Наступили первые ноябрьские морозы. Белой масти хряк по кличке Сенька сладко потягивался, выгнув спину, в треморе шевелил задней правой ногой, от удовольствия закрыл белые поросячьи глазки, похрюкивал с благодарностью за столь приятное почесывание за ухом и особенно по спине. Это его хозяин Степан ласкал своего любимца, так было всегда, когда хозяин приходил кормить его, Сеньку и после кормежки чесал у него за ухом, по спине, по бокам, разговаривал с ним на непонятном ему языке. Но Сеньке, было приятно слышать это воркование хозяина, к нему он привык с детства, когда еще был маленьким поросенком и своего хозяина он воспринимал, как неотъемлемую часть своей жизни.
Вот и в этот раз Сенька вытянулся метра на два в длину, получал удовольствие и не чувствовал подвоха, как вдруг, он ощутил резкую режущую боль со стороны левой ноги, как раз возле сердца.
Степан, лаская своего любимца, выбрал подходящий момент, когда Сенька закрыл от удовольствия глаза, он вогнал ему по самую рукоятку нож (свинорез), пытался попасть в сердце, да видимо промахнулся.
Сенька, от нестерпимой боли завизжал дурным матом, особенно когда Степан успел пару раз провернуть нож в теле своего любимца, пытаясь нащупать сердце.
Кровь фонтаном хлынула из ножевой раны, а Сенька, обезумев от боли, ринулся вон из пригона. Навалился всеми своими сто-пятидесяти килограммами на дверь пригона, вынес её напрочь и только он, объятый страхом, страдающий от нестерпимой боли и предательства хозяина, выбежал из пригона, как тут же получил сильный удар в район лба кувалдой.
Друг Степана - Костян был наготове и стоял с кувалдой подле дверей пригона. Удар Костян нанес сильный, но поскольку страдал с похмелья, то руки у него тряслись, поэтому, в нужную точку Сенькиного лба он промазал и удар большей частью пришелся хряку в глаз.
У Сеньки помутнело в глазах и он, визжа от боли, забегал кругами вокруг Костяна, а из раны продолжала хлестать кровь, обагряя алым цветом первый выпавший снег.
- Костян, хватай его за заднюю ногу! – кричал выбежавший из пригона Степан, правая его рука была по локоть в крови, в ней он держал окровавленный нож, с которого стекала Сенькина кровь.
- А ты, Степан, хватай его за уши, вдвоем повалим на бок! – кричал Степану Костян, бросая кувалду и пытаясь поймать хряка за ногу.
Сенька, от потери крови стал терять силы, мужики изловчились и им удалось его повалить набок. Но повалили хряка на левый бок, рана оказалась внизу и сердце соответственно тоже, поэтому Степан несколько раз ударил Сеньку ножом в правый бок под переднюю правую ногу. Нож входил по самую рукоять и после каждого удара умирающий Сенька надрывно стонал, прямо как человек.
- Степан, наверное, его жалеешь, поэтому он и не может умереть.
- Конечно жалею, ведь около года за ним ухаживал, он для меня как член семьи, - говорил Степан, с силой проворачивая нож в теле своего любимца.
- Хватит тебе его ножом тыкать, давай покурим, он как раз и подохнет, - предложил Костян и Степан не возражал.
Мужики закурили по сигарете, а Сенька уже бился в конвульсиях, его поросячья душа должна была вот-вот отлететь на небо...
***
За тридцать минут до вышеописанных событий Степан находился дома, играл со своим девятимесячным сыном Арсением. Ребенок, только-только начинал ходить, держась своими маленькими ручонками за круглые палочки ограждения своей деревянной кроватки, медленно передвигался по периметру. Степан агукал, люлюкался, бренчал над сынишкой цветными погремушками, вынимал из кроватки сына и в удовольствии для себя и его, подбрасывал высоко вверх, под самый потолок. Оба: и сын, и отец были довольны, и счастливы.
На кухне жена хлопотала по хозяйству, занимаясь своими бабьими делами, а рядом с ней, держась за ее подол, стоял еще один сынишка Степана – трехгодовалый Алешка.
В окно постучали, жена Степана выглянула на улицу и громким голосом обратилась к Степану:
- Стёпа, а Стёпа, иди, там к тебе Костян пришел.
- Жена, давай большой нож, пойдем с Костяном Сеньку резать, - выйдя из комнаты, обратился Степан к своей жене.
- Стёп, ты зачем при Алешке такое говоришь, не хорошо это! - взволновано сказала жена и покачала головой.
- Да перестань ты, Алешка уже большой мужик и не испугается, правда сын? – присев возле ребенка, Степан обратился к сынишке, - Давай нож, пойду Сеньку резать! – утвердительно произнес Степан и взяв нож, вышел на улицу...
***
Не докурив сигарету, Степан сказал Костяну, чтобы он начинал палить поросенка, а сам пошел домой за большой кастрюлей, чтобы было куда поросячьи внутренности складывать.
Костян поджег газовую горелку и начал палить ещё не умершего Сеньку. Запахло палёной поросячьей шерстью и шкурой, а Сенькина душа до сих пор металась по израненному телу, которое от невыносимой боли, создаваемой пламенем горелки, билось в конвульсиях, да так сильно, что Костян привстал на ноги, чтобы не получить удар от поросячьих копыт. У Сеньки, от таких пыток, образовалась кровяная пена у рыла...
***
Степан зашел домой, какое-то не доброе предчувствие, вдруг, возникло в его душе и в груди больно кольнуло сердце.
Тут-же, не успел Степан переступить порог, к нему подбежал радостный Алешка и звонким детски голосом оповестил отца : «Папа, папа, а я Сеньку залезал! Ведь ты же сам говолил, что Сеньку надо лезать!» - Степан, ошеломлённый такими страшными словами своего сына, быстро забежал в комнату. Возле окровавленной кроватки его любимого сыночка Арсения, его маленького Сенечки стояла на коленях жена, бедняжка, так и умерла от сердечного приступа, а руки её тянулись к её мальчику – Сенечке, который лежал в кроватке, а в его детской грудке был воткнут кухонный нож…
***
А где-то, высоко-высоко над землей, парили две невинные души: душа девятимесячного хряка Сеньки и душа девятимесячного мальчика Арсения, чуть ниже, парила душа его матери…
Читайте также, Смерть быка:http://www.proza.ru/2015/05/11/622