Капли дождя гулко и дробно, как по перевёрнутому тазу, барабанили по жестяной крыше. Пахло влагой, взбрызнутой дождём пылью, омытыми сочными листьями и ещё чем-то таинственным, тревожным, незнакомо-зовущим.
Я и Мариша, дочка соседей, сидели в их домике на застеклённой веранде и мирно играли в куклы. Большая железная кровать, на которой мы с подружкой расположились со своим затейливым кукольным хозяйством, стояла у широкого окна.
По замутнённым стёклам непрерывно скатывались крученые струи, и сначала мы с любопытством смотрели, как от внезапного ливня потяжелели и склонили свои головки разноцветные астры в палисаднике под окном, как клокочущим потоком, вспучиваясь бурунами, устремилась в канаву по покатому асфальту бурая вода, как застигнутые врасплох редкие прохожие, накрываясь чем придётся, бежали в укрытие.
Разбушевавшаяся где-то за речкой гроза быстро приближалась,и было жутко и весело ждать оглушительный треск грома вслед за фосфорической вспышкой в потемневшем небе. Мы визжали и закрывали ладошками уши.
А в доме было сухо, тепло и покойно. До сих пор в памяти гнездится то необычайное ощущение уюта и надёжности нашего укромного местечка на кровати в глубине застеклённой веранды!
Наконец, дробь по крыше стала реже, спокойнее, гроза отступила, и в сизом небе кое-где появились светлые прогалины. С листьев старой шелковицы устало падали тяжёлые капли, под стрехой оживились, раззадорились примолкнувшие было воробьи.
Мы с Маришей вернулись к своему увлекательному занятию, вытаскивая из груды лоскутов тряпочку поярче, мастерили одёжку своим любимицам.
Вдруг в окне промелькнуло что-то тёмное, раздался лёгкий стук, и на столик возле кровати из прорези в стене упала газета. Я ойкнула от неожиданности, а Мариша засмеялась:
- Это почтальонша тётя Надя почту принесла. Папа так придумал, чтобы во двор не выходить. Здорово, да?
Она развернула газету, из неё выскользнула открытка.
- А, из Москвы, от дяди Серёжи! – радостно воскликнула Мариша. - Поздравляет нас с рождением Володи.
Подружке было семь лет, и она уже умела читать.
- Это я выбрала имя для братика, - похвалилась Мариша. – Ленина тоже звали Володя. Это самое лучшее имя!
Мне стало обидно, что я не додумалась назвать братика, который у нас тоже недавно родился, как Ленина. Я насупилась и сказала:
- Саша – тоже хорошее имя.
- Нет, Саша – обыкновенное. Владимир – главный во всём мире. Это вождь!
Я вспыхнула. Мне так хотелось защитить нашего Шурика, и я вдруг кстати вспомнила:
- А у Ленина был брат Александр. Он тоже был революционер…
- Его же казнили! – перебила Мариша. – Он всё делал неправильно. Володя умнее и смелее!
Я не нашлась, что ответить и молча стала собирать свои куклы.
- Ну и уходи! – Надулась в свою очередь Мариша. – Там тебя дождь намочит.
Я засунула ноги в свои резиновые сапожки и с вызовом крикнула:
- Всё равно наш Саша вырастет умнее и храбрее вашего Володи!
И быстро, чтобы не слышать, что ответит Мариша, выскочила на крыльцо. На дворе снова стало темно, будто тучи «насердили» брови, и молния, извилистая, как Змей-Горыныч, внезапно распорола небо. Почти одновременно жахнул гром, сухой, будто резко обломилась ветка на шелковице. Я в смятении оглянулась на дверь, но удержалась и, втянув голову в плечи, отчаянно бросилась под беспощадный ливень.
Я бежала через огород к своему дому, прижимая к груди замусоленную куклу Зою, и мои слабые ноги разъезжались по раскисшей глине.
«Пусть я больше никогда-никогда не пойду гулять к Марише, но своего Шурика никому в обиду не дам!» - с ожесточением думала я и кусала губы, чтобы не зареветь.