НАДЕЖДА БАКИНА - ПЕРВОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "БЛИЖЕ, ГОСПОДЬ, К ТЕБЕ!" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Меня ждали. Я знала уже, как сильно они меня ждут, как торопят время до моего прихода. Моего – и моих товарищей, волонтеров. Там, в больнице, которую бессмысленно искать на улицах города, вот уже несколько лет, как ее не существует. Умерли уже ее пациенты, да и волонтерская программа приказала долго жить. Тогда же, в том далеком уже году, меня ждали. И как горело сердце во мне, жаждавшее любить. Пять раз в неделю на три часа я приходила, чтобы подчиниться этой жажде.
Несколько волонтеров на отделение. Медсестры быстро привыкли к нашему присутствию и готовности на любую работу. Вынести утки? – «Волонтеры!». Вшивый бомж, которого надо остричь и вымыть? – «Волонтеры!»,- медсестра издалека протягивала ножницы, стараясь не дотронуться до мужчины с затравленным взглядом, чтобы вши, густо кишевшие в его волосах, ненароком не упали на ее белый халат. Поменять памперс и подмыть старуху, а то и старика?- «Волонтеры!». Они – мы - ведь пришли сюда для этого – чтобы любить. То есть – действовать.
Довольно скоро я прониклась уважением к труду медсестер. Легко мне было любить и быть терпимой, ласковой, внимательной – три часа в день. А если бы пять? Или десять? Или?.. легко. Ну что ж, раз легко, значит – тем более надо любить, быть терпимой и ласковой. И я бросалась как в бой в эту больницу. Дарила этим грязным неухоженным старикам свое тепло, свое спокойствие, свою улыбку. Я впитывала запах гниющего человеческого мяса, запах мочи и кала, подстригала ногти и мыла дряблые морщинистые тела. Иногда едва удерживая себя в сознании, проваливающемся в обморок. Но реальность взглядов, обращенных на меня, останавливала. И сердце жаждало любить. Даже ту медсестру, что позвала меня помочь ей перекинуть тело умершей старухи на каталку. Холодные лодыжки в моих руках. Да они и при жизни не отличались теплом. Я знаю. Всего пятнадцать минут назад я меняла ей подгузник. Она тихо стонала. А я… ох. Они меня ждали. Они верили, что им станет легче, если я только возьму их за руку. А я ведь не медсестра, не врач, я могу себе позволить эту роскошь: посидеть рядом и молча погладить ее по руке.
Перчатки. Утки. Памперсы. Камфорный спирт. Ветошь. Не забыть сразу кинуть в раствор. Даже у волонтера это может стать потоком. Могло стать потоком. Но не стало. Помешала она.
Старуха, чьим диагнозом была старость. Кроткая днем и яростная ночью. Она расковыривала матрас, мазала своим калом стены, а потом, когда ее руки привязывали к ручкам кровати, бессильно крутилась, пытаясь освободиться. Ее тихо – а порой и весьма громко,- ненавидели медсестры, которым приходилось отлавливать ее по ночам, мыть ее, отмывать стены и кровать...
В тот день я зашла в палату, где лежала она. Ее руки были грязны, а ищущий взгляд… а может правильнее: ее взгляд был ищущим? Ведь это было главным в ней? Она искала. Искала мой взгляд. Посмотрю ли, отвечу ли. Я взяла ее руки, ее грязные, дурно пахнущие, морщинистые руки, неожиданно теплые, в свои. И мы стояли, молча всматриваясь друг в друга. Долго стояли. Нам было некуда торопиться – ведь мы нашли.
Я не знаю, что видела она. Через несколько дней она умерла, я уже не успела прийти к ней еще раз – так, чтобы именно к ней, только к ней – их было много, и каждый ждал конкретной, ему лично адресованной встречи. Я не знаю, что нашла она. Но помню, как с щемящей нежностью всматривалась в нее.
Поблекшими старческими глазами на меня смотрела Мария. Мать моего Бога. И оттуда, из глубины обезумевшего от старости тела, спокойно и нежно любила, утешая мою жажду, наполняя ее своей любовью, направляя ее к Тому, Кто Сам мне ее дал.