Забытая песня

Лариса Маркиянова
              Он проснулся в состоянии легкого непонятного раздражения.  Обычно по утрам он просыпался в прекрасном расположении духа, выспавшимся, отдохнувшим и свежим. Энергично вскакивал с кровати и бежал трусцой в душ. Но только не сегодня. Сегодня все было не так. Хотя выспался, отдохнул. Но обычное состояние собственной целостности и покоя было нарушено. Не разрушено, а как-то растревожено. Так с ним бывало, когда он переживал свои влюбленности. В такие удивительные жизненные периоды внутреннее беспокойство и неясное томление в сочетании с озарением и видением привычного мира через преломление призмы любви проявляло в нем странные чувства и мысли. Они и радовали и пугали одновременно. С одной стороны, все видишь совсем иначе, ощущаешь свежо и ярко. Привычное, затертое смотрится новым и прекрасным.  С другой стороны, все же это некое отклонение от нормы. А все отклонения от нормы могут быть чреваты и иметь нежелательные последствия. Он был слишком рационален и прагматичен, чтобы систематически не просматривать возможные варианты будущего, истекающие из предпосылок настоящего. А для будущего всегда надежнее, когда в настоящем все стабильно и спокойно.
          На оконное стекло летнее утро наносило водяное напыление – то был даже не дождик, а так - рассветный туман исходил влажной пылью. Серое влажное утро вместо ожидаемого ясного и солнечного, с синим высоким небом и приветственным пением птиц. Его младшая сестра Люся обожает туманы и летнюю серость. Типа, думается ей в такие часы хорошо. Уж о чем хорошем может думаться в пасмурную погоду, даже если думается хорошо?
          Нехотя встал, пошлепал на кухню ставить чайник. Одна радость, что суббота. В ожидании закипающего чайника вышел на балкон. Посмотрел вниз с высоты четвертого этажа. Жалкие остатки тумана рваными шматками стелились над травой. Ну, ничего. Сейчас туман рассеется окончательно, а вместе с ним наверняка рассеется и его легкое раздражение. И откуда оно в нем засело? Сон что ли какой приснился?
          Пил горячий кофе, черный, крепкий и сладчайший в надежде поднять тем тонус. Тонус подниматься не желал. Стелился внутри подобно таящему туману. Вместо него поднималось беспокойство. Так, чем же его успокоить, это беспокойство. Песней что ли? И он замурлыкал: «Ах, Самара - городо-ок,  беспоко-ойная я-а, беспоко-ойная я, успокой ты меня-я». И вдруг замолчал, пораженный. Да, песня. Именно песня. Вот что не дает ему покоя. Ему снилась песня. Знакомая когда-то, но забытая теперь. Удивительная песня. Надо ее вспомнить, срочно. Это очень важно. Пока он не вспомнит, не видать ему покоя.
          Он вскочил и замаршировал по кухне. Песня. Песня... О чем она? О чем... о чем-то, схожим с этим начинающимся днем за окном, с его внутренним сиюминутным ощущением. Про туман, что ли? Какие там песни про туманы бывают? «Синий туман – похож на обман...» Нет, не то. Слишком как-то гламурно звучит, поверхностно. Та песня должна быть глубокой. Она из настоящих. Хотя и знакома. «Сиреневый туман над нами проплывает. Над тамбуром горит полночная звезда. Кондуктор, не спешит, кондуктор понимает, что с девушкою я прощаюсь навсегда...» Ближе, но не то. Совсем не то. А что тогда? На ум почему-то все шел мультик про ежик в тумане. Славный мультик, замечательный. Настоящий. Но не то. Ах ты, господи! Вот уж не было печали... Ерунда, а покоя нет. И не будет, пока не вспомнит.
        Он позвонил на домашний маме. Та, конечно же, не спала, обрадовалась его звонку. Поговорили ни о чем, пообещал заглянуть часикам к трем на борщ и пироги. По его просьбе мама, подумав, вспомнила про тот же сиреневый туман, затем припомнила Любэ «там за туманами, вечными, пьяными, там за туманами песню допоем», и даже напела из репертуара хора Пятницкого «ой туманы мои растуманы...» Все было не то. Все же поблагодарил, попросил к телефону Люську. Та, естественно, еще дрыхла. И будет еще дрыхнуть как минимум до обеда.
       Шел по влажному асфальту. Официальная причина: за хлебом. Фактически: чтобы не мучиться в четырех стенах наедине со своим беспокойством. Получилось как у классика: «им овладело беспокойство, охота к перемене мест». Вот и перемещался теперь обеспокоенный. А если серьезно, без юмора, то было и впрямь как-то неспокойно. Забытая песня жгла как не снятый горчичник. Вроде есть еще песня про свинцовый туман. Но тоже не то. А почему, собственно говоря, именно туман? Может, песня о дожде или о плохой погоде, сером утре или событии, схожем со всем этим. Как в Чеховском рассказе «лошадиной фамилией» оказалась фамилия Овсов. И почему, собственно, так важно ее вспомнить? Просто заскок психики. Можно, конечно, плюнуть. Выбить один заскок другим, по принципу клин клином. Но ему самому уже была очень важно вспомнить. Важно и интересно. Очень хотелось вспомнить ту, настоящую песню, что так поразила его во сне и чей отголосок он еще ощущает внутри  себя.
              «Для кого-то просто летная погода, а ведь это проводы любви...»
              «У природы нет плохой погоды, каждая погода – благодать...»
              «Где-то далеко, очень далеко, идут грибные дожди...»
              «Меня ты скоро позабудешь – художник, что рисует дождь, другому ангелу ты служишь и за собой не позовешь...»
              «Дождь идет, стучит и барабанит и не хочет перестать. Он старается даром, даром солнце выглянет опять...»
              Все не то, не то. И чем дальше, тем больше не то. Все это так, словесно-песенный мусор, пена. А та песня, она настоящая. Только как ее вспомнить. Как? Он уже по-настоящему психовал. И комичность этой ситуации его только еще больше злила.
              В круглосуточном магазине полная рыхлая тетка на кассе с выражением лица, соответствующим погоде, равнодушно пробила чек, дала не глядя сдачу. Он замялся. Покупателей больше не было. Рановато для субботнего утра.
              - Извините, а вы не помните песню о дожде?
              - Какую еще песню? – нахмурила кассирша брови, недовольно и удивленно глядя на него.
              - Любую. Любую песню о дожде, - упрямо стоял он на своем, понимая идиотизм положения.
              - Зачем?
              - Приснилась песня о дожде. Но я ее забыл. Вот, все утро пытаюсь вспомнить, - это уже был не идиотизм, а явно отдавало шизой. Если он немедленно не замолчит, работники магазина срочно свяжутся с работниками дома солнечного цвета. Вот где будет достаточно времени вспомнить все песни, и не только о дождях и туманах.
              - Иван! – крикнула кассирша через плечо крепкому охраннику у двери.
              - Так... – подумал как-то вяло-обреченно, - сейчас тебе память освежат.
              Подошел Иван, малый явно не малый – где-то под метр девяносто.
              - Иван, тут товарищ никак не вспомнит песню про дождь. Напомни.
              Через несколько минут, все работники магазина, собравшиеся у кассы, усиленно вспоминали песни, так или иначе связанные с плохой погодой.
              «Дождик песенку поет: кап-кап-кап. Только кто ее поймет: кап-кап-кап...» - старательно выводила тоненький голоском молоденькая продавщица.
              «У дождика длинные ножки, бежали они по дорожке. А капельки весело пели и звонко, звонко звенели», - вторила ей другая.
              «Пусть падают капли, а мы веселимся! Ни капли ни капли дождя не боимся!» - спела кассирша неожиданно сильным красивым контральто.
              «Я снова слушаю дождь, я помню эти глаза,» - немного стесняясь приятным баритоном напел Иван.
              «За окном сентябрь провода качает. За окном с утра серый дождь стено-ой. Этим летом я встретилась с печалью, а любовь прошла стороной», - грустила заведующая магазином.
              Все было  не то. Он поблагодарил искренне всех и пошел к выходу. «Эй, - крикнул ему в спину Иван, - ты заходи потом, когда вспомнишь. Интересно же. А мы тут тоже пока... повспоминаем».
              На улице уже сыпал мелкий дождь. Серость сгустилась. Субботний день явно не задался. На душе тоже сгустилось. Вот блин. Какие мелочи и пустяки порой могут серьезно отравить жизнь. Он понуро брел под дождем, зажав под мышкой буханку черного бородинского.
         Дома положил хлеб на стол, накинул куртку, взял ключи от машины. Давненько он приятеля Серегу не навещал. Почему бы не сделать это сегодня.
                Пустынная лента дороги была похожа на неширокую мутную речку. Ехал не спеша, аккуратно, тем удивительнее, что постовой ГИБДД его все же тормознул на выезде на основную магистраль. Взял документы, вышел, пошел к постовому.
         - Сержант Петров. Проверка документов, - мельком глянул в удостоверение, тут же вернул, козырнул, - Можете продолжать движение.
         - Товарищ Петров. В смысле, господин сержант, извините, конечно. Но тут такое дело... Вы песню о дожде помните какую-нибудь?
          - В смысле? – насторожился сержант.
          - Песню забыл. Очень хорошую, о дожде.
          - А.. понимаю. Пройдемте, дунем в трубочку, - предложил инспектор.
          Сидя в служебной машине сержанта, он дунул в трубочку. Трубочка, естественно, ничего криминального не показала.
          - Чего же вы, молодой человек, голову мне морочите? – сердился сержант, - Скучно, что ли, стало? А то могу свозить  к нам в инспекцию в гости. Там весело будет.
          - Песню забыл.
          - И что?
          - Никак не вспомню.
          - А что будет, когда вспомните?
          - Не знаю. Но сразу успокоюсь. А сейчас неспокойно что-то.
          - Слушай, приятель, ехал бы ты домой что ли. Дорога, она неспокойных не любит.
          - Да нормально все. Ладно, пойду.
          - Иди, коли так. А что за песня то?
          - Кажется, про дождь.
          - Хм..., - почесал задумчиво в затылке Петров, - хм...  Не помню. Разве что: «Облака – белогривые лошадки. Облака – что вы мчитесь без оглядки? Не смотрите, вы, пожалуйста, свысока. А по небу прокатите нас, облака...»
          Серега был дома, что уже расценивалось как удача. К тому же один, без очередной подружки – удача номер два. Уже основательно проснувшийся и в бодром состоянии тела и духа.
          - О-о-о! Привет, старик! Сколько лет, сколько зим! – заорал он на весь подъезд, едва узрел приятеля.
        - Тише ты, не ори. Спят же люди, - урезонил он друга,  входя в квартиру и закрывая за собою дверь, - Сколько лет, сколько зим, говоришь? Две недели только, как не виделись.
                - Ты, старик, не в духе, - мгновенно поставил диагноз Серега, - это дело мы мигом поправим.
                - Да хорошо бы. А всего то и надо – вспомнить песню.
                - Вспомним! – заверил его приятель, - Всех вспомним. Поименно.
                ...Они сидели на кухне, дымили, пили чай с бутербродами.
                - Я тебя понимаю. У меня тоже было так. Ну, не совсем так. Я не то, чтобы забыл песню. Я был болен одной песней и довольно долго. Как услышал ее впервые, так словно что-то внутри пронзило, щелкнуло: она. И знаешь, под ее впечатлением жил, словно во сне. Все вечера, как дурной, только ее и слушал, раз за разом.
                - А что за песня?
                - Корнелюка. «Город, которого нет». Из «Бандитского Петербурга».
                - А... Помню. Завораживающая мелодия и слова удивительные. Город, которого нет. Город... В моей песне тоже что-то про город, про город и про дождь.
                - А заразная штука, а? – скалился Сергей, - Совсем как с женщинами.  Ходит их вокруг – толпы, а ты вдруг западаешь на одну. Спрашивается: почему? Чем она, вот эта, лучше остальных? А ничем, совершенно. Так же две ноги, две руки и остальные части тела. Как все так же ходит, смеется, хмурится. Но вот именно эта вдруг становится особенной. На какое-то время. Странно... А помнишь «Приключения Гомера Прайса», кажется, автора не помню. Как там все массово помешались на простенькой песенке про пончики. «Ем я только пончики, целые вагончики. Чики-пон, чики-пон, нет для пончиков препон. Тесто ем сперва я, дырку - на закуску. Красота какая, очень это вкусно!» Или у Твена Марка тоже прилипчивая песня про билетики: «Режьте, братцы, режьте, Режьте осторожно, Режьте, чтобы видел Пассажир дорожный!»
                - Перестань, - поморщился он на ерничанье приятеля, - ну в самом деле. Тут совсем другое. Я должен вспомнить. Дождь... Город... Любовь... Печаль... Позвоню-ка я Люське.    
                Он набрал телефон матери, попросил  разбудить сестру, ссылаясь на срочность дела. Когда в трубке через пару минут раздалось сонное Люськино «алло», сказал в категоричной форме: «Люся, срочно выручай брата...» Она поняла с полуслова, он не успел сбивчиво договорить, как отреагировала.
                - Поняла. Это Майя Кристаллинская. Песня классная, таких сейчас нет, жаль, что теперь почти забытая. Ты прав, она настоящая. «В нашем городе дождь» называется. Сейчас я тебе ее перекину на мобилу из Инета...
                ...Два парня на холостяцкой, не очень уютной тесной кухоньке замерли, вслушиваясь в мягкий, глубокий, очень проникновенный женский голос.
                В нашем городе дождь,
                Он идёт днём и ночью...
                Слов моих ты не ждёшь,
                Ты не ждёшь,
                Я люблю тебя молча.
                Дождь по крышам стучит,
                Так, что стонут все крыши -
                А во мне всё кричит, всё кричит,
                Только ты не услышишь...
                Я люблю высоко,
                Широко, неоглядно,
                Пусть тебе это всё
                Это всё
                Совершенно не надо...
                Будет в жизни моей
                Столько встреч и прощаний,
                Будет много,
                Так много дождей,
                Ещё больше печалей.
                Будет так же всё бить
                Дождь по крышам и веткам,
                Буду так же любить
                И любить
                Неизменно и верно,
                Высоко, высоко,
                Широко, неоглядно,
                Пусть тебе это всё, это всё
                Совершенно не надо.

                В нашем городе дождь...
                Дождь...