов является единственно верным. В число учеников, зачисленных в ассоциацию Глобы, я не прошла. Переживала я ужасно: помимо чувства обиды, мне было жаль и своего напрасно потраченного на ожидание экзамена времени и да и немалых, выброшенных на ветер денег. После этого грустного происшествия у меня окончательно пропало желание ходить на лекции Пал Палыча, с точки зрения которого я астрологом не являлась. Но мне самой астрология была дорога и нужна, и, к счастью, у меня хватило мудрости не сжигать за собой мосты, продолжая делать то, что мне нравилось брать заказы, работать на «Доброту» и выступать с лекциями на предприятиях. Без лицензии прожить было можно. Как выяснилось позднее, этой лицензии Глоба так и не выдал даже тем, кто успешно прошел его испытание, что показалось мне не совсем красивым поступком Учителя. Пал Палыч взял отобранных им людей в свою астрологическую ассоциацию, где новоиспеченные астрологи стали примерно на таких же кабальных условиях, как и я в своей «Доброте», работать на школу Глобы, финансируя ее деятельность. Выходило, что, не считая денег да мерзкого осадка в моей душе, я ничего не потеряла в результате своего провала на экзамене.
Моей наиболее близкой приятельницей в это время стала Людмила Николаевна Шишминцева, пришедшая в ОКБ «Карат» сперва как кабинщица, проверяющая пропуска на входе, а чуть позднее переведенная на должность машинистки в отделе наших Представителей Заказчика. Впервые за всю мою жизнь в этой женщине для меня слились в единое две прежде всегда несовместимых роли - моей сотрудницы и моего единомышленника в делах эзотерики. Не могу вспомнить, как произошло наше знакомство. Люда побывала на паре моих занятий, а потом выяснилось, что она тоже учится у Глобы (его первые курсы были распараллелены на множество потоков, которые, сильно редея к концу обучения, постепенно сливались в единственную группу слушателей). На «Космогенезис» мы с ней ходили уже вместе.
Люда была немного старше меня, имела двух сыновей и была разведена, но жизнелюбия в ней было куда больше, чем во мне в тот год. Внешне моя новая подруга представляла собой интересную, стройную блондинку, пользующуюся успехом у мужчин, но сама она к ним не тянулась: духовный мир захватил тогда ее полностью и стал куда важнее мирских удовольствий. Как Рак по знаку рождения, Люда мыслила и чувствовала иначе, чем я: ее волновали лунные дни, вещие сны, камни и травы, а расчеты и умопостроения ей казались скучны и давались с трудом. Помимо Глобы Люда вскоре увязла в школе дианетики, где ее дважды в неделю за очень большие деньги (как для меня, так и для нее) погружали в транс и помогали пережить наяву все ее прошлые воплощения, момент появления на свет из утробы матери. моменты ее мучительных смертей в прошлых жизнях. Таким образом, якобы, шло очищение ее кармы и, заодно, излечение от физических хворей.
Я с большим интересом и с белой завистью слушала Людмилины рассказы обо всех этих чудесах, но самой идти на сеансы не решалась. Было любопытно, но жалко денег, а главное, у меня не было абсолютно никакой уверенности, что со мной этот опыт пройдет, и я смогу испытать нечто подобное. Гипноз на меня никогда еще толком не действовал. Я могла, конечно, приложив массу усилий, хорошо расслабиться и войти в приятное состояние, граничащее с потерей чувствительности, но контроль мыслей у меня еще не пропадал никогда: что-то во мне продолжало отслеживать происходящее со стороны, и никакие «видения» меня еще ни разу не посещали. Даже при опьянении, а пьянею я на редкость легко и от малейшей дозы, у меня мгновенно отказывает тело и язык, но только не ум: я продолжаю наблюдать за собой и происходящим и потому не получаю удовольствия от наблюдаемой вакханалии и сопутствующего ей общего скудоумия. При контактах с экстрасенсами я по собственному желанию могла нарисовать в своем воображении любую картину и даже выдать «случайную», оригинальную информацию по их просьбе, но я всегда осознавала, что все это - не пришло ко мне в голову «откуда-то», а есть лишь продукт моей собственной фантазии, развитой благодаря чтению книг и пристрастию к сбору различных жизненных впечатлений.
Помню, как одна из моих учениц-йогов, умевшая погружать людей в транс и заставлять их вспоминать прошлые жизни, по моей просьбе согласилась провести этот эксперимент со мной. По ее словам, этот опыт удавался у нее со всеми. Я искренне хотела, чтобы у нее что-нибудь получилось и со мной, хотела даже больше, чем она сама, но все было бесполезно. Я только расслабилась, (слава Богу, за спиной было пятнадцать лет регулярной тренировки шавасаны !) и этим дело закончилось. Дама-экстрасенс называла мне разные годы и просила меня описать, что я вижу. Я видела то, что сама хотела, но ничего из того, что не было бы работой моего собственного ума, а воспринималось бы мной, как независящая от меня картина, которую мне «показывали». Подыгрывать своей вспотевшей надо мной гипнотизерше не было никакого смысла, хотя и очень хотелось: я сочувствовала и ее стараниям, и нашей «неудаче». Хваленая дианетика в применении к моей упрямой сущности тоже казалась мне сомнительной. Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Быком в данном случае была, конечно, я.