(7-я часть)
Сегодня - обыкновенное хмурое московское утро. На улице темно - уже никто не знает по какому времени мы живём. Небо полностью затянуто - опять целый день солнца не будет. А так хотелось бы, чтобы хоть лучик, хоть мутное пятно, хоть как-то, но пробился свет с неба, хоть обозначил, что он ещё здесь, ещё не пропал совсем в космической бездне, так и не донеся себя до вечно хмурого города, растратил всю энергию, стараясь хоть как-то пробить серую оболочку, в которую старательно закутали себя люди, прячась от неба и света.
Сегодня - тяжёлый день. Уже десять лет ей дают особо важные дела, но всё никак не может привыкнуть к тяжести оглашения приговоров. Решение чужой судьбы, проведение черты до которой человек жил своей жизнью, любил семью, водил детей в школу, сидел по вечерам с друзьями, а после которой - уходил и может быть навсегда, сознание поломанных судеб - детей, теперь уже без отца или матери, и самое главное, гнет возможной ошибки - это то, что иссушало её душу, не давало спать по ночам, особенно накануне принятия решений, особенно в сложных, неясных делах. Сегодня был как раз сложный случай. Сегодня было последнее заседание после которого она должна была принять решение. Вообще-то сегодня ещё должны были быть прения, но накануне вечером прокурор известил, что они снимают последнего свидетеля и таким образом приговор должен будет произнесен сегодня. Должен. Но, внимательно следя за ходом дела, изучив все материалы, слушая свидетелей и читая документы, она до сих пор, до последнего сегодняшнего дня не смогла придти к заключению по этому делу.
Когда дело пришло к ней, она удивилась - она судит особые дела, а здесь - имущественное, наследное дело. Молодой племянник унаследовал квартиру в Москве. Почему - особо важное, предполагающее самое тяжёлое наказание? Завещание составлено по всей форме и экспертиза не выявила никаких подделок. Свидетельство о смерти подлинное и медэксперты подтвердили записанные факты. Прямых наследников не выявлено и предъявлять претензии некому. Но почему молодой следователь всё-таки направил дело по особой категории? Она ещё и ещё раз листала страницы томов и подшитые справки. Ещё и ещё раз читала протоколы. Все - правильно, все - законно. Но как-то неожиданно и быстро умерла пожилая тётка. Как-то странно отказываются от показаний в суде немногочисленные свидетели. Вот и вчера прокурор поставил суд в известность,что больше свидетелей нет. Все - законно. И сегодня - последнее заседание. И сегодня ей решать - что перевесит на чаше весов - завещание любимому племяннику, единственному наследнику до этого всю жизнь прожившему в отдаленном городке и не видевшему тётку с рождения, или свидетельство о смерти, выписанное на следующий день. И сегодня у неё все ещё нет уверенности в том, куда должна качнуться судебная чаша.
С этими мыслями она прошла в ванную и включила душ. Заседание в десять. Из её дома на старом московском проспекте ей ехать две остановки на метро и у неё есть больше часа, чтобы спокойно собраться. Мозг, благодарный за тёплый массаж, переключился на другие мысли. Сегодня она встречается со своим знакомым. Странным образом это дело дало начало их знакомству. Она вспомнила, как, только что получив дело, она выходила из здания суда. Было начало февраля, заряд снега ударил ей в лицо и тут какой-то мужчина раскрыл перед ней свой зонтик. Она давно уже ни с кем не знакомилась. Тем более случайно. На ступеньках...зонтик, снежинки. Она все-таки уже не восторженная восемнадцатилетняя студентка. Сама давно читала лекции в академии права, вела серьёзные дела, руководитель двух диссертаций. Ей не до снежинок, тающих на рукавах. Но здесь... Каким-то образом они оказались в тот вечер в кафе. Она смотрела на своего спутника и не могла разобраться в своих чувствах. Павел Иванов - так он представился и показал визитную карточку. Карточка сделана профессионально, солидно. Можно - Паша. Но наверно это пока рано. Она согласилась. Вернувшийся экспат. Она поморщилась. Не любила их. Уехали в тёплые края когда всем было трудно, а теперь - потянулись перелётные птицы. Где вы все были, такие умные, когда всем миром страну поднимали? Что же там не остаётесь, если такие успешные? Но Паша не стал спорить. Просто сказал - устал мотаться. Хочется родных могил, хочется нормальной семьи, основанной не на деньгах - на любви, доверии и дружбе. Много раз пытался построить такую, искал женщину, с которой мог бы дойти до конца, но каждый раз видел только долларовые знаки в глазах, оценку - сколько стоит его дом, какую он может сделать страховку, где ему хватит денег жить на пенсии. Рассказывал истории как невесты бросали женихов за двадцать пять долларов в зарплате, как жёны разводились с мужьями из-за золотых побрякушек, что бросить и предать можно в любой момент - даже давнего друга, даже того, к кому подошли в самое тяжёлое время, что у постели умирающего мужа думают - за кого следующего выходить замуж, что человека ценят по тому, какие бриллианты и жемчуга от Тиффани или Микимото он дарит, как открыто говорят, что женщина - это commodity, то есть - товар и гордятся этим... С каким презрением произносят - "совок" - а там же родители, друзья юности. Впрочем родители - брошены, друзья - забыты. Но эта же страна, где они выросли в конце концов, где была первая любовь, первые встречи в садах лицея, ночи у набережной с разведёнными мостами... Неужели всё в мире сводится к размеру счёта в банке, к бренду ювелирного магазина? Неужели больше ничего не осталось между людьми? Она слушала его и постепенно оттаивала её замерзшая душа. Удивительно, что так тонко мог чувствовать человек, которому пришлось для этого помотаться по свету. Удивительно, что никто из местных, кого она тоже не особенно жаловала, считая офисным планктоном, никогда не высказывал подобных мыслей. Да и мысли у них все... В основном как бы в постель затащить. Особенно стали любезны, когда она стала судьей по особым делам.
Они встречались уже третью неделю, но Паша события не торопил. Водил в консерваторию. Когда он показал ей билеты она чуть не заплакала. Последний раз её молодой человек водил её туда ещё студенткой. Токката Баха. Сказал, что в этом весь смысл жизни. И она впервые взяла его под руку. Она почувствовала его сильную мужскую руку. Она смотрела на него в костюме с хорошо сидящим галстуком и отмечала стройную подтянутую фигуру. Ни живота, ни лишнего жира. А ведь ему уже за пятьдесят. Да. Это не офисный планктон. Странствия по свету идут людям на пользу.
Она легонько улыбнулась - ей казалось, что сегодня должно произойти что-то не совсем обычное. Женское чутье не могло обмануть - она заметила, как Паша старался встретиться именно в этот день, и, хотя после отмены завтрашнего заседания завтра у них было бы гораздо больше времени, она не стала ему звонить, чтобы перенести встречу. Сегодня должно что-то произойти и она решила дать ему ведущую роль.
С этими мыслями она оценила себя в зеркале. Губы набухли и раскраснелись, щеки горят. В таком виде на заседание суда... Достала пудру и помаду - перед выходом привести себя в вид, подходящий для служителя Фемиды. Сегодняшнее дело. Наверно, все-таки этот молодой племянник не виноват. Она хотела, чтобы все, что связывало её с Пашей было только хорошее и радостное.
Есть пятнадцать минут - как раз для кофе и бутерброда. Пока готовила, включила телевизор. Обычные утренние новости. Мировые рынки положительно отреагировали на российские экономические стимулы. Ночью сгорела старая библиотека в которой давно не работала сигнализация. Жалко книги. Потерять книгу - как потерять навсегда чью-то мысль. Не вернешь. Это только рукописи не горят, а книги горят, пропадают навсегда. Наливала в чашку кофе, когда за спиной на уровне фона диктор говорил что после долгих поисков задержали особо опасного преступника. Подумала - опять серийный. Наверно дадут ей. А она хотела после этого дела поехать куда-нибудь в тёплые места. В Италию. С Пашей. Она уже знала, что после сегодняшней встречи она возьмёт отпуск и они поедут куда-нибудь с Пашей. Пусть не в Италию. Пусть в Минск, в Смоленск, Питер. Все равно куда. На Байкал. Но - с ним. Вдвоём.
Повернулась и села к столу, положила сыр на хлеб, взяла чашку с кофе и взглянула на экран. Бутерброд всегда падает маслом вниз. Масла у неё не было. Поэтому бутерброд упал сыром. Чашка застыла в руке. Она глядела в экран невидящими глазами и видела линию, делящую ее жизнь на до и после. Она знала, что отпуск она брать не будет. Что они никуда не поедут и что ей придется брать следующее дело. Она знала, что сегодня после заседания ей не нужно торопиться к бронзовому памятнику напротив кинотеатра на центральной площади и у неё будет достаточно времени, чтобы грамотно написать приговор.
Она заставила себя поставить чашку на стол, и, не убирая ничего, прошла в коридор. Подошла к зеркалу и провела ненужной щеткой по волосам. Пудра и помада остались нетронутые. Яркие пухлые губы сжались в стальную полоску. Румянец на щеках исчез. Побуревшая кожа натянулась на вдруг выступивших скулах. Гены прабабки - кочевницы в азиатских степях проснулись в ней, и за пять минут, как когда-то осаждённые дикой ордой города, исчезли без следа поколения её европейских предков. В холодных глазах чётко читались строчки приговора незаконченного суда. Два слова в конце стояли отдельно: Обжалованию не подлежит. Она надела перчатки и вышла в дверь.