А ты заходи...

Светлана Корнюхина
               
                ( рассказ -ретро 80-х )

               
    - Ну, здоров, племяш, - Без особой радости обнял Валерия родной дядя Николай Иванович.  Не ожидая ответа, он бесцеремонно взял у племянника чемодан и направился  с перрона быстрым, не терпящим возражения шагом к машине, что стояла на привокзальной площади. Валерий не успел поднять бровь от удивления, как уже сидел в видавшем виды «Запорожце», а дядя резко выворачивал  руль для выезда на центральную улицу.

     - А вы не потеряете меня по дороге? – Пытался пошутить племянник, недоверчиво придерживая ветхие, дребезжащие дверцы машины.

     - Подберут… - Буркнул дядя. – У нас хорошие специалисты на дороге не валяются.
   
     «Прохладненький прием, доложу я вам…» - Подумал Валерий, откинулся на спинку сиденья, решив больше не нарываться, и отдать инициативу разговора старшему по возрасту. Но тот сердито молчал.
 
    Валерий пожал плечами  и спросил себя: « А что ты ожидал? Это тебе захотелось романтики, новых впечатлений, острых ощущений. А у родителей  другие виды на своих чад. С чего  бы им плакать от счастья, если единственный сын по окончании медицинского института с красным дипломом и с практикой в клинике отца, одной  из лучших в Москве, заявляет, что поедет работать в  какую – то «Тмутаракань»? Единственное, чем успокоил родителей, согласился  жить и трудиться в селе Тихом Приморского края, где проживали родственники и где, говорят, последний дипломированный фельдшер умер год назад от тихого пьянства…

    Но вот и дядя, как выясняется, особой  радости от выбора племянника не испытывает. Ничего, переживем и это…»

    Дорога уже змеилась между сопками, покрытыми  густой пышнотелой дальневосточной тайгой, принарядившейся местами в осеннее пурпурное или ярко – желтое одеяние. То круто взбиралась на  самый верх, открывая  с вершины сопки  экзотическое великолепие  низины, то  шла вниз, удивляя уже в деталях разнообразием необычного субтропического ландшафта.

   « Красота–то какая!» – Искренне восхищался Валерий, ни о чём не жалея, даже о том, что отказался лететь самолетом и целых семь дней трясся на верхней полке в душном вагоне поезда «Москва – Владивосток».  «Зато -  поворотный этап в автобиографии, этот незабываемый 1980 год, своё двацатипятилетие - отмечаю, как хочу!  Проехал всю Россию, увидел, наконец, собственными глазами Урал, Сибирь, зеркало легендарного « священного Байкала» и почти добрался до кромки Тихого океана» - Положительно оценил свои первые  эмоции молодой специалист и чуть не стукнулся о лобовое стекло. Дядя резко затормозил и съехал на обочину, где возле  грузовика размахивал  руками плотный и взъерошенный мужичок средних лет. Увидев, что его мольбы услышаны,  побежал навстречу.

    - Случилось чего? -  Николай Иванович и сам был непрочь поразмять ноги после  полутора часов езды, деловито заглушил мотор, кряхтя и вздыхая, вытащил себя, грузного и рослого, наружу и, приседая, снова спросил:  - Поломался что ли?

     - Колесо проколол…. Да я и сам бы уж поменял, запаска есть, только время не терпит уж. Жену везу в районную больницу рожать, а у нее по дороге схватки начались.… Уж вы не откажите, подвезите её. А я уж сам тут как – нибудь уж…

     - Послушай «уж»,  непутевый муж. Кто же рожениц на грузовиках возит? Поди, не только ребенка, душу всю вытряс? Еще и « запорожец» остановил…. Ну, куда  я  ее с таким «богатством»? Соображаешь?

    - Дык не столичная трасса. Уж полчаса никаких машин. А грузовик… дык я на нем шоферю в колхозе. Уж помогите.

    Из грузовика послышались стоны. Валерий, тоже  разминавший затекшие в дороге ноги, быстро направился к машине. Открыв дверцу, увидел бледное, в бисеринках пота, лицо испуганной женщины и мокрый подол платья.

   - Идите оба сюда, быстро! У неё воды отошли. Никуда везти не надо. Вас как зовут?

   -  Антонина. - Едва прошептала запекшимися губами женщина. - Я боюсь…

   - Ничего не бойтесь, Тоня, всё будет хорошо, держитесь за меня, потихоньку спускаемся.  Муж, а муж?

    - Федором меня зовут. Что делать – то?

    - Рожать, Федя, рожать… Быстро найди брезент или одеяло, расстели вон туда, на травку. Канистра с водой есть? Тащи…. Ну и все, что для ребенка вез - пеленки, распашонки. Дядя Коля, ножик перочинный найдется?

    - А как же! – кинулся к своей машине дядя и  замер на полпути. - А зачем?

    - Пуповину перерезать будешь… Ты что, дядя, не рожал ни разу? Вот зажигалка, прокали ножичек – то, да аптечку принеси. Йод, зеленка, бинты – все понадобится.

     - Болят мои раны! – Ругнулся дядя и  побежал так, как и в молодости не бегал.
 
     Крики женщины рвали тишину леса. На обочине трассы остановились еще две машины. К ним бежали люди с ружьями, спеша «предупредить преступление». Один  из них, услышав слова молодого парня, что склонился над женщиной, «Режь, дядя, кому говорю, режь!», быстро вскинул ружье, решительно крикнул:
    - А ну, руки в гору! Стрелять буду!

    Валерий  осторожно встал с колен, медленно повернулся, и, улыбаясь, поднял руки с кричащим младенцем:
    - Мальчик! Федя, давай пеленки уж…

    Федя, держащий руку жены, заморгал глазами, засуетился, стал помогать обмывать и пеленать ребенка, всё повторяя: « Это ж надо ть? Сын, мужики, сын.  И не думал уж…»

     Мужики, наконец, сообразили, что к чему, поудивлялись: «Угораздило же…», « На всё воля божья»», « Добрым охотником будет, в лесу родился…»  Полезли за фляжкой, предлагая Феде прийти в себя, да приложились и сами - за здоровье новорожденного и его мамаши. Один из них ткнул  Федора локтем в бок:
    - Слышь, папаша, анекдот расскажу. Медсестра спрашивает свою подругу из родильного отделения:
    - Кто это у вас так голосит? Неужели та тройня пацанов, что родилась сегодня утром?
    - Нет, -  отвечает подруга, - это их отец!
   
     Мужики добродушно рассмеялись. Дядя представил им молодого специалиста, и тот, что наставлял ружье, похлопал Валерия по плечу:
    -  Ты уж прости, мы тут трохи пошумели. С первым пациентом тебя, доктор! Да еще в лесном «госпитале»…
    - А у нас девиз такой: лечить всегда, лечить везде…Вы мамашу с ребенком до районной больницы подбросьте. Как бы осложнения не было…
     - Не боись, всё будет, как в аптеке! – И они  подались кто к своим  машинам, кто помочь  Федору – поменять колесо.

     - А вы, Антонина, молодец! – забирая сына у молодой мамы, похвалил Валерий. -  Мальчик здоров, обошлось без патологии, но все равно, и вам, и ему  обязательно надо побыть под наблюдением врачей. Так что, не домой, а в больницу. Поняли? Без всякой самодеятельности…
    -  Хорошо, доктор. – Слабо улыбнулась молодая мама. - А зовут – то тебя как, спаситель?
    -  Валерий.
    - Спасибо, Валера. Вот и имя для сына  не надо придумывать. А ты заходи... Из Григорьевки мы, второй дом с краю…

     - Болят мои раны! Ну, ты, дока, племяш, ей богу, дока! – Не мог успокоиться от всех треволнений Николай Иванович, одной рукой ведя машину, другой, вытирая пот со лба. - А брат говорил, что на хирурга учишься.

    - Я и есть хирург. Только когда учился в институте, каждое лето у отца в клинике подрабатывал: то в хирургии, то в гинекологии, то в педиатрии.

    -  А к нам, стало быть, земским врачом, Чехов ты наш…. Как там он говорил? В человеке всё должно быть прекрасно: и душа, и тело…

    - …И диагноз, - Заключил Валерий и  упрямо продолжал: - Имею право! Во–первых, у меня свободный диплом: где хочу, там и работаю. Во–вторых, я всю жизнь прожил в Москве. В пионерский лагерь и то в Подмосковье ездил. И всё! Я мир хочу посмотреть, российскими просторами  подышать, полюбоваться. И в-третьих, московская клиника  никуда не денется.  Могу я после шести лет отличной учебы, и, заметьте, ответственной работы в клинике, взять себе отпуск на год, повидать родственников, а попутно и решить им проблему с местным фельдшером?

    - Убедил, сдаюсь. Только думаю, что попутно с отдыхом фельдшерить не получится. Хлопотная должность, не смотри, что деревня… - Дядя  крутанул руль к  палисаднику в буйном цветении георгинов и  остановился. – Приплыли, сэр.

    -  Спасибо за доставку. – В тон ему ответил племянник, чувствуя, что обида еще крепко сидит в могучей дядиной груди. -  Проезд оплачу с первой получки. Чаевых не даю. Из принципа. – Добавил он с приклеенной улыбкой,  толкнул ветхую дверцу и, прихватив «вязанку» книг по медицине, направился к дому.

    - Ха! Какие мы гордые! – Хлопнул громко в ответ дядя, взял чемодан и зычно крикнул во двор: -  Настасья! Снимай половики позорные, стели ковры узорные, неси душистый каравай, гостя «высокого» принимай!

    - Тю, баламут! Полно тебе ерничать, Микола! – вышла из дома статная, но уже, как и дядя, седовласая Настасья. -  Лерочка, голубчик, здравствуй! Батюшки – святы, здоровенный – то какой вымахал!

    - Здравствуйте, Настасья Ивановна. - С радостью обнял тетушку Валерий - Извините, что задержались.

    - А я все думки передумала, куда  запропастились? Пироги все остыли. Тут езды – то три часа даже на нашем драндулете…

    - Куда, куда… раскудахталась! Рожали мы!  – Снова взвинтился Николай Иванович уже по поводу «драндулета». Настасья опешила, а  дядя, больше ничего не объясняя, подтолкнул племянника  сзади чемоданом. – А ты заходи, чего как неродной?

      Вскоре они уже сидели за накрытым столом. И дядя, нетерпеливо ожидая Настасью из кухни, с  плохо скрываемым вожделением   поглядывал на традиционный графинчик.

     - А это – любимая  Николая Ивановича закусочка. - Тетушка появилась  с новым блюдом, где была аккуратно лапшичкой настругана и маслицем приправлена черная редька.

     Скатерть – самобранка уже ломилась от всяких яств, но, похоже, что хозяин ждал именно это блюдо. Валерий улыбнулся, а дядя молниеносно придвинулся к графинчику. Его глаза потеплели, и, наполняя рюмки, он  мягко пожурил:
     - Вот, Настасья, хоть у него и диплом с отличием, а горожанину ли знать, что редька  - самый полезный овощ при простуде… - И отвалил себе  полезного овоща сразу половину плошки.
 
    Валерий подмигнул тетушке, поднял рюмку и изрек скрипучим голосом древнего лекаря:
     - «А  если прикладывать лекарственные повязки с редькой и медом, это исцеляет злокачественные язвы».

     - Это кто ж такое сказал? – Поднял мохнатую бровь и опустил медленно рюмку Николай Иванович.
     - Авиценна. Абу Али Хусайн ибн – Абдаллах ибн – Хасан ибн – Али ибн – Сина. Вторая книга «Канона».
    -  Все вместе? Или это фамилия такая долгоиграющая?
    -  Угу… - Неопределенно ответил молодой специалист, налегая больше на ароматные пельмени. - А еще он говорил: «Если скорпион ужалит человека, который поел редьки, то человеку вреда не будет».

    - Ха! Слышь, Настасья, мне не страшны никакие скорпионы! Ну, давай, племяш, за твоего этого многофамильца. Представляешь, если за каждое имя да по стопочке, графинчика – то нам маловато  будет…. Болят мои  раны!

    - Скорпионы у нас, слава богу, не водятся, - улыбнулась Настасья Ивановна, - разве что тот,  в графинчике, «ужалит»…
    - Вот язва.  Ну, тогда за новорожденного Валерия! – Поднял снова рюмку дядя, а тетушка непонимающе  переводила  взгляд с одного на другого:
    - Тю! Больше не наливать…. У нашего племянника, как мне помнится, именины в сентябре, Микола!
    - Ха! А мы и не за нашего! Хотя, как же…. Теперь он как бы и наш тоже.

    И дядя стал в подробностях описывать жене, как они принимали в лесу роды. Валерий, расслабившись, мягко улыбался, кивал головой,  ощущая приятный прилив нежности к дальним родственникам, сидящим так близко, что на душе стало тепло и уютно, как дома.

    Настасья  охала, ахала, но, кинув взгляд на Валерия, спохватилась:
    - Ладно, Микола, заговорили мы совсем нашего гостя, отдохнуть ему надобно с дороги.
    - Ха! Ну, если рюмку устал поднимать, тогда да. Иди распаковывай чемоданы, устраивайся….  А завтра с утрева непременно в обход!
    - Куда?
    - В обход, говорю.  В село. С людьми знакомить буду. Должны же они знать, что врач на селе объявился. Да и тебе повадней работу начинать. Пациентов надо знать в лицо!  Или в городе врачи  обход по палатам уже не делают? Так что не обессудь, с самого раннего утра – в обход по «палатам» каменным, да  « теремам», расписным и праведным.

    И Валерий, поблагодарив тетушку за ужин, направился в свою горенку, мурлыкая песенку из детского фильма «Айболит – 66»:  «Нормальные герои всегда идут в обход»…  Падая на кушетку, сам себе  ласково пожелал: «Сладких тебе снов, Айболит – 80»…

… - Село наше небольшое, тихое, недаром так прозывается, - завел на одной ноте Николай Иванович, аккуратно прикрывая за собой калитку.

 - А всё–таки,  обидно. -  Упрямо вернулся он к наболевшему. - Мы тут с Настасьей, было, носы подняли. Как же,  первый родной племянник институт закончил с отличием, в аспирантуру приглашен, ученым станет. И вдруг на тебе. Моча в голову ударила. Совестливый ты наш… Может, махнем на рыбалку? Обход – это я так, для острастки. А?

    Дядя остановился, просительно заглядывая в глаза Валерию. Но, встретив жесткий  несгибаемый  взгляд, глубоко вздохнул:
    - Вот упрямая порода! Ну, пошли….  Болят мои раны!

    С небольшой горки, где стоял их дом, Валерий с любопытством оглядел окрестности. Удивительно! Село напоминало огромное птичье гнездо, свитое в   живописном горном распадке, где беленые, не всегда под железной крышей,  хаты  уютно  сидели в разноцветье палисадников, словно  пасхальные яйца – крашенки. В безветрии клубился дымок из печных труб, перекрикивались поздние петухи, лениво лаяли собаки, где – то недалеко бренчали боталом ушедшие на выпаса коровки. Казалось, ещё мгновение и зазвучит над селом красивая раздольная украинская песня… «Почему украинская? - поймал себя на этой странности Валерий. – Ну, да. Село похоже на унесенный ветром за тысячи километров украинский хутор».

    - А живут здесь с давних времен  переселенцы с Украины, - словно подслушал  его мысли дядя, -  да и других хватает, но украинцев больше. Потому и говор смешанный, да напевный…. И хаты белят, как у себя привыкли. И песни поют так, что душа замирает. И балагурят легко, за словом в карман не лезут…

    Мимо проезжал немолодой усатый мужик на скрипучей телеге, груженой мешками. Дядя поднял в приветствии руку:
    - Здоровеньки булы, Тарасыч! Чего везешь?
    - Овес.  -   Шепотом ответил тот.
    - А чего шепчешь – то?
    - Да чтоб лошадь не услышала…
    - Ха!  «Борода» - анекдот… - Смеясь, махнул рукой Николай Иванович.  - А все равно: « лишний хохоток – годок за вороток».  Ну вот, до кума пришли.  Держи ухо востро, Лера. Силыч – тот еще балагур, в краску вгонит, не заметишь. А вот и он собственной персоной: Тихон Силыч Дзюба по прозвищу «Небоскреб».

     Из дома вышел сухонький щупленький мужичок лет пятидесяти пяти, с помятым лицом, напоминавший Щукаря, только без бороды и усов.  Валерий невольно улыбнулся - так не вязались с Силычем ни мощное отчество, ни  солидное, многоэтажное прозвище: « Метр пятьдесят с кепкой и то в прыжке»…

     - Поэтому «Небоскреб»? –  хмыкнул Валерий.
     - Зря смеешься! Силычу нравится, говорит: звучно! Многоэтажно! А концовка? Он ведь еще тот матерщинник. Ну да мы на минутку… Доброго утречка, кум!

     -  Доброе, если спал не с коброю… - Вздохнул невесело Силыч, прищурился: - А ты заходи, чего как не родной? Милоновна! Гости до нас, едрёна вошь, нехай! – Крикнул он  за дом, откуда раздавались звуки топора, присел на крыльце, где стояла потрепанная временем гармонь, накинул ремни и растянул меха:
    Ты играй, моя гармошка,
    Все печали разгребай,
    С бодуна не варит бОшка,
    Вот такой я раз... разгильдяй!

    Сам себя «отцензурил» Силыч, глядя невинными детскими глазами на гостей, и, снова вздохнув, сгреб визгливые меха. А на заднем дворе сразу  перестали колоть дрова.
   
    - Это что же, Милоновна дрова колет, а ты на гармошке наяриваешь? – возмутился Николай Иванович, решительно направляясь к крыльцу.
 
    - А что делать, если она не умеет играть на гармошке… -  Философски заметил Силыч, поставил инструмент и неторопливо закурил. – А кто это с тобой? – Кивнул на Валерия, который не спешил заходить во двор. Тот с улыбкой глядел издали на происходящее, облокотившись на небольшой заборчик.

    - Ты разговор не уводи, позоришь меня перед интеллигентным человеком.

    Появилась  Милоновна, дородная, сильная и миловидная кумушка, неся на животе большой эмалированный таз с бельем. За нею с охапкой свеженаколотых дровишек – средний сын Силыча Санька, семнадцатилетний рослый увалень.

    - Доброе утро, кума! – Смутился и покраснел, поняв свой прокол,  Николай Иванович. – Привет, Санек! Молодец, лихо дрова колешь! - Привстал, пропуская Милоновну на узкое крыльцо, забрал таз с бельем, открыл перед нею дверь.

    -  Добрее не бывает! Вишь, с утра меха рвет, в клуб не ходи… - Она павой прошла мимо мужа, наградив легким подзатыльником, широко улыбнулась: – Заходите в дом, гости дорогие…

    - Ранние гости  - не помин на погосте, могут быть и в радость, если в теле слабость… - Потирал руки  Силыч, приплясывая  на ходу  от предчувствия похмельной рюмки. Но, вспомнив о другом госте, круто повернулся к  Валерию: - А ты заходи! Чего к забору прилип? Я ж его вчера красил…

    Валерий машинально отдернул руки и рассмеялся: опять разыграл.
 
    В дом входили вместе, как старые друзья, по пути познакомившись и пожав друг другу руки. Силыч по ходу показал свой язык:
   - Глянь,  черный какой…
   - А что случилось? – купился  молодой специалист, издали заглядывая в щербатый рот, извергавший  самогонный перегар.
   - Пол – литра водки случайно разлил на свежем асфальте… - На полном серьезе ответил  Силыч. А Валерий, споткнувшись на  пороге от нового розыгрыша, попал прямо в объятия дяди.
    - Вот, Милоновна, знакомься, мой племяш Валерий, Павлов сын, врачевать у нас будет. Диплом с отличием получил, сам в село напросился. Созна – а – а – тельный, - погладил по плечу племянника дядя.
    -  Не наезжай, Иваныч, не всё москвичам жировать на калачах, нам тоже нужны хорошие медики. – Заступился за гостя  Силыч. – Пойдем, медицина, руки перед  «операцией» помоем. – И повел его в кухню, радуясь в душе терпеливому «объекту» его шуток. - Так вот. Пошел мужик в лес пописать, да встретил медведя. Заодно и покакал. Не к столу будь сказано…

    …Только через  час,  неуверенно спускаясь с крутого крыльца, дядя оправдывался:      
     - Ну не шуми, Айболит, надо было кума выручить. Он ведь незлобивый. Ну, перебрал вчера немного на свадьбе у соседей. Сам посуди, какая свадьба на деревне без гармошки? А он безотказный. Вот и страдает.  А как они поют с Милоновной!  Хор Пятницкого плачет…

     - Похоже, это у кумовей ваших сегодня работа «плачет».  Одиннадцать часов уже. Негры с плантации на обед возвращаются…

    - Ошибаешься, парень. Милоновна уже с четырех утра на ногах: свою буренку подоила, на утреннюю дойку на летнюю ферму сходила, еду семье приготовила. Молочко – то парное понравилось? Так что, Милоновну держи на учете: сахарный диабет не от сахарной жизни, сам понимаешь. Да и Силыч – ранняя птаха – корову в стадо отогнал, печь растопил, животину покормил, курей да гусей. Лук с грядок собрал. Видал, на крыльце сушится? И то правильно, пора, а то дожди обещают.  А вечером для Милоновны  вся канитель заново, а Силычу - на дежурство. Сторожем он на овощебазе, до пенсии тянет. Здоровье - то на фронте оставил, контузия….  Да две язвы: одна в желудке, другая на языке…. Болят мои  раны!

    Валерий  открыл, было, рот, да так и не сумел вставить ни слова в бурную речь дядиной «защиты». Притворил тихо калитку и помахал Силычу, присевшему на крыльце перекурить:
    - С выпивкой завязывай, Силыч, алкоголь убивает клетки мозга.
    - Убивает, убивает. – Быстро согласился Силыч. - Но только слабые и нежизнеспособные… 
    - И курить бросай!
    - Вот щас всё  брошу!  Едрена вошь, нехай! А ты заходи! Следующий диспут у нас с тобой на тему: «Дороже здоровья только лечение»…

    Внизу на дороге зачихала чья – то легковушка, потужилась, потужилась, да  и встала. Шофер, увидев сразу столько дармовой мужской силы, открыл дверцу, просительно крикнул:
    - Эй, мужики, подсобите малость! Подтолкните!

    Валерий и Николай Иванович, ни слова не говоря, уперлись в багажник и дружно навалились на «строптивую». Силыч, пуская легкий дымок, пафосно прокомментировал с крыльца:
    - Цыгане шумною толпою толкали в гору студебекер…

    - … Ну вот, сейчас ещё четыре дома пройдем, и  хата Карпыча в самый раз. Ты уж прости, сегодня, выходит, по старикам обход получается. Молодежь вся  на овощных плантациях. Страда…
    - Только никаких застолий! – категорически потребовал Валерий, сам угощавшийся у Милоновны исключительно парным молоком.
    Но пройти мимо тех  домов не получилось.
    - Ой, больно! Не надо, батя, я больше не буду! – визжал мальчишеский голос. Дядя мигом повис на  штакетнике, увидев ремень в руках хозяина:
    - Тихон, ты  за  что  Егорку  так дерешь? Ишь, малец заливается.

    Рев на время стих. Егорка, хмурый пацан лет десяти, пользуясь случаем, рванул в дом, а Тихон недовольно повесил ремень на крюк:
    - А нехай слушается, когда отец говорит. Запретил ему на речку бегать, а он, шельмец,  норовит раз по пять на дню смотаться… Шея длинная, резьба мелкая, вот и не доходит сразу.
    - Все равно крутовато. Вроде как и не педагогично по нашим временам.
   - Не педагогично, зато привычно. – И присев на лавку, да скрутив самокрутку, степенно продолжил. – Еще мой дед воспитывал отца по «Домострою». – Он поднял указательный палец и процитировал: - «Любяй сына своего, сокруши ему ребро».  О!  Усёк? Это чтоб почитал и боялся.
    - Так он вас любить не будет! – Не выдержал Валерий, – вы как римский император Калигула – пусть не любят, лишь бы боялись…
    - О! – Снова  подтвердил его  палец. - Император и то знал толк в воспитании…. А ты кто будешь, мил человек?
    - Да это Валерий, племянник мой, Павлов сын, врачом к нам на село. – Спохватился дядя. -  Вот с народом знакомлю…
    - Ты плохого не думай, медицина, я ж не каждый день его порю. Я не император. Так, для профилактики, изредка «ремнетерапию» прописываю. Вот у меня, Валерий Павлович, что–то печенка стала побаливать. - Поморщился Тихон.
    - А вам её случайно в детстве не отбили? – съязвил Валерий и потянул дядю за полу  пиджака.
    - Зубастый племянничек – то! – Добродушно рассмеялся Тихон и уже вдогонку уходящим крикнул: -  А ты заходи!

    - «Ремнетерапевт» хренов! Всю «картинку» испортил. -  Сплюнул в сторону дядя, прибавляя шаг. -  А так  тихо у нас, спокойно. Каждого второго мужика в селе Тихоном зовут, потому и кличем всех по отчеству, для  разнообразия…

   Заливистый собачий лай во дворе, кудахтанье потревоженных кур,  крики: « А чтоб тебя!»,  «Ну, погоди, гималайский разбойник!», «Гошка, подлец, стой!», - снова не вписались в дядину картину маслом. К удивлению племянника сам дядя, заслышав крики, ничуть не расстроился:
    - Ха! Гошка шалит…-  И пока шли до зеленой калитки,  поведал  новую историю. –  Карпыч – охотник знатный, для него  - тайга  - дом родной. Однажды притащил из тайги медвежонка. Совсем кроха. Видать, от мамаши отбился, потерялся. Пожалел его Карпыч, молоком из бутылки с соской  прикармливал. Гошкой назвал. Ожил малыш, симпатичный такой стал, белая манишка на груди, забавный, чертенок. Его так и прозвали – «Гошка – шалунишка, белая манишка». То в гараж залезет, проказник, всё вверх дном перевернет, то в курятник. Охотничий пес у Карпыча, было, облаял его. Так что ты думаешь? Гошка, сообразив, что тот на цепи, подошел к нему, нашлепал по заднему месту и ушел. Видите ли, ему лай собачий не понравился, и он вспомнил, как поступала с ним мамаша – медведица, если была недовольна. А потом подрос, стал соседям досаждать. Вот те и  заартачились: неси в тайгу или  в зоопарк сдай – сладу нет! Карпыч про зоопарк слышать не мог, повел в тайгу. Дважды уводил Гошку, и оба раза тот возвращался…

    - Бог в помощь! Охотники для облавы не требуются?  - Дядя вошел во двор и ринулся к Гошке, который забрался на собачью будку и был уже готов сигануть через забор к соседям. – Зверьё, ё моё! Ату его! Карпыч,  поводок давай! Лера, заходи сзади, не пускай его  к забору!

    Гошка, поняв, что его обложили со всех сторон, перетаптывался с лапы на лапу, низко наклонив голову и глядя исподлобья то в одну, то в другую сторону.  Тут – то его и захомутали, стащили с будки и привязали к скобе на двери сарая. Лайка, отвоевав своё жилье, сразу успокоилась и залезла внутрь, а Гошка, насколько хватало поводка,   хмуро бродил туда и обратно, как заведенный.

     - Ну, спасибо, Иваныч, вовремя подоспел. – Карпыч, крепкий кряжистый, одногодок Силыча, присел на топчан. – Чайку, что ли, с устатку? Гостя представишь или так, мимо проходил?

     - Знакомься, Карпыч! Валерий Палыч, племянник из Москвы, за лекаря пока будет…
     -  Дело! А то без медицины в селе народ и болеть – то перестал: больничный выписать некому. Так я пошел  за чаем, а вы идите в беседку, я мигом! -  Карпыч громко выдохнул, расправил усы и бороду, хотел, было, встать, да согнулся снова, схватившись за живот.
    - Ты чего, Карпыч, животом маешься? Может, съел чего не то? – подошел к нему  Николай Иванович.
    - Та,  ерунда, второй  день  в правом боку  покалывает. Сейчас отпустит. - Разогнулся и засеменил вперевалочку к дому.
    - Правда, за чаем? – недоверчиво глядя прямо в глаза дяде, спросил Валерий, игравший с Гошкой. – Что это он за бок держится?
    - Говорит, покалывает что–то. А насчет чая - истинная правда! Карпыч – знатный таежник. У него трав целебных, корешков –  больше сотни туесков…

    Они шли по дорожке  из толченого красного кирпича, и Валерий не мог не заметить, что у Карпыча все по - другому: дом, что терем расписной, аккуратные хозяйственные постройки – перед домом, а не на заднем дворе, и сплошь обвиты  декоративным плющом. Под окнами – клумбы с экзотическими цветами, а  за домом открывался вид на великолепный сад с пасекой в глубине.
 
    Валерий невольно  остановился, пораженный  ботаническим  изыском. Вся задняя стена дома заплетена старой виноградной лозой с гроздьями мелкого красного винограда. Просторная беседка в восточном стиле густо увита и вовсе незнакомой жителю средней полосы лианой. А за нею возле забора, который и забором трудно назвать – так, решетка, завитая хмелем, – цветущая яркими пятнами альпийская горка, увенчанная наклоненным кувшином типа амфоры. А на кувшине, будто готовясь к прыжку, сидел не то варан, не то мини – дракон с выпученными зелеными глазами и раскрытой пастью, откуда извергались прозрачные струи воды, прямо в небольшой водоем, облицованный галечником. Разлапистые листья на его поверхности, торчащие из воды головки семенников, подсказывали, что здесь еще недавно цвели в своё удовольствие, страшно подумать, царственные лотосы. А вокруг разбегались песочные  тропки с  редкими небольшими валунами – признак японского сада камней.

    - Потрясающе! Тридевятое царство, японское государство! Ущипни меня, дядя, я не сплю?
    - Субтропики  тут у нас, чего только не растет! – Просто ответил дядя.
    - И это всё сам Карпыч?
    - Нет, конечно.  Супруга его Марыся, царствие ей небесное, жива пока была, садовничала. Агротехником в совхозе работала. Представляешь, чего придумала? К простой яблоне привила ветки груши, абрикоса, вишни. И, что удивительно, все они приносят отличные плоды! И Карпыча припрягла к садовым работам, но тот больше на пасеке любит возиться, да в тайге пропадать. Ну вот, а потом Марыся и дочку научила всяким премудростям. Эту теперь хлебом не корми, дай новый сорт чего – нибудь  такого – эдакого вырастить!
    - Тоже в садоводы пошла?
    - Ха! С точностью – наоборот,  в юристы.
    - Вот и я ей говорю: « Почему в юристы? Твои руки природа признала». -  Въехал сходу в разговор  Карпыч, выходя из - за угла с полным подносом. – «Земля, как и тайга, не каждому в руки дается». А она мне: « Руки, отец, к земле тянутся, а голова в юристы просится»…
    - А душа? – серьезно спросил Валерий.
    - А душа у неё поет… - Мягко и уважительно ответил дядя, помогая Карпычу ставить чашки с замысловатым восточным узором. А тот взял со стола секатор и начал стричь небольшие веточки прямо с лианы, что обвивала беседку.
     – По вечерам, вот в этой беседке подруги собираются, под гитару поют. Она и сама сочиняет. Дюже гарна дивчина. Что? Удивил? – И как–то особенно пристально посмотрел на племянника.

     Валерий смутился и быстро увел взгляд на Карпыча, который, помыв веточки водой из пасти дракона, мелко резал их прямо в заварной чайник.

    - Лимонник это. – Дипломатично сменил тему Карпыч. – Два года назад в тайге несколько саженцев выкопал, а они рады стараться, на солнышке джунгли мне устроили. – Карпыч втянул в себя аромат чая. – Вот сейчас  минут пяток постоит, и взбодришься. Всю усталость как рукой снимет! -  Взял пустой поднос, направился в дом и на ходу крикнул: - Я, Иваныч, за печенюшками. А ты проследи, через минутку еще кипяточка добавь.

    - Ты не стесняйся, хлопец, попробуй Карпычева медку. - Пододвинул плошку к племяннику дядя. – А  я тебе, пока его нет, случай про Софьюшку расскажу.

    - Так дочь Софией зовут? Красивое имя.
    - А то! Ну, слушай. Сдавала  Софья экзамен по уголовному кодексу. И есть там статья «о покушении с негодными средствами». Ну, это когда оружие неисправно. Так вот, ходит она перед дверью, волнуется, говорит подруге: «Только бы не попалось изнасилование. Сгорю от стыда, не расскажу». Застенчивая была, страсть! Вызывают её, берет билет и на тебе, второй вопрос как раз про это самое. Ну, первый рассказала блестяще, а по второму молчит и всё. Старый профессор нервничает, торопит. А она молчит. Тот выходит из себя, вскакивает и начинает кричать: «Девушка, это же просто! Если я ночью нападу на вас где – нибудь в переулке с целью овладеть вами, угрожая…»  Не дав ему договорить, она тут же выпалила: «Это будет нападение с негодными средствами!». Профессор минуту стоял, ошарашенный, а потом расхохотался. Слезы вытирает, берет зачетку и ставит «отлично». «Это, - говорит, -  вам за остроумие». Профессору под семьдесят уже было. Не обиделся за «негодные средства».  Чего  Карпыч так  долго?  Сам печет те печенюшки, что ли?

    - Здравствуйте, Николай Иванович! -  певуче поздоровалась и обожгла незнакомца взглядом смородиновых  глаз симпатичная девушка лет двадцати трех, одетая по – городскому, в джинсы и свободный блузон.

    - Ха! Софьюшка! – поднялся мигом дядя. - Здравствуй, дочка, знакомься, это  Валерий, мой племянник, вчера из Москвы.
 
    Валерий медленно  вставал из–за стола с ложкой, полной золотистого меда, не замечая, как он льется в  чашку. « Что ж они самого главного не сказали? Она же еще и красивая…»

    - Ну что? В медпункт идем? – толкнул дядя племянника.
    - Зачем? – Не понял Валерий.
    - Как зачем? Укол от столбняка делать…

      Девушка подошла, мило улыбнулась,  и первая протянула руку:
    - Здравствуйте. Софья.  А где отец?
    - В дом пошел. Вот сидим, ждем, почаевничать пригласил, печеньем грозился угостить, да чего–то задерживается.
 
    Улыбка исчезла с лица Софьи, она повернулась и стремительно кинулась в дом. Дядя с племянником поспешили за ней.

    Карпыч лежал в гостиной на диване, зажав руками живот.
    - Отец, тебе плохо? – Софья гладила  его по груди, ладонью щупала  лоб. – Может, «скорую» из райцентра вызвать?
    -  Да не суетись, дочка. Я таблеточку выпил, может, пройдет. -  Слабо улыбнулся гостям: - Вы уж простите меня, никудышного хозяина…
    -  Можно я его осмотрю? – подвинул  дядю Валерий и, не дожидаясь ни от кого разрешения,  решительно сел рядом с Карпычем. – София, принесите, пожалуйста, чистое полотенце, смочите  холодной водой.

    София беспрекословно бросилась в другую комнату. Валерий оголил живот Карпыча и начал осторожно пальпировать правую сторону:
    - Здесь больно? А здесь? Так, согните правую ногу, прижмите к животу. Сильнее! Больно? Ну что ж, похоже на симптомы аппендицита, причем подзапущенного. Надо везти на операцию. Медлить нельзя, может развиться перитонит. -  Он положил прохладное полотенце на потный лоб Карпыча. – Сколько езды до вашего райцентра?

     - Километров сорок, не меньше. Почитай, час с гаком! - Ответил, почесывая затылок, дядя. –  Пока дозвонимся, пока приедут, пока обратно довезут, пока хирурга найдут….  Так, может, в наш медпункт? А? – и он вопросительно глянул на Валерия.
    - Шутите, Николай Иванович, - чуть не в слезах обиделась Софья. – А мы – то где хирурга возьмем?
    - Так вот он! Валерий Павлович – молодой, но уже специалист.
    - Уж не ты ли  вчера на трассе роды принимал? – Тихо спросил Карпыч.
    - Ха! – хлопнул себя по коленке Николай Иванович. - Вот деревня! Беспроводное радио! Болят мои раны!
    - Да охотники знакомые заезжали ко мне за медом,  рассказывали… - Отвернулся к стене Карпыч, снова морщась от боли.
    - А условия в медпункте для операции есть? – Недоверчиво спросил Валерий. – Медсестра нужна, ассистировать…
    - Так вот она! – Вскинул руки теперь в сторону Софьи неугомонный дядя.  – И бывшему фельдшеру помогала, и так, который год, по вызовам  бегает, первую помощь оказывает…

    Валерий удивленно воззрился на Софью, словно впервые увидел. А та, глядя ему прямо в глаза, быстро и четко отчеканила:
    - Хирургический инструмент в полном наборе. Анестезия – в достаточном количестве. Бинты, препараты – в наличии.
    - Тогда София, бегите в медпункт, готовьте всё к операции. Карпыч, идти сможете? Мы с дядей подсобим…

      Валерий уже делал последние стежки, зашивая брюшину, когда позволил себе отвлечься на посторонние мысли. Он с интересом глянул на Софью, неожиданно осознав, что в течение всей операции отдавал ей  «команды», как профессиональной медсестре, и она ни разу не ошиблась.
    - София, а откуда такие познания в медицине?
    - Я – военнообязанная. Медицинские курсы в институте  обязательны. А тут, дома, практики хватает, да еще с фельдшером проблемы. Куда денешься, если людям помощь нужна?
    - Ну а препараты, лекарства, оборудование? Прямо – таки, роскошь для  села…
    - Это «погранцы» помогают, шефы. Бартер у нас: совхоз им овощи, мясо, молоко, а они нам – солдат на уборку, медикаменты по надобности.
    - Пульс проверьте. – Вернулся к своим делам Валерий. - И позовите, пожалуйста, дядю – переложить Карпыча на каталку. Ну, вот и всё. Как самочувствие пациента?

    - С пивом потянет. – Слабо улыбнулся Карпыч. -  Слушал я тебя, а самому смешно стало.  Знаешь, как бы наш бывший фельдшер оперировал?  « Скальпель! Тампон! Зажим! Спирт! Огурец! Спирт! Всем спирт! С окончанием операции!»

     - Ха! Шутит, значит, живой! Болят мои раны! – влетел взволнованный  Николай Иванович. – Тебе, Карпыч, смеяться нельзя – шов разойдется… Лера, а может, и мне удостоверение медбрата выдашь? Родовспоможение, аппендикс, что там у нас еще по плану?..
 
      Усталое, но по – прежнему ласковое  солнце уже падало за ближайшую сопку, когда они втроем возвращались на свою улицу, Радовались, что операция оказалась несложной, обошлись местным наркозом, обсуждали ночное дежурство возле больного, диету и другие мелочи.

    - А за Карпыча не беспокойся, - заверил доктора Николай Иванович, - он мужик крепкий, быстро на ноги встанет. Они с Силычем во время войны в разведке служили. Это тебе не артиллерия: «два ржавых лаптя левее солнца по врагу мочеными яблоками, батарея, пли – и!» - Изобразил дядя артиллериста, сощурив  один глаз  и выставив ладонь  с вытянутым пальцем. – Й–ох-ха! – Отряхнул руки и продолжил;

   - Вот случай был у них: получили они с Силычем задание – разведать дальний лесок, где немцы стояли, «языка» добыть. Ну, по темноте юркнули в кусты возле расположения немцев, залегли, обсуждают, как лучше провернуть дело. Вдруг, слышат, насвистывает кто–то, как у себя в саду. Силыч выглянул и обомлел: прямо на него шел громадный рыжий детина при офицерской форме и планшете. Карпыч знаки делает, мол, брать будем. А Силыч, мол, не спеши, знаешь, куда он идет? Правильно, куда царь пешком ходит. И точно. Немец дошел до густых кустиков и только приспустил штаны, как они его мешком и накрыли. Сильный оказался, сам идти не хотел, пришлось приглушить трохи. Карпыч всю дорогу его тащил на себе. А как  в штаб доставили, немец оклемался. Мешок снимают, а у того штаны вниз. Он  руками за штаны. А Силыч, хохмач, как гаркнет: «Хенде хох!». Тот руки вверх, а штаны вниз. Штабные гогочут. А Силыч снова: « Хенде хох, едрена вошь, нехай!»  У немца аж веснушки побледнели, но нашелся: одну руку поднял, а другой  галифе держит. Вот так Силыч с Карпычем по медали заработали. Ценный оказался немец. А Силычу командир ещё и часы подарил – за «разрядку напряженности». Говорит, за всю войну так не смеялся…. Ну, вот и наша улица. Мальчики танцуют налево, девочки направо… - Но, взглянув на молодежь, Николай Иванович мысленно чертыхнулся, а вслух всепонимающе произнес: - Ох, и заждалась меня Настасья! Пошел я, ребятки…. А обход мы завтра продолжим!

    - Это хорошо, что решили у нас поработать, – открыла калитку  Софья. – А то пока  нового фельдшера пришлют по распределению. Да и мне скоро уезжать.
    -  Куда, если не секрет?
    -  В Москву, в институт. Последний курс, защита диплома.

    Валерий замер, сразу и не поняв, что произошло. Сердце оборвалось мгновенно, как у ребенка, которого подразнили красивой игрушкой и тут же отобрали.  «Вот такая, значит, ирония судьбы» - мысленно прощался  он с той, которая за один день удивила и шокировала его столько раз, что  безоговорчно и бесповоротно завладела всем его существом, а теперь удалялась по  кирпичной тропинке, гордая и независимая. Загадочная дальневосточная принцесса…

     Почувствовав  спиной его  взгляд, Софья остановилась и медленно, будто прислушиваясь к себе и сразу не решаясь  на важные для неё слова, обернулась:
    - А ты заходи!   Чай с лимонником совсем остыл…