Артышта

               
               
     Было тёплое солнечное утро начала июня. Хафиза и Галя сидели в пустой, непривычно тихой аудитории. Закончился учебный год в музыкальном училище, и теперь можно было, получив отпускные, куда-нибудь уехать подальше от набиравшей силу жары и накопившейся за год усталости. Город благоухал в цветах, яркая зелень радовала глаз, но совсем скоро невыносимая жара заставит поблекнуть всю эту красоту, а людей маяться и прятаться от неё в своих домах, стараясь как можно меньше находиться на улице. Хафиза думала о том, как пережить наступающую жару и как распорядиться отпуском. Отпускные у неё должны были быть хорошими, так что можно было за небольшую часть денег позволить себе куда-нибудь съездить, а остальную отдать родителям. Хафиза была заботливой дочерью, старалась баловать и радовать родителей, поэтому то, что она собиралась отдать им большую часть расчётных, для неё было естественным делом.
       – Хафизочка, ты куда собираешься в отпуск, – подала голос невысокого роста, кругленькая, с пышной копной коротких каштановых волос Галя.
       – Я ещё не решила куда поеду, но очень хочется пособирать грибы,  – подала голос среднего роста тоненькая, с собранными в конский хвост густыми, жесткими тёмно-каштановыми волосами Хафиза.
       Они работали вместе и были дружны. Хафиза преподавала в отделении народного танца, а Галина Астанина была её концертмейстером. Хафиза, больше похожая на японку или кореянку, с тонким овалом лица, выразительным сценическим чётко вылепленным лицом, после окончания Ташкентского хореографического училища проработала в узбекской государственной филармонии в народном ансамбле «Лазги» несколько лет. Погастролировав вместе с ансамблем по странам Азии и Европы, решила вернуться домой. На то были свои веские причины. Она, ещё с училища, считалась одной из самых ярких и одарённых танцовщиц. Руководительница ансамбля – народная артистка Узбекистана Бибиханум – любила свою ученицу, выбила для неё однокомнатную квартиру в том же доме и подъезде, где жила сама, а также добилась для неё «заслуженную». У двадцатидвухлетней Хафизы тотчас появилась армия недругов, которые начали возню вокруг неё и стали всячески отравлять её жизнь. Всю эту возню вокруг себя она выдержала бы, если не её учитель – Бибиханум. Она, как-то вызвала к себе Хафизу и завела осторожно разговор о том, что её любимая ученица самый приближённый к ней человек, и ей единственной она во всём доверяет. Бибиханум попросила свою ученицу быть её глазами и ушами в коллективе – вот этого не смогла выдержать Хафиза, и, бросив всё, уехала в город, где вот уже несколько лет обосновались её родители. Они переехали в Андижан из Узгена, старинного города, когда-то центра пересечения караванных путей, вольготно раскинувшегося на живописном холме, в одном из горных районов южной Киргизии. В Узгене Хафиза родилась и провела замечательное детство со своими сёстрами и братьями.
       По приезде в Андижан она устроилась в музыкальном училище на отделении народного танца и, открыв в себе талант постановщика, мечтала из своих юных учениц создать собственный коллектив. Галина, её концертмейстер, пришлась по душе Хафизе своим простым весёлым и добрым нравом, поэтому они прекрасно сработались и подружились.
       – Хафиза, а давай со мной завтра в Сибирь к моей родне? Я собралась к дяде, они с женой уже давно зовут меня к себе. Там красота неописуемая, а грибы можно тоннами собирать!
       У Хафизы, большой любительницы грибов, загорелись глаза.
       – А это удобно будет свалиться им на голову вместе с тобой? – уже соглашаясь, ответила Хафиза.
      – Какая разница сколько человек будет, главное, что не одна – так веселее! Дом у них большой, места много, так что не переживай. Люди они простые, гостеприимные, тебе понравятся! Тётушка Зина, жена дяди Василия – очень душевная, а дядю, скорее всего, не будем видеть.
       – А это почему же? – удивилась Хафиза.
       – Да, пьёт он, может неделями бухать, – ответила Галя.

       Возбуждённо обсуждая поездку, они направились в кассу бухгалтерии за отпускными. В коридоре, возвращаясь обратно, столкнулись с Леной Топаловой, преподававшей в училище вместе с отцом скрипку. Она поинтересовалась у них, что это они так оживлённо обсуждают. Девушки рассказали о своей авантюре – завтрашней поездке в Сибирь. У Лены на лице появилось робкое, но радостное выражение.
       – Девочки, а я всё думала, куда же мне поехать в отпуск, можно поеду с вами? Пожалуйста, возьмите меня с собой, – с мольбой в голосе попросила Лена.
       Лена высокая стройная, русоволосая, близорукая, поэтому постоянно носившая очки, была очень милой, скромной, симпатичной девушкой. Она своим тихим спокойным голосом и нравом очень нравилась Хафизе. Они сразу же, ещё при первой встрече, подружились. Девушки были удивлены просьбе Лены, но, тем не менее, с радостью согласились. Хафиза с Галей никак не могли подумать, что домашняя и хрупкая Лена вдруг решится на поездку к «чёрту на кулички». Так как они уже получили отпускные, то решено было им ехать за билетами, а Лене предстояло, выстояв большую очередь, получить свои. Девушки, прикинув, сколько им понадобится денег на всю поездку, тут же скинулись. В кассе железнодорожного вокзала работала знакомая Гали, поэтому они без труда купили три билета в купейный вагон на поезд Андижан – Новосибирск до станции Артышта. Дело было сделано, пути назад не было, только вперёд!

       Хафиза шла домой с тяжёлым сердцем, так как её ждал нелёгкий разговор с мамой. Сразу же, зайдя в дом, она сообщила о своём завтрашнем отъезде. Скандал был неминуем – так оно и случилось. Мама, женщина со сложным характером, не любила, чтобы дети находились вдалеке от неё, поэтому им всегда было проблематично куда-то уезжать из дома, так что без скандалов никогда не обходилось. Мать вечно тряслась за них, поэтому желала, чтобы дети всегда находились подле неё, хотя они уже были взрослыми людьми. Как бы мама ни сопротивлялась каким-то желаниям своих детей, но пошумев, нахватавшись за сердце, она всё же, давала своё благословение, если только у них хватало сил не сдаться и выстоять до этого момента. Но это редко случалось, обычно они быстро сдавались, чтобы не нервировать маму. На этот раз случилось то же самое, но выдержав бой с мамой, Хафиза всё же получила её согласие. Она на радостях быстренько собрала небольшую сумку с вещами – охотница за грибами была готова ехать в Сибирь!
       На следующее утро подруги зашли на базар, чтобы набрать фруктов и кое-что из продуктов в качестве гостинцев и для себя самих в дорогу. Набрали ранний сорт яблок, абрикосов и черешни в вёдра, которые потом могли пригодиться под грибы. Им повезло, что до своей станции они ехали одни, к ним никто так и не подсел, так что пустующую полку использовали под вещи. Поезд тронулся в путь ровно в одиннадцать утра. Пока ехали через Казахстан, унылый однообразный пейзаж утомил, но езда по мосту через озеро Балхаш взбудоражила и напугала их. Он был проложен через самое узкое место озера, протяжённостью около пяти километров. Мост был нешироким, а бордюрчик таким невысоким, казалось, что вагоны вот-вот выскочат из колеи и свалятся в озеро. Позже проводница призналась, что тоже очень боится этого места, и каждый раз проезжая по мосту, начинает молиться. Как только въехали в Восточный Казахстан, а потом пересекли границу Алтайского края, всё изменилось. Перед взором девушек открылись до того великолепные величественные пейзажи, что они прилипли к окну и у них даже отпало желание разговаривать. Они все три дня в пути с восхищением любовались красотой, мелькавшей за окном, Через двое суток пути поезд остановился на полчаса на вокзале города Барнаула, столице Алтайского края. Девушки вышли из поезда подышать свежим воздухом, размять ноги и осмотреться. Вокзал окружали могучие кедры, лиственницы, высокие берёзы – красота! Город они не видели, но судя по мелькавшим за окном видам, девушки поняли, что Барнаул красивый и очень зелёный город. Хафиза, как только въехали на территорию Алтая, почувствовала мистику этих мест. На неё повеяло чем-то загадочным от сопок, покрытых темными густыми лесами, от неба с грозно нависшими тучами, от воздуха которым они дышали. Она была чувствительной натурой ко всему необычному. В ней присутствовал некий дар, привлекавший к ней какие-то таинственные силы, которые она всегда ощущала вокруг себя, но не могла объяснить их природу.

       Красота красотой, но поесть они не забывали, тем более разнообразие предлагаемой на станциях еды было так велико и вкусно, что они с удовольствием в большом количестве её покупали. На каждой станции бабули предлагали пирожки с различной начинкой, яйца, варёных и жареных кур, отварную рассыпчатую картошку, свежие и солёные огурцы и помидоры и много чего ещё, и от всего этого изобилия у них разбегались глаза. К их радости, у них было достаточно денег, чтобы порадовать себя всеми, предлагаемыми разносолами, да и стоило всё это очень дёшево.
       В дороге им было приятно между собой общаться даже не потому, что были подругами, а прежде всего потому, что были людьми коммуникабельными, не доставлявшим друг другу дискомфорта особенностями своего характера. У каждого человека есть свои специфические черты – свои «тараканы», но у одних они распространяются на всех окружающих, а у других это касаются только их самих. Как прекрасно, когда тебе не досаждают, а создают комфортную среду для общения – это своего рода дар. Не с каждым, даже друзьями или близкими, можно вместе с удовольствием путешествовать, для этого человек действительно должен обладать определёнными качествами, делающих близкое и длительное совместное пребывание комфортным. Конечно же, если каждый из спутников будет внимательным, но не назойливым, доброжелательным, лёгким в общении, то можно считать, что поездка удалась. Подругам повезло – они убедились, что им легко друг с другом в поездке, поэтому с радостью и удовольствием общались между собой.
       Вот так, радуя свой взор красотой, душу приятным общением, а аппетит вкусной едой, девушки не заметили, как прибыли на свою станцию – Артышта.

       В полдень поезд, постепенно замедляя ход, остановился на станции. Из окна девушки увидели одинокую фигуру невысокого немолодого мужчины. Им оказался дядя Василий, встречавший племянницу с подружками. Маленький домик с облупившейся штукатуркой оказался зданием станции. Девушки разочарованно и с испугом оглядывались вокруг. По другую сторону от станции и железнодорожного полотна возвышались небольшие сопки в лесопосадках, а им же предстояло идти по просёлочной дороге, сразу начинавшейся за зданием станции. Они пошли по безлюдной даже не дороге, а широкой тропе. Повсюду колыхалась сочная изумрудная трава, из неё выглядывали, покачивая головками, словно приветствуя их, любимые Хафизой полевые цветы, а воздух был напоен ароматами цветущей земли и неугомонным щебетом птиц. От свежего, душистого воздуха у девушек слегка закружилась голова. Вокруг возвышались деревья с густой кроной, и трудно было представить, что в таком безлюдье могут жить люди.
       Первым миновали довольно большой бревенчатый дом, оказавшимся местным ДК, чему девушки приятно удивились – поразительно, что в такой глуши оказался клуб. Пройдя метров двести, уткнулись в сельмаг, где можно было купить всё самое необходимое начиная от хлеба и кончая гвоздями. Пройдя ещё метров триста, наконец-то увидели первую улицу с четырьмя домами со светлым срубом. Дома стояли на достаточно большом расстоянии друг от друга, с палисадниками и огородами, как и полагалось в сельской местности. Участки между ними разделяли аккуратные плетни. За четвёртым домом дорога сворачивала налево и начиналась следующая улица, ещё из четырёх бревенчатых домов. Обе улицы образовали почти прямой угол из восьми домов. Дальше, среди деревьев прятались ещё несколько удалённых друг от друга изб – вот и вся Артышта. Напротив домов где-то в метрах десяти от них росла и белела стройными стволами берёзовая роща.

       Изба дяди Васи была последним во втором ряду и ничем не отличалась от остальных добротных домов Артышты, но второй от начала ряда странно выделялся от остальных. Он был потемневшим, и что-то неприятное исходило от его облика, что-то в нём было не так, как будто нечто, затаившееся в доме, встревоженно и враждебно наблюдало за чужаками. Девушки, боязливо оглядываясь на странный дом, постарались быстрее пройти мимо, но Хафиза успела заметить, как всколыхнулись занавески на окне, и что-то внутри неё сжалось, а потом завибрировало.
       «Ну, конечно же, жители Артышты не каждый день видят гостей, поэтому им любопытно – вот и наблюдают за нами», – постаралась успокоить себя Хафиза.
       Тётушка Галины вышла на крыльцо, чтобы встретить дорогих и долгожданных гостей. Хафиза такой её и представляла по рассказам Галины: высокая, дородная, с круглым и добрым лицом, крупными натруженными руками, в светлом цветастом платье и платочком на голове – типичная деревенская баба. Она так и попросила называть её баб Зиной, а потом всех, как родных, одну за другой крепко обняла и расцеловала, а затем повела в дом. Зашли в небольшой коридорчик, где стояла газовая плита, дальше прошли в большую кухню, как и полагается с русской печкой, длинным столом и крепкими массивными лавками вдоль него. В одном из дальних углов от печки стоял буфет и холодильник. От кухни одна дверь вела в комнату, где потом расположились девушки, а другая в небольшую, но уютную гостиную. Из гостиной ещё одна дверь вела в спальню хозяев. К удивлению девушек в зале стоял диван и два удобных кресла, с накидками из белой вафельной ткани с красивой вышивкой, по краям с кружевами, вязаными крючком. Напротив дивана на тумбочке стоял чёрно-белый телевизор «Рекорд», а рядом этажерка, верхнюю полку которой украшали фигурки зверюшек из фаянса и фарфора, а на нижних полках расположились плотными рядами книги, что не могло не порадовать девочек, любящих читать. Отдельно, на небольшом журнальном столике, красовался блестящий телефонный аппарат чёрного цвета: «Ни к селу - ни к городу», – подумалось Хафизе. Во всех комнатах на полу лежали светлые домотканые дорожки. Внутренние стены в доме остались бревенчатыми, кроме гостиной – она была обклеена симпатичными светлыми, в мелкий рисунок обоями. На всех подоконниках стояли в горшках множество гераней, о лечебных свойствах которых, потом рассказала баб Зина. На стенах висели в рамках под стёклами фотографии многочисленных родственников, сына с дочерью на данный момент живущих в Кемерово. Во всём доме царили чистота и порядок – всё просто и со вкусом! Они не ожидали столкнуться в таких глухих местах, да ещё в избе почти, с таким же убранством, как и в городских домах и квартирах. Значит, всё дело в человеке, будет желание – везде сумеет создать красоту и уют. Девушки приметили почти во всех комнатах в углу иконы и лампадки. Им сразу же сделалось спокойно в этом тёплом, чистом доме. У баб Зины и дяди Васи, как и у всех в Артыште, было большое хозяйство, благодаря которому они зарабатывали на жизнь. Сзади дома стояла небольшая банька, а за ней начинался обширный огород с картошкой с уже довольно высокой ботвой, а на небольших холмиках, вызвавшие неприятную ассоциацию у Хафизы, были высажены овощи и зелень. Дальше за огородом виднелись сарайчики с многочисленной живностью: коровой с телёнком, свиньями, курами, гусями и утками. Во дворе росли высокие яблони, а вдоль плетня кусты смородины, малины и крыжовника – в хозяйстве было почти всё необходимое для жизни.

       Во дворе, умывшись из умывальника и переодевшись в чистую одежду, девушки сели за стол обедать. Дядя Вася, как и ожидалось, куда-то исчез и на вопрос подруг, почему он не садится с ними обедать, баб Зина в сердцах махнула рукой в сторону сараев. Стол был уставлен яствами баб Зины. От чугунка шёл ароматный запах тушёной картошки с грибами со сметаной, в тарелках их дожидалась аппетитная холодная окрошка на квасе, а в миске горкой высились варёные крупные куриные яйца. Притягивало взор огромное блюдо с печёными пирожками и булочками, солёные грибы, а также глиняный горшок с золотистой и такой густой сметаной, что ложка была воткнута в неё, как штыковая лопата. Огурцы, помидоры, зелень – всё со своего огорода довершали обеденное меню. Девушки при виде такого обилия еды сначала тяжко, но, потом радостно вздохнув, уселись за стол. Трапеза по-сибирски началась.
       У девушек после долгой дороги, вкусной и обильной еды закрывались глаза. От бани им пришлось наотрез отказаться, так как их сил хватило только доползти до своих кроватей. В их комнате стояла одна большая кровать, где разместились Хафиза с Леной, а на другой поуже – Галя. Они не просто заснули, а ку-да-то дружно провалились.
       Хафиза открыла глаза, когда солнце уже садилось. Окно в их комнате как раз выходило на запад и на берёзовую рощу, позолоченную закатом, находившуюся недалеко от дома. Она подошла к окну и стала любоваться берёзами, которые очень любила. Вдруг заметила огромную шляпу гриба буквально в нескольких метрах от неё. Незнакомый гриб, как магнитом тянул к себе и она, не выдержав, стала одеваться. В прихожей её нагнала Лена, а Галя возле рощи. Подруги поспали немного, пришли в себя, да и на закате солнца нельзя было спать, об этом Хафиза знала ещё с детства – родители запрещали и никогда не давали спать детям на закате. Из глубин веков шло поверье, что в сумерках открываются врата в потусторонний мир, и пока душа во время сна пребывает в астрале, нечистая сила может вселиться в тело спящего человека. Было ещё светло, в роще воздух был так насыщен запахами трав, цветов и земляники, что у девушек вновь слегка закружилась голова. Они кинулись на траву, немного полежали на тёплой земле, засмотревшись на темнеющее уже темно-синее, почти фиолетовое небо с редкими облачками. Запах земляники не дал им поваляться на траве, они поднялись и углубились в рощу. Сначала наткнулись на многочисленное семейство лисичек, приведших их в возбужденно-радостное состояние грибника наконец-то нашедшего свою заветную полянку. Они не кинулись их срезать, а проявив троекратное здравомыслие – решили дать им время подрасти. Потом вышли на целую полянку с земляникой. Наевшись и насобирав крупных сладких и душистых ягод, и не забыв срезать огромный гриб, они уже по темноте пошли к дому. Он был совсем рядом, поэтому им было не страшно из-за безлюдья вокруг, хотя почему-то поминутно оглядывались, как будто кто-то смотрел им в спину. Их ожидал ужин с борщом и пирогами. Баб Зина, поинтересовалась, где же они, шахини, так долго пропадали. Она решила так их называть, а девушкам было приятно, так как в устах баб Зины слово «шахини» звучало экзотично и красиво. Гриб оказался съедобным – груздем, а землянику, смешав с крыжовником и малиной, баб Зина подала с парным молоком. За ужином девушки уже более подробно рассказали о себе, чем занимаются, о родителях.
Подруги легли спать довольно рано, так как у них был очень длинный и насыщенный день. В комнате было уютно, но занавески были коротенькими, прикрывавшими окно до половины, а за ним уже царила темнота и тревожно шумела роща. Днём природа восхитила их, но сейчас, ночь вселяла необъяснимый страх, да и мало ли кто мог заглянуть в их окно. Галя попросила у тёти газету прикрыть окно, но та пообещала, что завтра обязательно повесит другие, а пока пусть потерпят.

       Утром девушки проснулись рано, ярко светило солнышко, весело щебетали птички. Умывшись из умывальника, подруги пошли завтракать. На столе на блюде лежали свежеиспеченные блины, в кувшинах стояли парное молоко и сметана. У девочек от домашних молочных продуктов начались проблемы с желудком – он просто не выдерживал такой нагрузки, хотя прошёл всего-то один день. Пока девочки думали, что им есть, а от чего пока воздержаться, послышался в прихожей женский голос. На пороге кухни возникла фигура высокой худощавой женщины лет за шестьдесят. На голове был повязан белый платочек, а платье на ней было тёмно-синее в мелкий цветочек, а поверх накинута кофта-лапша.
       – С добрым утром, восточные красавицы, – мягкий, мелодичный голос поприветствовал девушек.
       Девушки дружно в унисон поздоровались с ней.
       – Люся, ты чего стоишь, проходи, – раздался раскатистый голос баб Зины.
       – Да я только за спичками, дай, пожалуйста, в долг, верну обязательно.
       – Да Бог с тобой, не надо возвращать, дам тебе, только попей с нами чайку, – попросила баб Зина.
       Соседка потопталась на пороге и только после приглашения прошла на кухню и села на лавку. Девочки в изумлении разглядывали необычную гостью. Лицо у неё было узкое с прямым длинноватым носом и тонкими губами, которые не портили её, а придавали лицу аристократичность. Её зеленоватые, чуть раскосые глаза внимательно и с интересом разглядывали девушек. Она расположилась на лавке, словно на троне, сидела совершенно прямой спиной, правда, красиво закинув ногу за ногу и изящно скрестив руки на коленях. Девочки, в свою очередь, растерянно, но с интересом уставились на баб Люсю – так она поразила их. Намётанный глаз Хафизы, сразу определил в ней бывшую балерину или танцовщицу.
       – Баб Люся, а вы танцевали в молодости? – не выдержала она.
       – Ну что вы, детка, я всю свою жизнь прожила в сельской местности, почти никуда не выезжая.
       – Даже не верится, глядя на вас можно подумать, что вы всю свою жизнь занимались танцами, – недоверчиво в ответ сказала Хафиза.
       Галя с Леной дружно закивали головой, подтверждая слова подруги.
       – Спасибо, деточки! Для меня это большой комплимент, – поблагодарила баб Люся и поднялась, лучезарно улыбаясь. – Мне пора идти. Приятно было познакомиться. Мы ещё с вами увидимся.
       Легко вспорхнув с лавки, баб Люся направилась к выходу. Баб Зина вышла её проводить, а девушки застыли поражённые, не зная, как реагировать на чувства, вызванные соседкой. Она вызвала в них восхищение, недоумение, любопытство и какое-то тревожное чувство: что-то в ней не вязалось, что-то было не так. Её приятная правильная речь, легкая походка, изящная рука, со слегка оттопыренным мизинчиком, державшая кружку с чаем, осанка балерины, а не деревенской бабы – весь её облик просто сразил наповал подруг. Если бы она подтвердила их догадку, что некогда танцевала и имела отношение к искусству, но потом по каким-то причинам удалилась в глушь – всё объяснило, но она начисто отвергла их предположение. Подруги поняли, что баб Люся что-то скрывает, она не та за кого себя выдаёт, но почему? Баб Зина подтвердила, что Люся сельская жительница уже много лет проживающая в Артыште и вроде бы никогда не жившая в городе, во всяком случае, опять же с её слов. Жизнь её сложилась трагично, но в чём оно заключалось, так баб Зина не пожелала рассказать, но пообещав как-нибудь потом, на досуге. Девушки почувствовали, что ей почему-то не очень хочется об этом говорить. Подруги не поверили баб Люсе – они верили своим глазам и своим ощущениям.
       – Не пойму, и чего приходила Люська, отродясь такого не было, просто чудеса: никогда ничего не просила у меня, это – в первый раз. Ни к кому не ходит и никто к ней тоже не заходит, живёт, как сыч. Видать, вы сильно разожгли её любопытство, хотя непонятно всё это, – ещё больше подлила масла в огонь баб Зина, растерянно и задумчиво покачивая головой. Подруги ещё долго возбуждённо и встревоженно обсуждали неожиданный визит и личность необычной соседки.

       После завтрака подруги по просьбе баб Зины с удовольствием накопали для обеда немного молодой картошки-скороспелки, что росла у рощи. Такие обыденные простые дела, как забота о хлебе насущном, как-то отвлекли и успокоили их от какой-то непонятной тревоги, сгущавшейся вокруг них. Девушки решили пойти прогуляться на лесопосадки, хотя баб Зина предупредила их, что из-за отсутствия туманов и дождей в лесу, на другой стороне станции, ещё нет грибов. Но подругам хотелось отвлечься, поэтому всё равно направились в ту сторону. Баб Зина прокричала им вслед, что вечером их ожидает баня. В основном лесопосадки были высажены соснами, поэтому приятно пахло хвоей, но было сухо и грибы не попадались. Покружив среди сосен, они всё же насобирали полное ведро каких-то невзрачных грибочков. Баб Зина, увидев это добро, тут же выкинула, приказав девочкам помыть руки с мылом, так как они набрали ядовитых поганок – их первый поход по грибы закончился неудачей. Зайдя в свою комнату, они увидели на окнах обещанные красивые весёлые шторки. Пообедали девушки с большим аппетитом, попробовали молодой рассыпчатой и очень вкусной картошки с курицей и овощами. После обеда подруги объявили баб Зине, что теперь они сами по очереди будут готовить и заниматься уборкой дома. Решение их было твёрдо, несмотря на бурные протесты хозяйки. Вечером до ужина их ожидала обещанная баня. Баня была чистой, пропахшей ароматом многочисленных веников, висящих в предбаннике. Веники были и берёзовые, и дубовые, и ещё какие-то, также пучками висели высушенные травы. Баб Зина от души напарила их, отхлестала вениками, а потом облила холодной водой. Они еле живые выползли из баньки и повалились прямо на траву. Ужинать у них уже не было сил, поэтому попив чаю с мёдом и вареньем, кое-как добравшись до своих постелей мгновенно улетели в сновидения, каждая в своё.

       Незаметно дни проходили за днями, но их у них было предостаточно. Девочки никуда не спешили и могли пробыть в Артыште и месяц и полтора – баб Зина была бы только рада. Они с собой привезли много мясных продуктов: разных сортов колбас, окорок, бекон. Да и баб Зина забила нескольких кур, гуся и утку, и девочкам пришлось нелегко, ощипывая их. Она время от времени доставала у жителей соседнего большого посёлка то свинины, то говядины, поэтому часто готовились восточные блюда, такие как манты, лагман, плов, которые очень пришлись по душе баб Зине. Девочкам хотелось угостить и дядю Васю восточными блюдами, к тому же Галина стала переживать за дядю, который исчез бесследно, но, очевидно, он был жив, раз ни тётя и никто из односельчан не всполошились его долгим отсутствием. Конечно же, баб Зина его подкармливала, не мог же он питаться одними сырыми яйцами. Всё было просто: в сарае стояло несколько фляг с брагой, которая потом перегонялась в самогон и сдавалась оптом постоянным клиентам. Бывало, забирали даже брагу во флягах, не дожидаясь перегона. Вот Василий и прилип к этим сосудам, воспользовавшись приездом племянницы с подругами, не в силах от них оторваться. Он там же и ел, и спал, не отходя далеко от браги, так что и ему было хорошо. Девочки, как-то пытались отнести ему еды, но баб Зина сказала, что он беспробудно спит и неизвестно, когда придёт в себя.
       На пятый день их пребывания в Артыште, Хафизе стало плохо: прихватил желудок, и она всю ночь промаялась, а утром ей вызвали скорую по стоящему в гостиной чёрному аппарату – вот и пригодился. На удивление она приехала очень быстро. Скорая приехала из соседнего посёлка Сосновки, что стоял в трёх километрах от Артышты. Медсестра сделала обезболивающий укол и дала каких-то таблеток и сказала, что это у Хафизы реакция на натуральные, чистые продукты. У баб Зины тоже были какие-то свои лекарства, в результате к вечеру ей стало лучше, но вплоть до отъезда даже от запаха молока и сметаны её начинало тошнить. Ещё несколько дней Хафиза ничего не ела, кроме целебного куриного бульона.
Как-то вечером девушки вышли на крылечко подышать воздухом. Тётушка Галины копошилась во дворе, когда появился пастух с её коровой и телёнком.
       – Зин, скоро по приметам туманы придут, – загоняя во двор скотину, сообщил пастух.
       – Ой, хорошо-то как, знать скоро настоящие грибы пойдут, – обрадовалась баб Зина.
       Что это за туманы подруги поняли чуть позже. В этих краях где-то со второй половины июня начиналось время густых туманов, и тогда на поверхность высыпали грибы – начинался долгожданный грибной сезон. Так оно и случилось через два дня, как и говорил пастух. Правда, эти плотные молочно-белые туманы вызвали страх в Хафизе. Они были очень густыми, постепенно обволакивали и поглощали всё в округе, как в рассказе Стивена Кинга «Туман», который она прочитала перед своим отъездом в Сибирь. Галя с Леной более спокойно воспринимали это природное явление, хотя им тоже было не по себе, когда туман, как огромное бесформенное одеяло, накрывал и растворял в себе Артышту, поглощая все её звуки и вызывая непонятную беспричинную тревогу в них. Может быть, из глубин подсознания поднимались первобытные инстинкты и память их предков о тех туманах, в которых могла скрываться угроза для их жизни, в виде затаившихся хищных зверей или врагов из соседних племен. В Хафизе сидели разного рода страхи, своего рода фобии, к тому же она была слишком уж эмоциональной и сверхчувствительной. В один из вечеров, когда клубящийся туман наполз на Артышту и заполонил все её окрестности, воцарилось абсолютное безмолвие. Хафиза, чтобы хоть как-то унять, отвлечься от внутреннего беспокойства, во всех красках, как раз ко сну, пересказала фантастический рассказ Кинга «Туман». Ей удалось напугать не только девочек, но и баб Зину. У Кинга мозги устроены таким образом, что он в своих произведениях талантливо концентрирует все человеческие страхи, потом целенаправленно наносит удар по здравому смыслу, до смерти пугая несчастных читателей. Его произведения вызывают сильное чувство ужаса, поэтому и баб Зина оказалась не исключением. Талант Кинга, как писателя ужастиков и дар Хафизы, как рассказчицы, довели бесстрашную баб Зину до иррационального страха. Он, охватив её, заставил испугаться за жизнь Василия, обитавшего в сарае и ничего не ведавшего о кинговском тумане-людоеде. Потом всё же, взяв себя в свои сильные руки, здраво рассудив, что мужа в таком его беспробудном затуманенном состоянии не возьмёт даже кинговский всеядный туман, она, повернувшись лицом по направлению к сараям с дорогим её Василием и всей живностью, перекрестив пространство и себя, улеглась и вскоре забылась беспокойным тревожным сном, хотя и намаялась за день.

       К туманам добавились по ночам сильные дожди, зато дни стояли чудесные солнечные. Девочки каждый день приносили с лесопосадок по несколько вёдер боровиков, подосиновиков, маслят и груздей. Как-то девочки зашли в лес и разбежались в разные стороны. Хафиза не заметила, как углубилась на несколько километров. Вдруг резко остановилась, выйдя на полянку, где сидели человек пятнадцать заключённых. Она это поняла по их одежде. Они все разом повернули головы в её сторону, затем, молча встав, углубились в лес. Хафиза с перепуга побежала обратно, выкрикивая имена подруг. Вечером баб Зина корила себя, что не предупредила их о зоне с политзаключёнными в пятнадцати-двадцати километрах от станции, в глубине леса, на которых напоролась Хафиза. Девушки после того случая держались вместе и не заходили далеко в лес. Как-то, возвращаясь с полными вёдрами грибов, зашли в местный клуб. Зайдя в довольно просторный зал, увидели пианино и очень обрадовались, особенно Галя. На шум вышла заведующая клубом, женщина средних лет и, приветливо поздоровавшись, стала расспрашивать их кто они и откуда. Узнав о них, она, в свою очередь обрадовалась и попросила девочек дать концерт на вечере, который состоится в ближайшую субботу. У жителей станций Артышта, Таёжная и села Сосновки, оказывается, была традиция время от времени встречаться, устраивать совместные концерты и гулянья – вот на такую встречу получили приглашение подруги. Они дали своё согласие – почему бы не порадовать людей – и решили, что до субботы у них есть время для подготовки. Дома составили план выступления, примерно на один час. Баб Зина отказалась присутствовать на концерте, сославшись на дела, которых у неё действительно было в избытке. В субботу днём в три часа дня начался концерт артисток из Узбекистана. Зал был битком набит. Галина на плохо настроенном пианино сыграла несколько произведений, Лене достали детскую скрипку, и она, чертыхаясь, сыграла что-то из Паганини и полонез Огинского. Хафиза под аккомпанемент Гали продекламировала три любимых стихотворения и показала танец с шарфами. Жители с восхищением внимали почти часовому выступлению артисток, а после концерта горячо благодарили их и организовали в фойе клуба стол, который ломился от обилия еды. Все остались довольны друг другом и поздно вечером разошлись по домам.

      Подруги уже освоились в Артыште и даже прогулялись до Сосновки. Сосновка оказалась большим посёлком с поликлиникой, милицейским участком, своей пекарней и даже двухэтажными домами – посёлок, как посёлок, только в окружении густой сибирской тайги. По грибы ходили каждый день, если не было дождя, потом дружно обрабатывали их, мыли в большой ванне, стоявшей у водопровода во дворе, затем солили, мариновали, варили, жарили. Вот так проходила у них горячая грибная пора. Как-то в обед к ним в очередной раз заглянула баб Люся. Она держала в руках свёрток. В нём оказались овощи с её ого-рода.
       – Зачем принесла, своих хватает, – проворчала баб Зина, но всё же, взяла овощи.
       – Не было больше у меня ничего, вот и решила хотя бы редиской и огурчиками девочек угостить.
       – Проходи, чего стоишь у порога.
       Баб Люся опять только после приглашения, осторожно переступив порог, прошла на кухню. Девушки при виде неё вскочили и усадили её за стол. Она была в красивом сарафане с мелкими пуговичками до отрезной талии и с неизменным платочком на голове, который сочетался с сарафаном. Хафиза опять, не удержавшись, принялась расспрашивать её и уточнять, не городская ли она всё же, не танцевала ли когда-нибудь. В свою очередь, баб Люся стала расспрашивать девочек, чем они занимаются на родине и всё восхищалась густыми волосами Хафизы, её тонкой изящной фигуркой. Поговорив немного, она засобиралась домой, при этом пригласив их как-нибудь заглянуть к ней на чай. Она настолько заинтриговала девушек, что они с готовностью согласились, а Хафизу будто что-то толкнуло: не сдержавшись, прокричала ей вслед, нельзя ли им завтра забежать на чай. На что баб Люся, даже не повернув головы, бросила в ответ, что ждёт их в час дня.
       Когда она ушла, баб Зина выкинула принесённые ею овощи. Девочки почувствовали, что она как-то настороженно относится к соседке, хотя ни единого плохого слова до сих пор про неё не сказала, но овощи почему-то выбросила. Баб Зина, возможно, что-то знала, но пока не делилась этим с девочками. Подруги стали обсуждать то впечатление, которое произвела на них загадочная жительница Артышты. Хафиза высказала мнение, что она не та, за кого себя выдаёт, с ней связана какая-то тайна. Галя с Леной согласились с ней. В её дом влекло их желание хоть что-то разузнать о ней. Хафиза даже поспорила с девочками, что у неё должны быть фотоальбомы, которые хорошо бы посмотреть. Подруги же усомнились, что они у неё есть, а если даже и есть, то вряд ли покажет им. Слово за слово, вдруг Хафиза вспомнила первую ночь в Артыште, словно её озарило.
       – Девчонки, я не хотела вас пугать, а потом сама забыла. Считаю, что это имеет отношение ко всему, что здесь происходит. В первую же ночь проснулась от того, что я почувствовала чьё-то присутствие за окном, мне это не могло показаться. Я сильно испугалась, но решила не говорить вам.
       – Я тоже проснулась ночью, и мне показалось, что кто-то смотрит к нам в окно, – запинаясь, со страхом в голосе отозвалась Лена.
       – Ладно, признаюсь, у меня было то же самое,  – нехотя сказала Галя.
       – Шахини, не городите чепухи, некому стоять под вашим окнам и глазеть на вас, кому это нужно ночью-то, – сердито высказалась баб Зина, не желавшая, чтобы девочки сами себя накручивали.
       Девушки поняли, что не стоит её волновать, поэтому, уединившись в своей комнате, продолжили обсуждать сложившуюся ситуацию. Обратили внимание ещё на некоторые странные детали: баб Люся, почему-то переступала через порог только после приглашения, как будто что-то не давало ей пройти в дом без согласия хозяев. Почему она, такая нелюдимая, вдруг зачастила к ним? Они видели, что это обстоятельство напрягает и хозяйку, так как визиты соседки выходили за рамки её многолетнего привычного поведения. Что ей нужно от девочек, что привлекает к ним? Подруги не знали, насколько хорошо баб Зина осведомлена о своей соседке, а если что-то и знает, то ничем не выдаёт этого, что тоже странно. Всё, что связано с баб Люсей, странно, как ни крути. Все трое, каждый раз проходя мимо дома соседки, чувствовали, как кто-то наблюдает за ними, и каждая из них внутренне съёживалась. Ещё одно обстоятельство выделяло баб Люсю от остальных жителей Артышты – её дом. Именно её дом был потемневшим, чужеродным, как-то не вписывающимся в общую среду, хотя по возрасту был таким же, как и все остальные дома Артышты. Хафиза, читавшая много разного рода литературы, знала, что дома темнеют, когда стоят на «плохих» местах – аномальных зонах. Лена после обсуждения высказалась против вылазки в дом баб Люси. Хафиза знала, что Лена очень умная девушка, с тонкой интуицией, и она чувствует что-то нехорошее в том доме. Спали девочки беспокойно. Хафиза видела странные сны, как будто нечто незримое, неуловимое присутствовало рядом, сливаясь с тенями, струясь, как дым, следовало за ней повсюду по её сновидениям, словно силясь что-то узреть, что-то найти для себя в этих снах.

       Рано утром подруги, позавтракав, сразу пошли в лес, чтобы успеть к часу дня пойти к бабе Люсе. Набрав и обработав грибы, пообедав, взяв с собой пирожков, девочки направились в сторону дома баб Люси. Лена ещё раз попыталась отговорить подруг, но поняв, что это бесполезно, не решилась отпустить их одних. Баб Зина спокойно восприняла их желание пойти в гости, ничего в том не углядев плохого. На стук вышла баб Люся. Её вид озадачил подруг: то ли она забыла об их приходе, то ли случилось что-то непредвиденное, но она была растеряна, сильно поглощена чем-то, но, тем не менее, пригласила их в дом. Расположение в доме было не совсем таким, как у баб Зины. В узком коридорчике справа была установлена газовая плита и стоял небольшой шкафчик. Слева заметили люк в подвал, а рядом с ним мужские ботинки большого размера. У самого входа на кухню стояла полка с красивой женской обувью. Девушки удивлённо переглянулись между собой.
       «Ну вот, сюрпризы сразу начались», – подумала Хафиза, увидев мужскую и женскую обувь.
       Кухня располагалась отдельно от жилых комнат. Как только зашли на кухню, чуть меньшую, чем у баб Зины, они сразу же что-то почувствовали. Они словно попали в другой мир. Ни теплом, ни уютом даже не пахло: ни тебе дорожек, ни цветов, и тем более икон с лампадками; стены были абсолютно голыми, их окружали потемневшие, словно покрытые каким-то налётом брёвна. Стоял стол, вокруг него несколько табуреток и скамейка. Девочки, внутренне сжавшись, сели за стол. Лена, втянув голову в плечи, а руки сунув между колен, уставилась в одну точку, а Галя растерянно оглядывалась вокруг. Баб Люся, вместо того, чтобы накрыть стол для чая что-то всё суетилась, бегая из кухни в коридор. Попросила девочек посидеть, пока закипит чайник, но они не слышали, чтобы она ставила его на плиту. Потом принесла и поставила на стол квас, печенье и опять выбежала в коридор и девочки услышали, как она открыла люк и спустилась в подвал. Хафиза, едва сев за стол, вдруг почувствовала, как у неё мурашки забегали по коже, а волосы на руках и голове встали дыбом. Через некоторое время ей стало казаться, что на них кто-то смотрит. Замерев, не в силах произнести хоть одно слово, она медленно стала водить глазами по сторонам, чтобы понять, откуда исходит взгляд, но ничего не увидела, кухня была пуста. Вдруг она ощутила, как помимо её воли в голове стали возникать какие-то картинки и образы, словно кто-то листал её память, как книгу, и Кто-то копошился в её голове! Галя с Леной, увидев ужас на лице Хафизы, наклонились к ней и мимикой, глазами дали понять, что ощущают то же самое. Все трое чувствовали, что от одной из стен исходила волна, вызывавшая в них чувство ужаса. За стенкой ничего не было, так как она выходила на улицу, девочки проверили, но никого там не увидели. Убедившись, что на кухне, кроме них, никого нет, стали тихонько переговариваться; они не понимали, что происходит, и куда делась хозяйка. Баб Люся вбежала на кухню, суетливо покрутившись, опять попросила девушек посидеть одним пока закипит чайник, но они знали, что она до сих пор так его и не ставила на огонь.

       Хафиза решила пойти напролом и попросила её дать посмотреть фотоальбомы, пока она занимается своими делами. На их удивление она, пообещав принести, выскочила в коридор, и снова спустилась в подвал, и подруги даже услышали под полом её приглушенные шаги. Девушки снова застыли в напряжении, говорить боялись, но поняли, что случилось нечто непредвиденное, раз баб Люся ведёт себя так странно, совсем не проявляя внимания к своим гостям. Вдруг тонкий слух Лены уловил очень тихие звуки музыки тридцатых годов, словно заиграл патефон. Она шёпотом попросила подруг прислушаться, и тогда они тоже уловили еле слышимые звуки музыки, а ещё невнятную речь, как будто разговаривали. Их словно парализовало, до них ещё не доходило, что нельзя оставаться в доме, куда кроме них ещё никого не допускали. Появилась баб Люся с альбомами в руках – и не с одним, а четырьмя. Они были красного, синего, серого и бежевого цветов. Она милейшим голосом попросила их не скучать, пока посмотреть альбомы, и опять убежала в свой таинственный подвал. Наверное, там что-то происходило, раз она пропадала в нём, и весь её вид говорил об этом. Хафиза выбрала бежевый альбом. Листая его страницы, она увидела множество фотографий, на которых стояла надпись «Черноморье. Год – 1939». На них красовалась то в купальнике, то в шикарных нарядах баб Люся, которая, конечно же, не была ею. Галя с Леной в своих альбомах увидели её на фотографиях, чаще всего в обществе каких-то импозантных мужчин и женщин. На кухню в очередной раз без чая забежала баб Люся.
       – Вы же говорили, что никуда не выезжали, – тут же на неё неосторожно накинулась Хафиза.
       – Деточка моя, это было так давно, и я была такой юной, что у меня ощущение, будто этого никогда не было, – мягко с ностальгическими нотками в голосе ответила баб Люся.
       Эти слова ничего не объясняли, особенно её деревенского, по её утверждениям, происхождения. Выходило, что родившись и живя в деревне, она временами выезжала в большой свет, чтобы, поблистав в шикарных нарядах, потом вновь вернуться к себе в родную глухомань? Такие мысли промелькнули у Хафизы в голове, но больше она не успела ничего спросить, так как хозяйка снова вышла по своим делам. Хафиза листала альбом и дошла почти до середины, когда заметила вылезший из прорези уголочек одной из фотографий. Хафиза аккуратненько вставила уголочек снимка обратно и стала разглаживать фотографию. Вдруг её пальцы нащупали на поверхности неровность. Они пришли в этот дом, чтобы хоть что-то понять, разузнать – сердце Хафизы куда-то ухнуло – это был знак, она доверяла своим ощущениям. Она осторожненько извлекла фотографию и увидела под ней другую, меньшую размером. Пальцы задрожали, она чуть не выронила снимок на пол, ком подкатил к горлу, её стало подташнивать. Но надо было продержаться, действовать быстро до прихода хозяйки. Она заставила себя сосредоточиться, хорошо рассмотреть и запомнить, что было на снимке, хотя от ужаса у неё внутри всё свернулось в маленький дрожащий комочек. На снимке было запечатлено: на фоне виселиц с повешенными военнопленными, молодая женщина прикуривала сигарету у офицера эсэсовца – это была баб Люся… В Хафизе всё окаменело, как будто наконец-то некто незримо присутствовавший рядом с ними с момента их приезда в Артышту, то, что проникло даже в её сновидения, решил приоткрыться – это была некая злобная сущность, обитавшая в этом доме. Потом кровь ударила в голову, её качнуло, пришлось несколько секунд усиленно дышать, чтобы воздух стал поступать в лёгкие. Она собралась с силами и мыслями. Не годилось вскочить и бежать из этого чёртового дома, прихватив подруг, нельзя было себя выдавать, иначе – конец, это она отчётливо понимала несмотря на своё состояние. Хафиза стала дальше листать альбом, машинально ощупывая каждую фотографию. Её сил и времени хватило найти ещё четыре фотографии. На втором снимке было: на фоне эшафота два советских военнопленных избитых, замученных, со склонёнными головами на грудь. На третьем: на фоне дома с большой вывеской «Сельпо» колонна с военнопленными в сопровождении немецких солдат с овчарками и автоматами наперевес. На четвёртом: она в красивом платье среди эсэсовцев с бокалом вина в руке. На пятом: она мило улыбается, а немецкий офицер целует её в щёчку.
       Хафиза жестами подозвала к себе подруг, чтобы показать это исчадие ада на снимках. У неё хватило сил все эти фотографии заложить обратно, как было изначально. На лице девочек был такой ужас, что они могли выдать себя, и тогда их вряд ли выпустят живыми из этого дома. Баб Люся могла заверить всех, что они погостили и пошли прогуляться в лес, а там зоны с зэками. Как могли не поверить этому «божьему одуванчику» с милейшим голосом?! Если бы они могли, то вылетели пулей из этого зловещего дома, но они пока не могли. Хафиза лихорадочно думала, а девочки застыли, держась за стол руками, чтобы не грохнуться, пока не услышали шаги, поднимающиеся из подвала. Вдруг на Хафизу накатила тошнота, её скрутило, вскочив и схватив за руку подруг, она ринулась к двери. В коридоре столкнулись с баб Люсей.
       – Баб Люся, простите меня, но мне очень плохо, опять желудок прихватил, – прохрипела Хафиза, кое-как надевая свою обувь.
       Девочки поддерживали её, чтобы она не упала, хотя их самих мелко трясло, и ноги подгибались от слабости, вызванной ужасом. Едва успела выбраться во двор, как её вырвало. Ей не пришлось ничего изображать – ужас был так велик, что её буквально разрывало изнутри, что, возможно, их спасло. Баб Люся, вышла на крыльцо, постояла немного, а потом они услышали, как она, пробормотав что-то на прощание, зашла в дом и захлопнула за собой дверь в преисподнюю.

       Девушки не сразу пошли к дому баб Зины, а шатаясь, поддерживая друг друга, направились к роще. Они упали на траву и долго молча лежали, приходя в себя,очищаясь от пропитавшегося в них страха. Они вдыхали чистый медовый воздух, подставили лица под лучи солнца и почувствовали, как постепенно возвращается к ним жизнь и силы, отнятые страшным домом зловещей баб Люси.
       Придя в дом баб Зины, они постарались ничем не выдать своего состояния. Правда, она что-то почувствовала и всё пыталась узнать всё ли в порядке, почему они такие подавленные, но девочки стойко держались, не желая втягивать её во весь этот кошмар. Баб Зина несказанно удивилась, узнав, что соседка так и не напоила их чаем.
       – И чего надо было приглашать, отнимать ваше время, если ей некогда было даже чаем вас попоить, – возмущалась она.
       Подруги, чтобы что-то для себя прояснить упросили баб Зину рассказать всё о баб Люсе, тем более что она обещала это сделать.
       – Люся появилась в этих краях давно, не помню уж когда, – начала свой рассказ баб Зина. – Муж работал в депо. Они вели очень замкнутый образ жизни. Люди время от времени видели по ночам каких-то мужчин, которые приходили в их дом. Кто они, и что они там делали, никто не знал. После одного из таких визитов мужа нашли в роще с перерезанным горлом. У них был сын очень умный, начитанный. Ему было восемнадцать лет, когда нашли его недалеко от депо, лежащего на рельсах. Машинист в темноте не увидел его и проехал по нему. Решили, что он покончил с собой, так как это произошло буквально через несколько месяцев, после смерти отца. Говорят, он был ей не сыном, а племянником, но это только слухи. Незадолго до трагедии соседи слышали, как он кричал матери, что он всё знает и расскажет всем, но что именно расскажет, они не расслышали. Вот такая трагедия разыгралась в Артыште восемнадцать лет назад, – закончила свой рассказ баб Зина.
       Подруги выслушали рассказ в полном молчании, потом уединились в своей комнате, чтобы обсудить полученную информацию. Им ясно было одно – от баб Люси исходит угроза. Кем она была в молодости? Судя по фотографиям, она сотрудничала с фашистами, после крушения Германии стала агентом немецких спецслужб, а, может, изначально была им. После войны в районе Артышты было много лагерей с немецкими военнопленными, может быть, именно поэтому она обосновалась здесь? Возможно, она была из «бывших русских», мстивших советскому строю. Со всем этим было понятно, но было нечто другое, необъяснимое и страшное в баб Люсе. Почему у неё почернел дом снаружи и изнутри? Что за подвал, почему она там пропадала, а они ощущали на себе чьё-то воздействие – за ними наблюдали, копошились в мозгах. Может, в подвале бала секретная лаборатория и над ними решили провести опыт? Почему она показала им альбомы и зачем хранить такие страшные снимки? Хафиза решила, что баб Люся была слишком взбудоражена чем-то, сильно озадачена, поэтому, не подумав, отдала им альбомы, а, может, хотела задержать их, не предполагая, что Хафиза может обнаружить страшные изобличающие фотографии? Вдруг её пронзила страшное предположение: их не собирались выпускать, поэтому и дали альбомы, и баб Люся из-за этого была сама не своя. Хафиза поделилась со своим предположением с подругами – они окаменели от ужаса. Всё могло быть именно так. Может быть, в подвале была вовсе не лаборатория, а там она совершала какие-то магические ритуалы? Ведь должна быть причина, по которой дом почернел. Все трое, вступив на его территорию, сразу и одновременно почувствовали на себе его сверхъестественное воздействие. Несомненно – дом излучал энергию, несовместимую с энергетикой обычных людей.

       Вопросы, вопросы, одни вопросы без ответов и бесконечные предположения… Девушки старались вспомнить каждую деталь, которая могла помочь что-то прояснить. Вспомнили, как выбегая из дома, несмотря на своё состояние, обратили внимание на отсутствие мужских ботинок, стоявших рядом с люком. Значит, в доме присутствовал мужчина, вернее в подвале, так что расправиться с ними было бы нетрудно. Почему баб Люся, когда стали напрашиваться к ней в гости, дала согласие принять их, а потом повела себя так, словно они застали её врасплох? Могла отказать им под любым предлогом, но почему-то не сделала этого. Скорее всего, она рано или поздно сама их пригласила – не зря же стала захаживать к баб Зине, но успела бы как следует подготовиться, а так произошёл сбой. Произошло нечто непредвиденное? Хафиза призадумалась, а потом опять поделилась со своими мыслями с подругами. А что, если баб Люся разволновалась именно по причине того, что девушки ей были нужны или одна из них? Именно поэтому она не попросила их прийти в следующий раз, а пригласила в дом, но повела себя очень странно, не так, как подобает гостеприимной хозяйке. Хафиза обратила внимание девочек на то, что она сразу почувствовала к себе повышенное внимание со стороны баб Люси. Кто знает, может быть, поэтому она зачастила к баб Зине, приводя её в замешательство. На Хафизу и раньше не один раз обращали внимание определённого склада люди, которых в народе называют ведьмами и колдунами, а по-научному – экстрасенсами. Баб Люся, будучи одной из них, сразу увидела в ней то, что привлекает их – паранормальные способности. Хафиза, всё же обладавшая даром, но отрицавшая магию, особенно чёрную, не желала иметь ничего общего с такими людьми. От пережитого и от новых и новых невероятных и жутких предположений у девочек раскалывалась голова, а душа трепетала от страха, от своей беспомощности и неведения с чем им пришлось столкнуться. Их привычный мир перевернулся, и они вдруг очутились в мире неведомых существ, вселяющих ужас.

       Колдуны считают, что знания и силу им дают тёмные силы, поэтому у всех, кто имеет дело с магией – тяжёлая судьба, они не могут жить обычной человеческой жизнью, а смерть даётся им ещё тяжелее. Людям, обладающим таким даром, но не занимающимися колдовством, следует быть внимательными к себе, контролировать свои мысли, эмоции, поступки, свои отношения с людьми, чтобы сила от тёмных со временем не мутировала их сущность, а борьба с этими силами не заставляла впадать в двойственное состояние, изводящее психику. Такого рода дар намного выше обычных человеческих сил. Человек не готов нести в себе бремя непосильных знаний, принадлежащих другому миру, бог знает, как и зачем попавших к нам. Поэтому этот дар, проявляясь в ком-то из людей, влияет на их сознание, душу, перерождая их в неких сущностей, живущих между двумя мирами, и не находящих покоя на земле. А может быть, какие-то крохи знаний дошли до человечества от растворившихся во времени древних цивилизаций, но даже отголоски этих знаний оказались непосильной ношей порочному, агрессивному и слабому духом человечеству. Поэтому не принадлежащая данной цивилизации магия, стала орудием зла. Кто знает, может быть, носители этих знаний – ведьмы и колдуны – выродившиеся потомки тех, кто обладал могучими сверхъестественными способностями?

       Анализируя ситуацию, подруги пришли к выводу, что, скорее всего, в доме баб Люси обосновались некие мощные враждебные силы. Хафиза, стараясь понять, что же произошло в Артыште, предположила, что баб Люся, обладавшая паранормальными способностями, работала на немецкие спецслужбы, может даже в составе секретной организации «Аненербе», изучавшей и применявшей оккультные знания для завоевания Германией всего мира. После войны ушла в подполье, и, внедрившись, укрылась в глуши, но рядом с лагерями с немецкими военнопленными и крупной железнодорожной артерией. Подвал в доме, и лаборатория, и место занятия магией, и даже настоящее место обитания – не только её, но и её сообщников. Возможно, из её подвала были прокопаны подземные ходы, чтобы свободно и безопасно передвигаться. Дом – всего лишь верхняя часть айсберга, макет, для отвода глаз. Муж баб Люси был убит своими же – чем-то не угодил, а у сына не выдержали нервы, возможно, он не хотел идти по стопам матери и за это поплатился. Баб Люсю в Хафизе привлекли её способности, возможно, в ней углядела, какие-то знания и силы, дремлющие в ней, о которых она сама не подозревала. Недаром они копошились в её голове, пытаясь что-то там найти. Но, что тогда искали в голове у Гали и Лены? Возможно, просто считывали общую информацию. Вот к таким выводам пришла Хафиза.
       Подруги, несмотря на парализующий страх, сумели проанализировать ситуацию и отчётливо понять, что над их жизнями нависла реальная угроза. Ясно было одно, если с фотографиями они выдали себя, то их не выпустят из Артышты. Баб Зина несколько раз встревоженно расспрашивала их, что это они там всё шепчутся, но они не стали подвергать её опасности – лучше ей не знать, чтобы вести себя естественно и ничем не выдать себя. Баб Зина не знала истинной сущности своей соседки, но всё равно подозревала в ней что-то неладное. Девочки тихонько ещё долго обсуждали то, что случилось с ними, а потом забылись сном, который не принёс им облегчения.

       Ещё неделю подруги ходили по грибы, но в рощу, недалеко. Им всё казалось, что за ними наблюдают из дома баб Люси, а по ночам они слышали какой-то шорох под окном, и как будто кто-то пытался заглянуть к ним в комнату. Хафиза и Лена всей своей чувствительной натурой ощущали опасность, всё в них кричало, что нужно бежать отсюда немедленно. Баб Люся больше к ним не заходила, они один раз видели её издалека возле её дома, когда она высматривала кого-то в роще. Хафиза не выдержала такого напряжения и сказала подругам, что им надо отсюда как можно скорее уезжать. Через неделю после случившегося решено было возвращаться домой. Очевидно, свои выводы сделала и баб Зина, поэтому, когда баб Люся у неё поинтересовалась об отъезде девушек, она ей сказала, что они ещё погостят, пока не собираются никуда уезжать. Подруги купили билет на поезд Новосибирск-Андижан. Их поезд отходил в одиннадцать часов дня. Прощались они с баб Зиной тяжело: она сильно рыдала, подруги тоже заливались слезами, у каждой из них разрывалось сердце, успевшее привязаться и полюбить добрейшую, гостеприимнейшую, щедрую, сердечную женщину – баб Зину. Встречи с такими людьми – это всегда подарок судьбы, но как тяжело, как больно расставаться, зная, что больше никогда не увидишься с ними. О таких вещах лучше не думать, а следует расставаться, надеясь на встречу, но в случае с баб Зиной они знали, что кроме Гали, никогда и никто из них больше не встретится с ней, и от этого горечь утраты многократно усиливалась.
       Дядя Вася появился, чтобы проводить их на станцию. Он, загрузившись их вёдрами с грибами, пошёл вперёд, а девочки потом нагнали его, с трудом оторвавшись от баб Зины. Проходя мимо дома баб Люси, они почувствовали, что через занавески за ними наблюдают. Дядю Васю они видели всего два раза – по приезду и перед отъездом. Он занёс их вещи в купе, помог разместиться и на прощание сказал, чтобы они приезжали к ним в гости. Дядя Вася ничего не знал – на своё счастье проспал все события. Поезд тронулся, увозя их от баб Зины, от тайны с которой им пришлось столкнуться и с тем, что она породила – страх, очень сильный, и угрозу опасную для жизни. Девушки уже соскучились по дому, и каждая минута приближала их к родным и ко всему привычному, обыденному, без всяких тайн. Хафиза благодарила судьбу за то, что она снова сможет увидеть своих близких, крепко обнять маму, встретится со своими маленькими ученицами, по которым уже успела соскучиться. Какое счастье, что вновь над ней раскинется белёсое, обожжённое раскалённым солнцем родное азиатское небо! В поезде, стремительно увозившим подруг от Артышты, они освободились наконец-то от страха и впервые за долгое время, спокойно и блаженно засыпая, слышали сквозь дрёму размеренный убаюкивающий стук колёс, выбивавших: «забудь, забудь, забудь, забу… забу… заб… заб… за… з…з... з…».

01.04.2013 г.