Старшина Яковлев

            

 
               
               

 
                Остановившись у таблички «Осторожно, мины!», Яковлев втянул носом воздух и прислушался. Пахло сырой землёй, порохом… Где-то далеко, в немецкой глубинке, лаяли собаки… Он посмотрел на бойца, потом на плененного фрица и махнул рукой на минное поле:

               – Нам туда! Курбон, присыпь отход махрою…
             Младший сержант Мирзоев вытащил из пачки с десяток трофейных сигарет и стал разминать в руках, отделяя бумагу от табака.
               Старшина Яковлев, куривший самосад, посмотрел на Мирзоева с укором. Ему было жаль сигарет, но спорить с бойцом не стал – без толку. Осмотрев узел на связанных  руках немца, он жестами показал, как они пойдут через минное поле и что немец – должен идти за ним след в след. По тому, как тот испуганно вытаращил глаза и застонал мотая в отрицании головой, стало ясно - немец все понял.
                Тем временем, сидящий на корточках Мирзоев, почесал затылок и посмотрел на командира. Увидев его над узлом у фрица, он достал вторую пачку трофейных. …После, собрав пустые пачки, он сунул их в карман и провел ладонью по невысокой траве. Сбив с листа прилипшую к росе табачную крошку, разведчик встал:
              – Всё, готова-ма командира, надо идти…
               Старшина посмотрел на часы, поправил капюшон маскхалата и с тревогою посмотрел назад.
              Тяжело вздохнув, он повернулся к Мирзоеву и подмигнул:
             – Я – первый, за мной фриц, ты – замыкающий. Все, как учил. Как только обойдем впадинку, дальше  кустами, ползком от воронки к воронке. Отсидимся в одной дотемна и последние триста метров, что под прострелом у дзотов, переползём ночью…

              Старшина посмотрел на просеку. Где то там, в тени сосняка, в засаде осталось двое разведчиков. Он знал, что свидится с ними только на том свете.
              Немец, не веривший до последнего, что дальше идти по минам, уцепился связанными руками за тонкий ствол березки. Но удар приклада в спину, отмёл в сторону все сомнения и пленный, то молясь, то  проклиная воина-азиата – двинулся за старшиной.

              Вечернее летнее солнце уже тронуло краем кромку леса. Ночь  была единственным спасением. Терпения – щепоть и в темноте, разведчики доберутся до своих окопов.
               Минули ложбинку, вышли к кустам… и со спины, раздались «долгожданные» винтовочные выстрелы.
              – Полозов, со снайперки молотит, – сказал старшина и перекрестился.

              Вслед за винтовкой застрекотали автоматные очереди.

              – Всё, теперь Кравченко вступил, а значит,  скоро и до нас доберутся.

              Ухнула граната, другая, и бой затих.

              – А вот и вороночка, сползаем.  – сказал старшина, уже устраиваясь на  дне ямы. – Тут переждем, может лихо и минует.

              Примяв рядом землю, он достал из вещмешка две консервные банки и, отложив одну, стал штыком вскрывать оставшуюся в руках.
              – Хорошо присыпал? – спросил старшина разведчика.
              Тот на всякий случай вынырнул из воронки и вернувшись, улыбнулся.
             – Кушай камандира. Сабака-ма, еще неделя руза держать будет. Хоро-ший табак-ма. Две пачки.
             – Таки, две пачки скормил? – переспросил старшина и, увидев радостное кивание воина, сплюнул на землю. – Шайтан, одним словом.
              – Эту, – он показал Мирзоеву взглядом на вторую банку, – открой и отдай фрицу. "Свинная", сам видишь, мусульманину никак нельзя.
              Курбон с пониманием кивнул и, вскрыв банку ножом, погрозил пленному пальцем:
              – Не видел я немца-мусульман. Да-а, ты первый-ма. Но, раз старшина-ма сказала нельзя, значит, нельзя. Яковлев, чурка-ма далеко видит. – и стал ножом выковыривать мясо, отделяя от сала.

              Яковлев удивлённо посмотрел на бойца.

              – Чего мусульманин-немца нельзя, мусульманин-разведчика можно, – подмигнул командиру Курбон.
              Старшина улыбнулся:
              – Ох, и хитер, а с виду – ну, чурка чуркой. Ла-адно…

               Порывшись в мешке он достал еще одну банку, вскрыл сам и отдал немцу. Тот благодарно улыбнулся, зажал её меж ног и отвернувшись от Курбона, стал ковыряться в ней связанными руками.

              – От меня ты спрятался-ма, а от Аллаха? – засмеялся разведчик. –  Да, командира. Зачем нам немца-мусульманин. Тупой, однако-ма, чего на штаб скажет?

              Но старшине было не до шуток. Прислушиваясь, он застыл. За ложбинкой, у таблички с указанием мин, послышалась громкая немецкая речь и собачий скулеж. Расстегнув маскхалат, Яковлев вытащил командирский бинокль и потихоньку вполз на насыпь воронки.

              – Ох-х шайтан. Две пачки… Собачки нас потеряли и фрицы не знают, что делать дальше. Следа не видят. Смотри, если вдруг пойдут сюда, ты останешься прикрывать. А я, с пленным ... Как смогу... Понял?

              Курбон показал взглядом на комплект боеприпасов, который был у старшины. Тот кивнул, достал из карманов две гранаты и отстегнул ремень с магазинами. Немного подумав, одну гранату он вернул в карман и, встретившись с понимающим взглядом разведчика, улыбнулся.
              Тем временем, повозившись у таблички, немцы разделились на две группы, и пошли в разные стороны в обход минного поля.

              – Кажись, пронесло. Но я уверен, что этот пятак, теперь будет под особым контролем. Будь осторожен и следи за фашистским мусульманином. Если будет орать засунь кляп, а если полезет на насыпь, делай обрезание. Понял? А я, прикорну чуток.
              – Понял, командира. Спи, давай. Только-ма скажи, зачем мне делать себе обрезание, если орать немца-мусульманин будет? Не я.
                Старшина рассмеялся:
             – Затем, ты мои клешни знаешь. Лучше уж сам. Понял?

              Курбон согласно кивнул и ударил немца прикладом в спину. Тот взвыл и разведчик, не мешкая, врезал еще раз. Пленный с обидой и злостью посмотрел на Курбона. И разведчик, выразительно кивая, прижал палец к губам:
              – Т-с-с. Тихо, да-а…
              Немец шмыгнул носом, кивнул и, осторожно оглядываясь на азиата, отполз от Курбона подальше.

              Наступившая ночь примирила всех, одинаково отключив от вражды, ненависти, презрения... Задремал и немец…


               Старшина очнулся с первой звездой. Открыв глаза, он вздрогнул и посмотрел на часы.
              – Надо же такое во сне увидеть…– в раздумье произнёс Яковлев. – А-а, все блажь мирская…
              – Может, вздремнешь часок, а? – помолчав, предложил он разведчику.
              Курбон мотнул головою и показал на насыпь.
              – Тогда пять минут отсчета, и поползли…

              Старшина как в воду глядел. Ровно через три минуты, небо осветилось сигнальными  ракетами. Всё поле в белом свете, как на ладони…

             – Догнали, сволочи. Группы поиска вернулись без результата, а не было их – только здесь. Посидим часок-другой, торопиться некуда. – сказал старшина. – Ты вздремни перед рывком, солдат, вторые сутки на ногах. Последние метры, они завсегда самые тяжелые, а я немца покараулю.

             Но небо сияло ракетами всю ночь. Ползти по минам при такой видимости – верная смерть и переход «ничейки», старшина назначил на предутренний час.

             К трем часам ночи проснулся Курбон и, прочитав молитву на незнакомом языке, открыл банку тушенки. Старшина, о чем-то думая, молча следил за бойцом и когда тот стал зарывать пустую банку в землю, спросил:
              – Слушай, а у ваших, бывают русские фамилии?
              Курбон с удивлением посмотрел на командира.
              – Я не видел. А тебе-ма, зачем?
             – Понимаешь. Я в армии с семнадцати лет. То срочка, то война с белофиннами, теперь вот, с немцами... Тринадцатый год воюю, – старшина вытащил кисет и шумно втянув носом запах махры, чихнул в кулак. – Детей у меня нет, жены нет, а я в семье – последний мужик. Понял?
              – Ты, командира, прямо говори… Я не знаю, чё тебе надо-ма.
              – Убьют меня сегодня. Во сне видел себя с простреленной головой…
              – Зря так думаешь. Я во сне летал… И что? Сегодня-ма, орлом стану?   
            Старшина шумно вздохнул.
             – Орлом ты станешь, когда фрица в окопы притащишь. Ладно, позже поболтаем, не время, вдруг пронесет… Вот же, чертов сон.

              Горизонт окрасился в светло-серый цвет. До рассвета остался час... Надо успеть. Немцы, так, для проформы, изредка простреливали из пулемета поле «ничейки».
              Ползли медленно. Старшина ощупывал землю штыком и тихо чертыхаясь, откладывал выуженную из земли – мину и, показывал рукою путь дальше.
 
              До окопов осталось метров пятнадцать, как вдруг, рядом прошелестели пули и старшина, дернувшись телом, простонал:
              – Твою, мать… Все, Курбон… Дальше – сам.

             Боец, не мешкая, подполз к старшине. Разглядев на лице Яковлева серость земли, он испугался. Таким, своего командира он еще не видел.
            – Ползи с немцем! Это приказ!
             – А ты, командира-ма? Без тебя никуда не пойду… Пускай лучше сдохнет этот мусульман-фашист. Хочешь, я его сам убью-ма?

             – Михалыч, ты? – неожиданно раздался громкий голос из окопа. – Уж третий день, бродяги, шабритесь!

             Курбон смахнул рукавом слезу и посмотрел на старшину.

             – Да! Разведка-ма вернулся. Принимай язык, пехота! – крикнул вместо него Курбон.

             Из-за насыпи окопа вынырнул боец и, сгибаясь в три погибели, подбежал к разведчикам. Из вражеского дзота стрекотнул пулемет и полоса из фонтанчиков вычертилась на бруствере окопа. Солдат, упал рядом и широко раскрыв глаза, посмотрел в лицо старшины, стеклянный взгляд которого, говорил только об одном.

             Курбон зло заворочал глазами и закричал:
          – Беги, чего лежишь! А-а, чурбан, а немца-ма, зачем тут? Бери, живо!    
          С тревогой вглядываясь в лицо командира, разведчик стал теребить рукав его маскхалата.
           – Ну, Яковлев, давай-ма вставай, чего тут забыл, а?
           – Возьмешь мою фамилию и имя, а первого сына – Курбоном назовёшь, понял? – прошептал старшина.
           – Это еще зачем? Как отец скажет, так и будет.
           – Значит, не назовешь?
           – Как не назовешь, если отец буду я? Вроде старый, а дурак-ма! Давай, вставай! Ну…

            Рядом с окопом бахнула первая мина.

           – Успели?
           – Да, командира, успели. – заплакал Курбон.
           Он уже понял, что старшина Яковлев лежит на мине и она, ждет его движение, чтобы потом – разорвать на части.

           – Давай, я рука, туда-сюда засуну… Ты отползёшь-ма, а дальше придумаем… Давай, а?
           – Не получится, брат. Ползи сам. Если мина упадет рядом, меня тряхнет и мы вместе погибнем, а тебе сына растить. Давай, младший сержант Яковлев! Я, приказываю!

           Мины стали падать всё ближе и ближе. Земля дрожала от взрывов, а рядом со старшиной сидел и плакал разведчик.
           Вдруг что-то вспомнив, он вскочил и побежал к окопу. Бросив автомат, боец перекинулся через насыпь бруствера и, свалившись на дно окопа, заорал во все горло:
          – Веревка-ма! Веревка-ма, дай!!!

           Солдаты кинулись искать веревку. Кто-то, стал останавливать разведчика, который в слезах и крике, расшвыривал пустые ящики из-под снарядов. Наконец веревка была найдена и Курбон, выпрыгнул из окопа…
 

                *                *                *


           У госпитальной койки, склонившись над раненым, стоял командир полка.

           – Как он? – спросил полковник военврача.
         Хирург только пожал плечами.
           – Пара царапин, но контужен – душевно, что кувалдой в лоб.
          – Командира спасал… За мертвым побежал… Пуля попала старшине в затылок, когда он накрыл телом мину. Боец, что за фрицем прибегал, видел Яковлева мертвым. Так холодного и разминировали. А этому, просто повезло. Взрывной волной обратно в окоп вернуло, – объяснил комполка и вглядевшись в лицо бойца, просветлел. – Смотрите, моргает! Кажется, ожил!

         Курбон открыл глаза и увидев командира, попытался сесть.

         – Как дела, боец? Все нормально? А ну, ляг спокойно, не дергайся! – сказал полковник приказным тоном и по-отечески, уложив голову бойца на подушку, поправил одеяло. – Фамилию-то, свою помнишь?
          – Так точно-ма, товарища командира! Младший сержант Яковлев!
          – Не попутал? Точно Яковлев? – засомневался полковник, но, внимательно посмотрев на полное решимости лицо бойца, понимающе кивнул. – Хорошо! Так тому и быть! Только не сержант, а старшина Яковлев, как Михалыч! Понял? А документы, не беда. Бумагу, мы поправим как надо!


          Не ожидая ответа, комполка положил на грудь разведчика Орден «Славы».