Когда американцы вошли в Афганистан и взяли Тара-Бору, шумиха поднялась на весь мир. В России вспомнили, что тоже брали Тара-Бору, был поставлен четырёхсерийный фильм «Тара-Бора». В этом фильме «каскадовцы» освобождают заложников, а потом выдвигаются к Тара-Боре, которую штурмует 66-я бригада, и в конце фильма выносят содержимое, находящееся в пещерах.
«Каскадовцы» ни слова не говорят о том, что они штурмовали эти пещеры и брали Тара-Бору, хотя все из них получили за это ордена. В этом рассказе я хочу рассказать, как происходило взятие этой горы. Сразу прошу учесть, что я буду писать только то, что сам видел и ощущал во время этих событий.
После отъезда Перевалова, командира 1 МСБ в академию имени М.В.Фрунзе, в командование батальоном временно вступил командир танкового батальона подполковник (к сожалению, фамилию не помню, но со слов сослуживцев Тымчук Валентин А.).
Когда началась бригадная операция, мы ещё не знали, что идём в район гор Тара-Бора. Первая задача, которая нам была поставлена, – захватить госпиталь душманов в районе Сурхруда. Операция началась 1 сентября. За день до этого мы возвратились в бригаду с боевого охранения, стояли на дороге Джалалабад – Кабул. Во взвод дали третью БМП. Ночью перед выходом думал о предстоящем бое. Со слов офицеров я уже знал, что как ты себя поведёшь в первом бою, так и будут к тебе относиться подчинённые. У меня уже был первый бой, но это было с другими людьми – солдатами автороты, со своими надо начинать всё заново – с ними у меня первый бой. Они уже воюют восемь месяцев, их не проведёшь. Если струсишь – будут считать трусом, и тогда доверия не будет. Если покажешь себя нормально – авторитет обеспечен, и тогда подчинённые будут в тебе верить и уважать. У меня всё время свербила мысль, смогу ли я выдержать испытание в предстоящем бою. Утром мы сели на машины и ротная колонна в составе батальонной колонны двинулась в район Сурхруда. Над нами летели вертолёты, стреляла артиллерия, где-то далеко в горах МИГи бомбили непонятные объекты. Было ощущение большой войны. Я ещё тогда подумал: «Вторая мировая война тоже началась 1 сентября». А где-то далеко в Союзе дети шли в школу.
Это я уже потом понял, что вся эта огневая мощь, которая была выпущена – артиллерией, авиацией и вертолётами – ушла в никуда. И лишний раз предупредила духов, что мы идём к ним. Колонна прибыла в район спешивания. Спешились. Построили боевой порядок роты. Двинулись в «зелёнку» (когда боевые действия ведутся не в горах, а на равнинах, где селения и много арыков, деревьев, этот район, где ведутся боевые действия, называется «зелёнкой»). Стояла напряжённая тишина, ни в одном из домов не было жителей, птицы не летали. Мы продвигались от укрытия к укрытию в постоянном ожидании огневого воздействия со стороны душманов. Ожидание боя томит. Вдруг ударила пулемётная очередь. Благодаря бою на дороге на слух определяю – стрельба ведётся метров 700-800. Рота мгновенно залегла. Заставляю себя остаться стоять. Мысль лихорадочно работает – я на фоне строений и деревьев, в тени, дальность 700-800 метров, стреляет по роте, а не по отдельной цели, меня он видеть не может даже с 500 метров если не двигаться. Стоя не спеша начинаю менять в автомате магазин на трассеры. В цепи кто-то говорит: «Смотри, смотри не сцыт». Солдаты смотрят в мою сторону. Раздаются ещё две очереди. Командую: «Первое отделение, прицел 8, в направлении моей трассы, по пол магазина одиночными и короткими, огонь. » Даю короткою очередь трассерами в направлении цели. «Второе, третье – короткими перебежками на рубеж колодец дерево, ВПЕРЁД! » Пошли. Радость охватывает меня. Выдержал испытание, они верят мне.
Целую неделю до этих событий, пока взвод стоял в охранении на дороге, у меня шла война с моим родным личным составом. Каждый день по два – четыре часа занимался с ними боевой подготовкой. Как они меня вначале ненавидели! Перебежки, переползания, стрельба, перебежки, переползания, стрельба и опять перебежки, переползания, стрельба. «Командир, мы уже восемь месяцев воюем, зачем нам это?» А я им: «Семьдесят процентов живучести солдата – передвижение на поле боя, тридцать – стрельба. Доводите свои действия до автоматизма. 200 метров бегом – поставить три маленьких баночки из-под сока, 200 метров назад, 100 метров – перебежками, 50 – переползание и стрельба – три банки сбил – 5, две – 4, одна – 3». Самое трудное заставить подчинённых выполнять свои приказы беспрекословно. На второй день мне это удалось, а на третий уже командовали сержанты, далее шло закрепление навыков.
Но вернёмся опять на войну. Смотрю, как они делают перебежки – сказка, не более четырёх секунд в зоне огня. Пулемёт больше не стрелял. Двигаемся вперёд. Прошли пару километров. Остановились у большой крепости – дома. У них там каждый дом крепость, четырёхугольник из стен: одна, две или четыре башни. Ко мне подошёл боец, сосущий через трубочку глюкозу из полиэтиленового пакета. «Где ты это взял?» спросил я его. «Товарищ лейтенант, там их целый мешок». Я приказал принести содержимое мешка. Выставив возле данной крепости и в ней самой боевой охранение, мы начали осмотр местности. Было обнаружено ещё два мешка медикаментов. Вокруг крепости стояло около пятидесяти деревянных кроватей, на которые вначале мы не обратили внимания. Связался по рации с ротным и доложил об обнаружении госпиталя. У многих людей может сложиться понятие о госпитале как о палаточном городке, стоящем ровными рядами с большой палаткой, являющейся операционной. Здесь было всё по-другому. Данная крепость являлась госпиталем, где в помещениях проводились операции, а койки, стоящие в тени больших деревьев, являлись местом нахождения раненых и больных. Подошёл командир роты старший лейтенант Кикимбаев Байгали Кисаевич, похвалил меня за обнаружение госпиталя и приказал тщательно обыскать помещения. Все, кто не был задействован в охранении, приступили к осмотру помещений. Через некоторое время мне уже притащили три мешка с боеприпасами. Боеприпасы были китайского, чешского, египетского и финского производства, в основном патроны к автомату Калашникова. Меня тогда очень удивило, что даже финны поставляют боеприпасы в Афганистан. На мой вопрос, что делать, поступила команда – собрать все койки в крепость и поджечь. Когда огонь разгорелся, меня вызвали к начальнику политотдела бригады майору Корсаку, который действовал с нашим батальоном. Оставив за себя старшего во взводе сержанта Абдыбекова, я пошёл к начальнику политотдела. Доложив о прибытии, я увидел, что рядом с ним стоит особист батальона (в Афганистане в каждом батальоне был отдельный особист). Выслушав мой доклад, он спросил «Ты поджёг?» «Так точно», ответил я. Тогда он высказался в мой адрес, что мягко говоря я очень неправ, что поджёг данное здание, что такими действиями я подрываю дружбу между народами Афганистана и СССР. Мощный взрыв, разнёсший половину крепости, прервал его тираду. Переглянувшись с особистом, он посмотрел еще раз на меня и сказал: «Правильно сделал, что поджёг, иди». Так что взрыв данной крепости, где были спрятаны боеприпасы или взрывчатка, не обнаруженные во время поисков, спас меня от дисциплинарного взыскания.
Ещё пару дней мы вели действия в Сурхруде, где не встречали больше никакого сопротивления, потом стали выдвигаться в район Тара-Бора. Выдвижение в район Тара-Бора не прошло без приключений. Дороги были минированы и начались систематические подрывы в колонне. Духи ставили очень интересные мины – обычно это был или мешок, или пластмассовая канистра с аммоналом, установленная посередине дороги, с вставленным электрическим взрывателем. Где замыкателем служила железная коробочка от насвая (похожа коробочка на нашу железную баночку от гуталина, только меньших размеров), с прокладкой из бумаги между железных составляющих. Её ставили в колею. Такой взрыватель позволял взрываться не под тралом, а на неопределенной машине в момент перетирания данной бумажки. Это могла быть первая, пятая, пятнадцатая или тридцатая машина. Потеряв несколько машин, колонна остановилась. Сапёры были высланы вперёд для проверки дороги, а мне была поставлена задача выдвинуться на гребень горы и, продвинувшись на 2-3 километра вперёд, прикрыть работу сапёров. Когда мы прошли по гребню уже около полутора километров, то с радостью увидели приближающиеся вертолёты. Приятно ощущать воздушную поддержку при выдвижении. Мы помахали нашим вертолётчикам руками и двинулись по указанному маршруту. Вертушки, пройдя над нами, пошли в разворот. Чувствуя воздушную поддержку, мы спокойно продвигались по гребню, наблюдая за местностью. И вдруг я услышал стрельбу НУРСами (неуправляемые реактивные снаряды). Мы напряглись, куда они стреляют. И тут вокруг нас раздались всполохи сплошных разрывов. Огонь, пыль, кто присел, кто упал. Я схватил радиостанцию и стал орать: «Гранит, я Ноль Третий, нас обстреливают свои же вертолёты, дайте команду, чтоб не стреляли, я Ноль Третий, приём!». Мы все родились в рубашках. У нас не было ни одного раненого, ни одного убитого. Используемые против нас противотранспортные НУРСы были кумулятивные, это нас спасло, так как они не дают осколков. Как потом выяснилось, по команде командира батальона авианаводчик вызвал вертолёты, чтобы произвести разведку по маршруту и прикрыть колонну. Получив доклад от вертолётов, что они видят отходящую группу душманов, они получили команду уничтожить. К сожалению, этой «отходящей группой душманов» были мы.
После этих событий я сделал вывод – при себе надо всегда иметь оранжевые дымы для обозначения своих позиций при появлении вертолётов. А также ракеты синего и оранжевого дыма для указания цели. И второй вывод, радостный – и печальный, который я сделал для себя – оказывается, НУРСы не убивают не только нас, но и душманов.
Где-то к 11 сентября мы вышли в предгорье гор Тара-Бору. Оставив технику, мы стали продвигаться к подножию гор. Слева от нас по гребню шла сводная рота ДШБ, справа шла вторая рота, которой командовал исполняющий обязанности ротного Витя Гапонёнок, а внизу шли мы, третья рота под командованием старшего лейтенанта Кикимбаева. Продвигались мы по афганским полям. Что такое афганские поля? Это маленькие клочки земли, прижатые друг к другу размерами по 40-50 метров в длину и ширину, иногда чуть больше. Обычно они из себя представляют лоскутное одеяло: одно поле засеяно кукурузой, другое пшеницей, третье вообще сжато, четвертое непонятной растительностью. Разный цвет, разный размер и сверху они кажутся маленькими разноцветными квадратиками лоскутного одеяла. Двигаемся. Справа со стороны ДШБ орут, что с нашей стороны стреляют. Где-то идёт стрельба, ничего непонятно. С одного поля выходишь из кукурузы, перебегаешь открытый участок, входишь в другое. В эфире продолжают орать, что с нашей стороны стреляют. Идём на слух. Со мной в ГПЗ (головная походная застава) слева от меня двигается ЗНШ (заместитель начальника штаба) Шацкий Юрий Савельевич. Выходим с ним из кукурузы и видим, что в пятидесяти метрах от нас два духа, прячась за стебли кукурузы, ведут огонь по десантуре, которая передвигается по гребню. Юра командует: «Твой правый». Вскидываю автомат и нажимаю на спуск. Очередь. Дух валится вперёд. Автомат клинит. Передёргиваю затвор – оказывается, с испугу впопыхах выпустил весь магазин, в одной очереди и даже не заметил. Полторы секунды – магазина нет. Меняю магазин, загоняю патрон в патронник и держа автомат наизготовку, не спеша, спокойной походкой приближаюсь к поверженному противнику. Он лежит в неестественной позе, какой - то весь вывернутый, ноги в одну сторону туловище в другую сторону. Рядом винтовка Ли Энфилд – 7,71 мм. Поднимаю винтовку в ней пять попаданий. «Эй, солдат, забери ружьё». Бросаю винтовку. Юра забирает АК – 47 у своего убитого.
Продолжаем движение и выдвигаемся к батальону. Во второй роте двое тяжелораненых от огня пулемёта ДШК. Батальон залёг. Офицеры болтают между собой и играют в карты. Комбат на связи с комбригом. Слышу, отвечает по рации «Ружейно-пулемётный огонь, продвигаться не можем». Офицеры рассматривают первые трофеи в этой операции – винтовку и АКМ. Смотрю, в их глазах – уважуха. Отхожу в сторону, выхожу на позиции, где залегли солдаты. Противник периодически ведёт огонь из ДШК, по звуку определяю – дальность где-то 800 метров. Даже если встать в полный рост, я буду как цель в виде пальца, а его мушка как кулак, прицелиться практически невозможно. Встаю во весь рост. Очередь из ДШК проходит в метрах 5-10 правее. Ухожу с линии огня. Перемещаюсь влево. Опять встаю в полный рост опять очередь, пули проходят левее в 5 метрах. Выхожу в третью точку – ещё левее. Встаю в полный рост. Стрельбы нет. Зажигаю огонь красного дыма – противник не стреляет...Значит, я у него в мёртвой зоне. Бегу к командиру батальона. «Товарищ подполковник, разрешите взять свой взвод и пулемётный взвод, обойти противника и уничтожить пулемёт». Комбат спрашивает «Сможешь?». Отвечаю «Да». Комбат: «Действуй». Бегу к своим офицерам, докладываю, что комбат разрешил взять свой и пулемётный взвод, обойти стреляющий пулемёт и обеспечить выход батальона. Ко мне подбегают Витя Гапонёнок, Кондратенков Володя и Юра Шацкий. Наперебой начинают советовать. Основной совет – если наткнёшься на сопротивление, лучше не лезь, отходи. Вообще был тронут их заботой. Собрал личный состав, объяснил задачу, особой радости в глазах нет. Все напряжены, но готовы к действию. Пятнадцать моих (три механика и один наводчик в бронегруппе) и четыре пулемётный взвод. Выходим в мёртвую зону ДШК. Даю команду пулемётному взводу занять позиции, быть в готовности прикрыть передвижение третьего взвода. Даю команду: «Взвод, вперёд!». Проходим открытый участок, углубляемся в лес, который обрамляет горы. Высокогорные сосны не выше человеческого роста. Подходит пулемётный взвод. Двигаемся вверх, от рубежа к рубежу, взвод передвигается, пулеметный лежит в готовности прикрыть. Потом подтягиваем пулемётный к себе. Он занимает позицию – опять рывок вперёд. Так потихонечку идём к вершине. Любая гора – это не отвесный скат, а подъём вверх, чуть вниз и опять вверх и так далее. Таких рубежей получается много. Проходим спокойно. На последнем сопротивление духов. В основном бьют одиночными, засечь невозможно. Связываюсь с комбатом. Прошу поддержку вертолётов. Чтобы вертолёты сделали два боевых захода, а третий холостой и тогда под прикрытием пулемётного взвода пройти простреливаемый участок, войти в мёртвую зону, подняться и забросать РГД_5 гранатами без боязни, что они поразят нас, так как РГД-5 практически не убивает.
Ставлю задачу пулемётному взводу и разъясняю задачу личному составу. Говорю пулемётчикам: «Как только будет третий заход вертолёта, он будет холостой. Стрелять по кромке вершины, не давая высунуться душманам». Ставлю задачу своим: «На третьем заходе вертолётов под прикрытием огня пулемётчиков делаем резкий бросок в мёртвую зону. Противник нас может поймать только на спуске с нашей позиции. Когда мы полезем вверх, к его вершине, ему надо будет высунуться, чтобы стрелять в нас. А пулемётчики этого сделать не дадут. Приготовить гранаты РГД-5». Напоминаю личному составу ни в коем разе не бросать «эфки» (Ф-1): если начнёт скатываться, посечёт всех. При выходе на вершину бросить гранату, а после её разрыва переваливать через гребень. Солдаты напряжены, но верят в успех.
Подходят вертолёты МИ - 8, авианаводчик даёт частоту вертушек, на которой они работают. «Борт-64, Борт-62 (если мне не изменяет память), я Ноль Третий, приём». «Я борт-62, приём». Показываю свои позиции, даю команду зажечь сигнальные дымы на флангах. В эфире: «Вас вижу». Даю ракету синего дыма в направлении гребня. «Борт-62, Борт-64, я Ноль третий, сделайте два боевых по гребню, третий холостой, пойду в атаку, я Ноль Третий, приём». «Вас понял, Ноль Третий, при выходе с боевого прикройте нас, я Борт-64, приём». «Понял вас, я Ноль Третий». Даю команду солдатам, при выходе вертолётов с боевого захода стрелять по гребню короткими очередями по полмагазина. Вертушки заходят на гребень, дают залп, вначале один, потом второй. Разрывы на гребне. Выходят из боевого захода, мы начинаем бить по гребню из автоматов. Вертушки разворачиваются, идут на второй заход. Всё повторяется заново: удар вертолётов, затем наше прикрытие их выхода. Вертушки делают круг для третьего холостого захода. Даю команду: «Третий взвод, приготовиться к броску. Пулемётному взводу приготовиться к открытию огня по гребню. Вертушки становятся на боевой заход, который холостой». Пулемётчикам даю команду: «Огонь». Пулемётчики начинают лупить по гребню, мы вскакиваем и бежим вниз. Входим в мёртвую зону и начинаем взбираться на гребень. Над нами проносится первая вертушка – мы ползём вверх, пулемёты стреляют. Проносится вторая вертушка, под прикрытием пулемётов мы рвёмся вверх, задыхаясь от усталости и быстрого переутомления. Всё-таки высота свыше 2000 метров сказывается. Хотя бросок вверх составил всего 100 метров, дыхание сбито, жуткое напряжение, как рыбы глотаем воздух ртом, кричу: «Гранатой – огонь!». Сам бросаю гранату за гребень, бросает ещё кто-то, слышны разрывы. Делаем последний бросок 20 метров – мы на гребне. На наше счастье, за гребнем никого нет. У «духов» сдали нервы и они отошли. Всё это длилось всего несколько десятков секунд, а казалось – была вечность. Душу переполняет радость – мы взяли эту высоту без потерь. Залегли, рассредоточились. Вижу радостные лица солдат. Мы сделали это!
Докладываю по рации нашим: «Гребень взят, пулемёт где-то внизу. «Я Ноль Третий, приём». Подтягивается пулемётный взвод. Указываю отделениям позиции, пулемётам их сектора, организую систему огня. Духи периодически постреливают одиночными мы не отвечаем. Подтягивается первый и второй взвод, они ниже нас метров на 500. как рассказывал потом Юра Шацкий, наши пытались бросать гранаты туда, где был пулемёт, потом спустились – там тоже никого не было, только духи забрали затвор от пулемёта. В ущелье под нашим прикрытием стали втягиваться другие подразделения бригады. Кто там внизу, понять было трудно, мы их даже не видели. Позже по рассказам очевидцев в пещерах у подножия горы было обнаружено большое количество боеприпасов, мин, вооружения. Были взяты образцы вооружения, погружены на вертолёты и отправлены в бригаду. Остальное всё было взорвано. Где-то внизу под горой вылез маленький чёрный грибок от взрыва этих пещер. Может, для тех, кто был внизу, он был мощным грибом взрыва, а для нас, сидящих наверху, это было маленькое чёрное облачко. Потом все начали выходить из ущелья. Чуть позже дали команду отходить нашему батальону. Я получил команду прикрывать отход батальона.
По рассказам Алика Мамеркулова я уже знал, самое трудное – это прикрывать.
Если ранят одного солдата – сразу выбывает шесть-восемь. Если духи вцепятся, то могут не выпустить и всех перебить. Основная задача на прикрытии – в самом начале завалить хотя бы одного духа. Тогда страх будет у них, а не у тебя. Ещё раньше, когда я представлял себе, как буду выполнять данную задачу, я разработал план, который сейчас решил осуществить. Приказываю сержанту Абдыбекову, чтобы личный состав выпустил по полмагазина в сторону противника и демонстративно начал отход на следующий рубеж. Со мной остаётся пулемётчик. Солдаты стреляют в противника очередями, встают и бегут вниз, на следующий рубеж, с которого они должны будут прикрыть мой отход с пулемётчиком. Мы остаёмся вдвоём. Во многих фильмах, начиная с «Чапаева», где Анка-пулемётчица из пулемёта косит рядами врагов, получается всё очень просто. В жизни всё не так. Когда солдаты отошли, духи бросились к склону горы. Их было всего 6 человек. Они бежали, чтобы быстрей занять склон и в спину добить наших. Смотрю, у пулемётчика дрожат руки. Опасаясь, что он может начать стрелять раньше, приказываю ему убрать руки с пулемёта и не смотреть. Солдат сложил перед собой руки и положил голову на них. Его била дрожь. Рассматриваю в бинокль бегущих духов. Пытаюсь определить, кто из них главный. Выбираю одного, который наиболее активно машет автоматом. Начинаю целиться.
Когда я был в училище, я занимался военным троеборьем. Один из элементов этого вида военно-прикладного спорта – стрельба по ростовой с расстояния двухсот метров. Каждый год два раза в неделю у нас была тренировка по стрельбе. Навыки прицеливания и стрельбы были доведены до автоматизма. Двухпатронная очередь ложилась в цель, при стрельбе лёжа первая пуля в ноги, вторая в грудь. Целюсь на уровне живота. Затаил дыхание. Нет уверенности в попадании. Делаю выдох, набираю воздух, опять начинаю целиться. Понимаю, что от этого выстрела зависит моя жизнь и жизнь этого пулемётчика. От волнения цель никак не ложится ровно на мушку. Опять начинаю целиться. От правильного совмещения целика, мушки и цели зависит моя жизнь. Цель уверенно легла на мушку. Плавно начинаю выбирать спуск. Короткая очередь в два патрона. Дух заваливается. Остальные моментально исчезли. Даю команду пулемётчику: «Видишь духа?». Он говорит: «Да». «Короткими по нему, огонь!». Пулемётчик начинает короткими лупить по уже заваленному духу. Смотрю в бинокль, пули входят в труп, попадают в камень, рикошетом вылетают наружу. От каждой очереди пулемётчика труп вздрагивает. Пулемётчик короткими очередями выпускает коробку патронов – 100 выстрелов. Даю команду: «Беги!». Пулемётчик хватает пулемёт и бежит вниз к нашим. Начинаю короткими очередями в два патрона стрелять в предполагаемые места нахождения оставшихся в живых духов. Отстрелял магазин, чувствую, что надо отстрелять ещё один, чтобы выиграть время. Но тело само, без команды, под действием одних ног, не подчиняясь разуму, подымается – и я бегу вниз к своим. Страх сильнее меня. На спуске догоняю пулемётчика. Кричу: «Давай пулемёт!». Хватаю пулемёт за ствол, он обжигает руку, перебрасываю его в левую руку, берусь за ручку переноски. Бежим вниз, я тащу его за шиворот. Спуск пройден, начинается подъём на возвышенность, где лежат наши. Солдат сдох, еле шевелит ногами. В левой руке держа пулемёт, а правой схватив солдата за шиворот, из всех сил тащу его вверх. Ору на него: «Быстрее, быстрее!». Вижу его глаза, полные ужаса, открытый рот, который глотает воздух, как рыба. Напрягая последние силы, вытаскиваю его на гребень и бросаю за гребень. Мы на гребне. Ставлю пулемёт на землю и от изнеможения падаю. Абдыбеков смотрит на меня вопросительным взглядом. Даю команду: «Со мной оставляешь троих, с остальными на следующий рубеж бегом марш, забери этого бойца». Солдаты бегут на следующий рубеж. К батальону спускаемся вниз, от рубежа к рубежу, духи не преследуют. Видимо, потеря лидера и его исковерканное пулемётными очередями тело на них оказало шоковое воздействие. Лишний раз понял, все боятся смерти. Только одни могут перебороть этот страх, а другие нет. Доложил комбату, что вышел, за мной людей нет. Пошёл в роту. Так для меня закончилась сентябрьская операция 1980 г. под Тара-Бора.
Выводы, которые я сделал для себя после боёв под Тара-Бора: шесть человек душманов сдерживали бригаду в течение суток. Целая бригада воевала с шестью полуобученными крестьянами. Интересно было бы почитать отчёты вышестоящих командиров о проведённой операции по захвату складов в Тара-Бора. В конце бы хотел напомнить, что Тара-Бора брал первый мотострелковый батальон (горный) под командованием временно исполняющего обязанности командира первого МСБ штатного командира танкового батальона подполковника Тымчук Валентина А.(фамилия со слов сослуживцев).
После этих боёв мне выдали горное снаряжение – штормовку, штаны на лямках и горные ботинки, что символизировало принятие как равного в славную когорту офицеров горного батальона. Шёл двадцать третий день моей войны.
P.;S.;Позже в армии одним росчерком пера были созданы горные батальоны. В каждом полку, в каждой бригаде приказом по армии третий батальон стал горным.
Проддолжение http://www.proza.ru/2013/06/03/1322 Взять живьём
Начало http://www.proza.ru/2013/04/01/828 Первый бой