Первоапрельские шутки

Виталий Мур
                Посвящаю  музе О. Дороженко

   В одном очень серьезном военном НИИ авиационного профиля любили пошутить, особенно в "День дурака".    
   В учреждении служило много смешливых офицеров, однако были и простаки.      
   Институтом руководил человек из второго разряда, строгий начальник, который шуток не понимал.
   Самым озорным считался капитан Сидор Ивановский. А майора Ивана Сидорушкина знали, как простодушного и наивного.   
   Наступило первое апреля - день соблазна для шутников всех мастей. 
   Ивановский приступил к запланированным шуткам над коллегами по службе. Дождавшись девяти часов утра, шутник сообщил майору Сидорушкину о том, что его вызывает начальник института. Простой, как шляпка от гвоздя, майор поспешил явиться пред светлы очи начальства и доложил о своем прибытии. Начальник долго всматривался в лицо подчиненного, затем завизжал, растягивая слова:
   - Товарищ майор, я вас не вызывал! Да я вам... я вас... комбатом - в Сибирь! Объявляю вам строгий выговор. Можете идти.
   Иван вернулся в кабинет и принял валидол. Кое-кто еще в тот день пытался так же подшутить над ним, но майор на подвохи не поддавался, и лицо его принимало хитрое выражение, мол, не проведешь на мякине стреляного воробья. И лишь Ивановскому это удавалось. В одном из штабных кабинетов капитан узнал, что Сидорушкина после обеда должны заслушать у замначальника НИИ по науке по теме НИР "Ляпсус". Капитан, выбрав момент, срезал авиационные эмблемы на майорском  кителе и пришил музыкальные, с арфами, которые обычно украшают одежду военных оркестрантов. 
   Майору позвонили из штаба и приказали к двум часам явиться  с докладом. Иван собрал материалы и прибыл к начальству. Доложил нормально, и замначальника по науке вел себя, как обычно. Майора даже похвалили. Казалось, все вышло благополучно. Но после доклада зам по науке неожиданно подошел к Сидорушкину и спросил:
   - Товарищ майор, какой вы скрытный, однако! Я и не знал, что вы обладаете тонким музыкальным слухом! Может быть вы  решили поменять род войск или перейти в другую службу?
   Сидорушкин не понял вопрос, испугался и ответил:
   - Никак нет, товарищ полковник!   
   Зам по науке зловеще усмехнулся и ушел к себе в кабинет. Майор же на ватных ногах подошел к зеркалу-трюмо и стал внимательно разглядывать свою внешность, форму одежды и, наконец, заметил подмененные музыкальные эмблемы. Сердце его запорхало перепелкой. Добравшись до рабочего места, Иван разволновался и пошел в санчасть за успокоительными таблетками.
   Возвратившись к себе, он обнаружил следующий сюрприз: конверт от какой-то Марины. На послании присутствовал обратный адрес: улица, номер дома и квартиры. Майор вскрыл конверт, из которого на паркет выпала фотография симпатичной блондинки. Полюбовавшись на красоту девушки, офицер принялся за письмо:
   «Здравствуй, лейтенант! Ты, наверное, давно забыл меня, твою Марину, блондиночку такую, помнишь? 
   Я же всю жизнь не могу выкинуть тебя из головы, мой красавчик! Ты, наверное, уже генерал, да? Каждый день вспоминаю наши встречи на вечерах в Училище! Ах! А как мы с тобой вальсировали в клубе?! Неужели не помнишь? Долго я сомневалась - написать тебе или нет?! Однако, так как у нас имеется в наличии совместная дочь, - красавица, между прочим, вся в тебя, - то я решила, что ты должен об этом знать, Ванюша. Приезжай к нам, любимый! Ждем тебя в гости с нетерпением! Твоя Марина».
   Сидорушкин отложил письмо в сторону. Да, когда он учился, у него были подружки. Сейчас всех и не вспомнить. Может, и была такая... Марина. Внезапно майор, закоренелый холостяк, почувствовал радость. У него есть дочь!  Немедленно ехать! Немедленно! В ближайшую субботу! 
   Радость так распирала Ивана, что вскоре она стала всеобщим достоянием. Ивановский не на шутку встревожился. У него и в мыслях не было, что майор воспримет письмо за чистую монету. Оно было задумано лишь, как "шутка юмора". Капитан написал случайный адрес на конверте и подкинул последний майору на стол. Ему было невдомек, что можно поверить такому бреду! Перед мысленным взором шутника замелькали образные картины, одна страшнее другой. Вдруг адрес окажется реальным, Иван доедет до дома, позвонит в квартиру, дверь откроет какой-нибудь мускулистый мужичок и, выслушав Сидорушкина, спустит его с лестницы!? Может, ведь и худшее произойти... Вся история может закончиться для Ивановского судом чести, увольнением из армии или даже тюрьмой. 
   Наступила суббота, третье апреля. В синей отутюженной парадке, с двумя  юбилейными медалями, с гвоздиками и шампанским, Сидорушкин бодро шагал к автобусной остановке. У него радость - встреча со своей дочуркой!               
   На пути новоявленного отца нарисовалась фигура капитана Ивановского, который сообщил о своем тридцатилетии. 
   - Я тебя, конечно, поздравляю! Но я спешу - мне надо к дочке! – майор попытался обойти капитана.
   Но не тут-то  было.
   - Ваня! Ты мне друг или как? Если ты, Ваня, не выпьешь со мной, то все, - ты мне не друг и даже не коллега, - заявил Ивановский и преградил путь.
   - Ну, слушай, дядя Сидор, только не сейчас... ну, в другой раз, ладно? - майор  все еще надеялся отвязаться от юбиляра.
   - Нет, - уперся на своем Ивановский.
   - Ладно. Только если ненадолго, на часик, - сдался Сидорушкин, - но потом, так и знай, я поеду к доченьке!
   Поздно вечером прохожие шарахались в сторону от двух офицеров, слонявшихся по Бауманской улице и горланящих песню «Держи меня соломинка, держи!» Один из них, Сидорушкин, был сильно пьян и уже не вспоминал о дочери.
   Прошла неделя. Снова майор при всем "параде" решительно направился к остановке автобуса, но был задержан Ивановским.
   - У тебя юбилеи будут теперь еженедельно? – спросил Сидорушкин.
   - Нет у меня юбилея, Ваня, и не было! Я хочу тебе признаться...
   
   В понедельник коллеги интересовались у Ивановского:
   - Что это у тебя с личностью?
   - С какой личностью?
   - Да вот там... под глазом. Где это тебя так наградили?
   Капитан отшучивался с улыбкой, мол, "награда" нашла героя, но улыбка у него получалась слабой и даже жалкой.

   С тех пор майор ежегодно в "День дурака" скрывается от избыточного чувства юмора сослуживцев либо в отгуле, либо... в госпитале имени Бурденко. В это заведение его устраивает старый приятель рентгенолог Петрушкин. При этом можно наблюдать такую картину: Сидорушкин лежит в палате, машет руками и с возмущением рассказывает соседям о случаях с подметным письмом и с музыкальными эмблемами. Затем он ждет от слушателей сочувствия. Но не дождавшись его, а, наоборот, увидев, что народ посмеивается, он отворачивается к стенке и обиженно сопит.
   
   А что же Ивановский? Говорят, после случая с письмом он охладел к своему хобби.
   Да и вообще в институте шутить стали гораздо реже.

   Рисунок из ресурса http://cs323222.vk.me/v323222786/4818/k_Vil5Idfxg.jpg
      

                20.07.2010