"Вольные" ЗДЕСЬ:
http://www.proza.ru/2013/03/23/1974
НЕ ОТРИЦАЙ!
Шёл 80-ый год прошлого, да что там — двадцатого века. Сердюнька не определял сам своего будущего, а беспрекословно шел путем, заповеданным всею жизнью отца.
Применял силы и способности единственного чада тот меря своими мерками. Исходил из личных возможностей, ограниченных теми представлениями, что внушало время недолгого затишья, скоропалительно предполагая: «вот, наконец, вроде бы и получилось направить ребёнка в нужное русло». Поспешное решение. Ни в одном из продолженных отцом занятий не нашлось удовлетворения пацанским собственным «потугам» к стремлению «преодоления» стези мужественности — чести, гордости и славе.
Сыну не оставалось ничего другого, кроме, как представлять собой второго «танцев дел мастера» или «рыцаря одного таланта».
Отец же в душе нес народное творчество, особенно — русские пляски. И Сердюнька за счастье принимал атмосферу «танцевально»-спортивных клубов.
Вместе они облазили всю область своего края и Сибирь.
Когда в их семье появился видеопроигрыватель — видак, мальчишка залюбовался боем героя Брюса Ли… Стало ли увиденное тем зрелищем-печатью, ведущим к последующему решению, или молодость, а может — та мысль, что «каким-то хреном», вместо мужского вида спорта, приходится «вилять ж…»? Но взяло' его лихо. Потянуло парня на подвиги. Почувствовал себя Бэтменом.
Отец, оглядев стоящего перед собой призывника, подумал: пускай мой сын и мается, но лишь бы ежедневно продолжал хореографию.
В конце срока срочной службы состоялись награждение грамотами, похвала, показ на экране фильма. И в этом Сердюнька опять не усмотрел ни малейшего достижения, о котором мечтал с детства — лишь баловство.
Возвратился, не осознав по-хорошему чему или кому присягал: Родине, друзьям, предкам!? Понял зачем-то только одно: «развлекал» Армию своей «пантомимой»!.. — Это была неправда.
Придя домой, его глаза еще больше оплыли той же неправдой…
Сердюнька к тому возрасту уже не был тем же Сердюнькой, что прежде, и потому особенно выворачивало душу и от двух проведённых в «плясках» лет, и от искажённого видения творимых изменений «на гражданке», во время его отсутствия. Отец не поздравил с прибытием сына, сын — не усидел: пошёл к Нинке, обещавшей ждать солдата. Её бедное жильё, рванные колготки и… затмили голову. Остановил стыд — за себя, как за мужика.
Осталась обида, непонимание. Было тошно за лиц, находившихся с ней рядом.
Расстроенная Нинка расплакалась. Он без слов поднял девушку (отнести на руках до самого дома). Никто из её кавалеров при этом даже не дёрнулся.
Пять лет проведены им в заботе о ней. Из них полтора-два года навещая её в дурдоме, будучи уже, хоть и не самым «большим», но и не последним человеком в своём районе.
Отваги и борзоты Сергею — не занимать. Это и вывело его в лидеры.
Мало, кто хотел иметь с ним «дело», и ещё меньше, кому понадобилось бы идти с ним на конфликт. Она — это знала или, скорее, — чувствовала.
Прописана Нина была у тётки, а жить стала с ней, как только осиротела.
И не столько нехватка крепкой родительской руки, не имевшей места быть в её воспитании, сколько алкоголь и наркотики двинули девушку на безрассутство. Сергей перевёз её к себе домой. Мать этому лишь глазами возмущалась, а отец смотрел, как-то туманно, и тоже не мог воспрепятствовать — ничего не поделаешь… любовь зла — полюбишь и козла… пусть решит судьба!..
А судьба определила так: ещё полтора года Серёга бился с фатальной зависимостью своей девушки. Наблюдал, как изо рта выделяется слюна, идёт рвота… и по-спартански за ней ухаживал. В конце-концов, несмотря на бесчеловечный рок и череду печальных событий, Нина задышала ровно и хорошо.
Но… наступил понедельник, самый сложный день.
Она подняла голову с кровати. Её снова била дрожь. Сергей подумал:
«Так не жрать неделями, возможно Нинке будет хуже».
Он слегка придавил её голову ладонями к подушке и уставился ей в глаза, ничего не говоря. Он просто смотрел. Она же вперила в него свои огромные зрачки, при полном осознавании того, что её предали.
Серега не был, как говорится, дебилом — понял, что так просто она не соскочит, и подумал:
— Ну, дорогая, съела ты такого дерьма, которое мне не знакомо.
Действительно, маясь на протяжении долгого времени со своей любимой, парня чуть самого не повело по наклонной, и это его сподвигло откликнутся на просьбу Петра Васильевича, неплохого знакомого семьи, занять пост участкового. Серёге стало ещё неприятнее смотреть на то, что творится у него дома. Он взял наручники и пристегнул Нину к батарее.
Отходняк… А он работал обыкновенным участковым и ещё на таком районе, где выходцев из зоны в одно время было очень много — одним словом — металлострой, что, разумеется, влияло на психику эмоционального человека. Она же, вероятнее всего, захотев убить боль, прижалась лбом к батарее и, почему-то, просто-напросто перегрызла себе вены.
А вы видели северное сияние? Сердюнька его видел… и мужика осенило, что: во- первых — он скотина, во-вторых — не по силам одному с такой бедой справиться — это бы продолжалось и продолжалось. И, наклонившись к Нинке, он поцеловал ее мёртвые губы, и, даже не задумываясь, сделал тот шаг, который называется «Па», как в вальсе, и «пас», как в жизни.
Их обнаружили по запаху. Соседка заорала во все горло, увидев что случилось в квартире напротив.
Все сошло бы на нет, но ни следак, ни криминалист не смогли ни описать, ни объяснить пьяной улыбки на лице участкового — лице Сердюньки, которое было разбито им о ту же батарею.
ЧЕЛОВЕК-ТАНЕЦ
«Стоишь — держишься. Упал — опять держись. Скачи… Нельзя же это долго терпеть!
Нельзя… нельзя..! Нельзя ведь, чтоб отец гонял всю жизнь… мою маленькую-маленькую жизнь. За что? Не хочу… не хочу..! Я ушел. Отец меня «убьет» за то, что по вечерам надо ходить к Коста и заниматься борьбой. А мне нравится быть там, и сшибаться с противниками… Нравится — и все! А почему? И сам понять не могу. Что это?.. просто выигрыш, победа или… и ещё что-то?! Вероятно это одни фантазии, но, возможно, ко мне во время соревнования приходит понимание чего-то такого, действие которого я не сознаю.
Проход в раздевалке закрыло тенью. А больше, — ни хера не помню!.. Проснулся или очнулся в степи. Рядом сидит отец.
— Сёма, я не мог тебе не показать, что для того, чтоб это знать надо почувствовать боль и обиду, а чтобы ценить это знание — надо его испытать на себе. А сейчас проснись. Я тебя учил танцам. Теперь пора уже вспомнить и сравнить. Всё просто: твоё детское мышление и твои мечты надо опрокинуть, и наблюдать за собой со стороны.
Семён лежал и смотрел на свои руки, набитые годами тренировок: любой танец на кулаках должен быть провернут без каких-либо мозолей и… никаких травм. Когда он закончил свои наблюдения, отец шибанул его в лоб ладонью. Семён откатился и прошептал: «Поехали, б…»
И началось «металлово» по всей степи. День прошёл — они танцевали, а на закате упали все потные, с одеждой разорванной в кайфе. Отец Сёмки вскричал: «Ты видишь? Природа. Краски. Ты пойми — мир многомерен».
Ему было ужасно обидно, что сын не увидел всего. Они побились. Легли отдыхать. У Семена глаза наплывали потом. Совсем не хотелось ни просыпаться, ни открывать их. Отец прищурился, положил голову на локоть, посмотрел на сына.
«Чего ты хочешь сказать?»
Парень молчал.
«Молчишь? Это уже признак мудрости, потому что наши танцы — это древнее искусство — не все их знают, и даже йога (возьми для примера только не тупую книгу — нормальную). Возьми, и она тебе расскажет только о части того, что есть в танце…
Я «хореограф», как ты говорил раньше, «балетмейстер», но сейчас стою над тобой — победи меня. Так скажу я тебе, — это невозможно. Пуля, б… Вот ты слышал её, как она выстрелила, как летит тебе в голову и за это время, за эти секунды, пока она летит, ты успеваешь себя спрашивать: А что ты, жопа, сделал в этой жизни, чтобы она не долетела до твоего грёбанного лба, и чем ты отвечаешь за свою жизнь, которая должна хоть что-то стоить?! Быть не кем — это самое простое. Быть хотя бы тем, кого кто-то после вспомнит — это уже так много, что «следует жить и шить сарафаны», Потому, когда я чувствовал по всему телу удары и боль, я хотел только одного — остаться жить и показать придуркам, терзавшим моё тело, что воин всегда остается воином и не посрамит своей чести, не втопчет свою душу в грязь.
Самые лучшие слова я посвящаю тем, память о ком будет для меня вечной, и пусть будут прокляты те псы, которые думают иначе». — Седовласый человек встал, вправил что-то в натруженных коленях, опустил искалеченные руки по швам, с минуту помолчал, склонив голову, потом посмотрел на меня и добавил: «Я — танцую! Так ни пуля, ни меч, ни дурная мысль не возьмут!».
ССЫЛКИ НА ДРУГИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ В СБОРНИКАХ:…:
"Засека" ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2013/03/21/1036
"Сатана?" ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2013/04/05/219
"Вам дали шанс" ЗДЕСЬ: http://proza.ru/2013/03/19/918
"Минус компьютерный фактор" ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2013/04/04/150
"Дарья" ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2012/11/25/1795
"Колхоз - дело добровольное" ЗДЕСЬ: http://www.proza.ru/2012/09/29/378