Глава четвёртая
Через час Аля с Валентином уже ехали по знаменитому Чуйскому тракту. Вернее, как объяснил Альке Валентин, по федеральной трассе, которая тянется до города Бийска, а там и начинается настоящий Чуйский тракт, который проходит по Алтайскому краю, потом по республике Алтай и доходит до границы с Монголией. Познания Альки в географии родной страны с помощью Валентина немного выросли.
Её попутчик отлично знал город, поэтому они легко его миновали по каким-то одному ему известным дорогам. Валя был водителем от Бога. Как оказалось, он и в армии прослужил три года шофёром в автобате. Серой лентой асфальт струился под колёсами ЗИЛа, в открытую форточку залетал встречный ветер, их обгоняли легковушки, их грузовик обгонял большегрузные машины. Встречная полоса тоже ни минуты не пустовала. Жизнь на дороге кипела.
Альке всегда нравилось движение, в детстве она мечтала стать шофёром, запахи бензина совершенно не раздражали её, меняющийся ежеминутно пейзаж за окном радовал. Несмотря ни на что, мир был удивителен и светел, люди, что попадались ей – добрыми и щедрыми.
-Валя, а я тоже мечтала стать шофёром в детстве, даже стишок об этом написала, - засмеялась вдруг Алька.
-Да ну? А наизусть – слабо?
-Я уже не помню его, только начало: Мечтаю я шофёром быть, хочу машину я водить. С машиной встретим мы в пути большие речки, ручейки. Вдохнём все запахи земли, увидим чудо-корабли… всё, дальше не помню. Да это было ещё в пятом классе.
-Классно! Спиши слова, - пошутил Валька. Они вместе посмеялись.
Дорога шла вдоль водохранилища, по берегам его там и тут сновали, лежали, ловили рыбу отдыхающие – субботний день. Аля смотрела в окно на необъятные речные просторы, на природу, на время забыв о своих неурядицах Ей даже показалось, что всё в её жизни сложится, как надо.
-Расскажи ещё что-нибудь, - попросил Валентин. Сам он был сосредоточен на дороге и говорил мало. Алина глянула на него сбоку. У Вали были славные черты лица, все какие-то задорные, что ли: слегка курносый нос, вихрастые волосы, весёлые серые глаза особого «алтайского разреза», как у Шукшина, такая же небольшая скуластость. Руки его, лежащие на баранке автомобиля, были не совсем «шофёрскими»: загорелые, в светлом пушке, с ладными крепкими ладонями и «музыкальными» пальцами.
-Я могу почитать стихи, только не свои, конечно, Цветаевой, Рубцова.
-Цветаеву слыхал, про Рубцова не знаю. А давай его!
- Взбегу на холм и упаду в траву, и вечностью повеет вдруг из дола…, - она дочитала до конца. Валентин молчал, Алька сбоку посмотрела на него:
-Не понравилось?
-Наоборот! Слов нет, как здорово! Похлеще Пушкина или Есенина. А ещё что-нибудь помнишь?
-Конечно, я много его стихов наизусть знаю. Кстати, Есенина – тоже.
-Давай, этого, как его там, Рублёва.
-Рубцова, - поправила Алина. Николай Михайлович Рубцов. Великий поэт и наш современник.
Она прочитала ещё « Прощальную песню», «До конца», «Доброго Филю», «Фиалки», «Я умру в Крещенские морозы…», «Горницу». Потом ещё немножко вспомнила несколько строчек из стихотворения «Катунь»: «Катунь, Катунь – свирепая река! Поёт она таинственные мифы о том, как шли воинственные скифы, - они топтали эти берега! И Чингисхана сумрачная тень над целым миром солнце затмевала, и чёрный дым летел за перевалы к стоянкам светлых русских деревень…. Всё поглотил столетий тёмный зев! И всё в просторе сказочно-огнистом бежит Катунь с рыданием и свистом – она не может успокоить гнев!»
- Аля, ты верно сказала: он настоящий великий Поэт, обязательно возьму его книгу в библиотеке! Вроде всё так просто, а по коже мурашки бегут! А про Катунь вообще здорово, про Чингисхана. Реку так описал, будто видел её. Она такая и есть: бурливая, гневная…
-Так он бывал в этих местах у своих друзей по Литературному институту. К сожалению, он погиб несколько лет тому назад, и смерть свою сам предсказал, угадал даже дату, а было ему всего 35 лет. Повторил судьбу Пушкина, Есенина.
Они немного помолчали. Алька не сразу заметила, как за окном изменился пейзаж, ведь они находились в пути больше двух часов. Валентин, до этого державший скорость не менее ста километров в час, значительно сбавил её. Дорога стала более извилиста и опасна. Оказывается, они въехали на территорию Алтайского края. На горизонте появились горные кряжи, их крутые вершины уходили вверх, сливаясь с небом. С правой стороны дороги протекала горная река, за ней вдаль тянулись зелёные бесконечные долины. Валя как-то напрягся, зорко глядя на дорогу. Чтобы не отвлекать его, Аля тоже замолчала.
Несколько раз за время пути они останавливались на кратковременный отдых. Валентин доставал снедь, но они почти ничего не ели. Он говорил, что боится есть, потому что на него потом нападает «сонник», а Альке просто не хотелось. Валька ходил, приседал, разминал ноги, лежал на траве, а Аля любовалась пейзажами Алтая. Она никогда в своей небольшой ещё жизни не видала гор, они произвели на неё ошеломляющее впечатление. Их мощь, их великолепие, тайна их существования, их нереальная сказочная красота – всё нравилось ей. Даже воздух здесь был другим: сухим, горячим. Он словно приносил с собой частичку древности, оттуда, из скифских времен, из времён, когда здесь проходили монгольские завоеватели во главе с Чингисханом. Альке, скорее всего, так казалось, она ведь была фантазёркой. Вот рядом, на траве, в метре от неё лежит её попутчик Валька – коренной алтаец, и ничего такого ему явно не мерещится. Грызёт себе былинку, да щурится от солнышка….
Они приехали в село Тальминки, во второй половине дня. Здесь они зашли в столовую: оба в конце концов проголодались. После обеда отправились дальше. Отдохнувший Валентин самозабвенно напевал какую-то незамысловатую песенку: «Есть по Чуйскому тракту дорога, много ездит по ней шоферов, был один там отчаянный шофер, Колька звали его Снегирёв….». Песня была длинной, про Раечку, про трагическую развязку. Алька, читающая только классическую литературу, с улыбкой слушала это доморощенное произведение. Они отъехали уже достаточно от села, когда Валентин отчего-то вдруг чертыхнулся, а машина вильнула в сторону, едва не съехав в кювет.
-Что-то случилось? – спросила Алька.
-Похоже, колесо пробили, - хмурясь, ответил Валентин. Он осторожно съехал с дороги на лужайку, вышел из кабины и обошёл машину спереди.
-Готова дочь попова! – хмуро пошутил он. Алька тоже выскочила из кабины. Переднее колесо с её стороны слегка просело. Валентин достал из-за сидений рундучок с инструментами, брезентовые рукавицы.
-Готовься, попутчица, будешь помогать, - улыбнулся грустноватой улыбкой Валя. – Где нас с тобой угораздило? Ну, ничего, не впервой. Придётся слегка попотеть. На вот тебе варежки, - протянул и ей тоже брезентухи. – А то застрянем здесь в ночь.
Валентин установил домкрат и стал откручивать колесо. Алька с готовностью присела рядом. Работа у Валентина спорилась в руках, и Алининой помощи не требовалось почти: подай вон тот ключ, монтировку – вот и всё, чем она «помогла». Плохое заключалось в другом: вдруг резко испортилась погода. Целый день парило солнце, а сейчас откуда-то набежали тучи, подул пронзительный ветер. Валентин торопился, поглядывая на небо. Он уже разбортировал колесо и собирался заменить пробитую камеру, как с неба обрушился поток. Алька взвизгнула и побежала в кабину. Валентин быстро покидал инструменты в ящик, затолкал его под днище машины и мышкой нырнул вовнутрь кабины.
За эти несколько минут он успел промокнуть до нитки.
-У тебя есть сухая одежда? Переоденься, я отвернусь, - с жалостью глядя на Валю, сказала Алька. Тот кивнул головой.
- Ох, Алинка, пожалуй, это надолго. Всю неделю парило, теперь пока не иссякнут силы у небес, будет лить. Застряли мы с тобой здесь. Подвёл я тебя.
-Да ты-то здесь при чём? Я сама во всём виновата. Теперь уж как будет, - вздохнула Алька.
-Как умудрённая опытом старушка рассуждаешь! – уже пошутил Валентин, и Аля улыбнулась.
-А давай-ка чайку похлебаем! Я совсем забыл, что у меня термос под сиденьем, - Валентин вытащил большой китайский термос, расписанный яркими цветами, достал кружку, сахар, сушки. – Сейчас устроим пир на весь мир!
Дождь лил несколько часов кряду. Стемнело. Стих ветер, небо устало выжимало последние капли дождя из уходящих туч, а между ними уже выглядывали яркие большие звёзды, сонно запопискивали пичуги в кустах, кузнечики достали скрипки и устроили концерт скрипичной музыки. Аля и Валентин вылезли из кабины, растирая руками затёкшие от долгого сидения коленки. Воздух был свеж и влажен, напоён ароматами трав и цветов.
-Ух, хорошо-то как! – потягиваясь и запрокидывая голову вверх, прокричал Валя. – О-го-го! – О-го-го! – ответило ему многоголосое эхо. Алька смеялась:
-Ты как мальчишка, Валя!
-Кто скажет, что я не мальчишка, пусть первым бросит в меня камень! – ещё громче кричал он. - Камень, камень!! – вторило эхо.
-Что мы здесь всю ночь делать будем? – спросила Аля.
- То же, что и все – спать!
- Негде и не на чем. В кабине тесно вдвоём, сидя неудобно.
-Обижаете, сударыня! У нас и постель походная имеется, - Валентин залез в кабину, - принимай!
Он вытащил из-за сиденья нетолстый тюфяк, шерстяное одеяло, простыню. Затем одним махом запрыгнул в кузов, стряхнул за борт воду с брезента, которым были накрыты какие-то детали.
-Давайте тюфячок-с! Вот вам и постелька. А хочешь – спи в кабине.
-Нет, я здесь, мне на воздухе больше нравится.
-Ну, как знаешь, располагайся! Комаров не боишься? Они здесь злые, как татаро-монголы.
-К комарам мы привыкшие, пусть сами боятся, ведь это мы их побили в конце концов, - пошутила и Алька.
Она залезла в кузов и с наслаждением растянулась на тюфяке. От него и от одеяла крепко пахло бензином, но запах этот совершенно не напрягал её, а даже нравился. Ей было уютно под этим ночным звёздным небом, среди гор, в этом уже полюбившемся ей грузовичке. Под звуки природы она и уснула. Проснулась Алька ночью от холода. Опять пошёл дождь, правда теперь мелкий и нудный, который, однако, успел намочить одеяло. Стукнула дверца кабины. Валентин запрыгнул в кузов и стал разворачивать брезент, чтобы накрыть Альку.
- Извини, заспался, не услышал дождя. Замёрзла?
Алька молча кивнула головой, у неё зуб на зуб не попадал.
-Ах, ты, бедняжка! Иди в кабину погрейся, а я тут останусь.
-Одеяло промокло, холодно будет и тебе.
-Ничего, я ведь мужик. Ничего себе, как ледышка! – Валентин взял её руку. – Давай-ка я тебя отогрею немного.
Он присел на корточки и, обхватив руками за плечи, привлёк к себе. Алька затаила дыхание. Ей показалось, что это был Игорь. Она уткнулась носом Валентину в шею и затихла.
-И нос у тебя холодный да мокрый, как у щенка. Ну-ка давай я его тебе погрею.
Валентин вдруг поцеловал её в нос, а через секунду в губы. Алька попыталась отодвинуться от него, но сопротивление её было очень слабым. А Валя целовал её всё горячее и обнимал крепче и крепче. Дыхание его участилось, руки осмелели настолько, что она совершенно обессилела под их напором.
-Мне больно, Валя, не надо! – пыталась она уговорить его.
-Потерпи, потерпи, это недолго. Тебе понравится! - хриплым дрожащим голосом отвечал ей парень.
Через полчаса всё было позади. Аля знала об отношениях мужчин и женщин только понаслышке, и теперь, опустошённая произошедшим, она не понимала: как может нравится то, что так больно, стыдно и неприятно?
-Тебе хоть восемнадцать-то есть? – после неловкого молчания спросил Валентин.
-Будет через месяц, - ответила Алина. Теперь она ощущала себя именно Алиной. Из сумасбродной влюбчивой девчонки она превратилась в женщину, которая должна быть совсем другой. Возврата в прошлое больше не было.
-Ещё посадят меня за совращение малолетней, - горьковато пошутил Валентин. Он чувствовал себя страшно виноватым перед этой девчушкой. Сам не понял, как всё произошло. Ведь даже в мыслях не держал…
-Я не стану на тебя заявлять, не бойся.
- Аль, прости меня, если сможешь! Даже не знаю, как загладить свою вину перед тобой, - Валентин попытался заглянуть ей в глаза. Она прикрыла их рукой.
-Отвези меня на вокзал в Барнаул. Сможешь?
-Конечно, Алечка! Вот колесо отремонтирую с рассветом и отвезу.
Он отвёз её на вокзал, как только рассвело. Спросил у Алины, куда ей нужно, сбегал в кассу, купил билет, сунул в карман деньги, билет вложил в руку. Она всё приняла безропотно и безучастно, села в вагон, и поезд повёз её на восток, начинать новую жизнь.