Привет, Свет 8

Александр Белка
                15
         Шло время. Наступило лето. Светка с сестрой уехали в Белово. Из-за подготовки к предстоящей сессии, мы с ней даже не  попрощались. Просто однажды, улучив свободный момент, я прибежал к её дому и на свой вопрос «А Света дома?» услышал дяди Вовин ответ: «Она с Катей уехала к бабушке. Приедут, как ты знаешь, только в конце августа». Для меня это известие было ударом. Светка ничего не говорила об этом. Вернее, говорила, но давно. Как-то весной на одной из встреч я решил пофантазировать, как мы проведём с ней лето, но она сразу охладила мой пыл, сказав, что все каникулы, как всегда, проведёт у бабы Насти. Но на последнем свидании она ничего не сказала о предстоящей поездке, и я решил, что это произойдёт ещё не скоро. И вот – на тебе! Ну, Светка! Впрочем, она сама могла не знать об этом, и этот скорый отъезд стал для неё такой же неожиданностью. Поэтому я не обиделся на неё, а пошёл домой готовиться к экзаменам.
         Сессию я сдал вполне успешно. Правда, чуть физику не завалил. Хорошо, что мы сдавали её последней. Галина Фёдоровна посмотрела на другие мои экзаменационные отметки и, чтобы не портить общую картину, скрипя сердцем, поставила мне тройку. Но прежде чем сделать это, она всё же с надеждой спросила:
         -   Может, придёшь в другой раз и пересдашь?
         -   Нет, - категорически ответил я.
         Физика, пожалуй, единственный предмет, который давался мне с трудом. Не знаю почему. Задачи я щёлкал, как орехи. Но когда спрашивали устно,  не мог с толком связать и нескольких слов. Так какой смысл пересдавать, если  результат всё равно будет тот же?
         Зато у меня были четыре пятёрки, в том числе и по ТОЭ - теоретическим основам электротехники – мудрёный и очень занудный предмет с его синусоидальными и индуктивными токами. Из всей группы я единственный сдал это ТОЭ на отлично. По остальным были четвёрки и зачёты. Так что стипендию я себе заработал честно.
         Лето было скучным. Мы уже выросли из детского возраста, и игры в индейцев и в «войнушку» нас уже не устраивали. А нового мы ещё не придумали. Вот и не знали, чем себя занять. За всё лето несколько раз сыграли в футбол да пару раз съездили в Чумыш на турбазу. Остальное время каждый проводил как мог. Особенно, днём. Вечерами, когда начинало смеркаться все – и парни и девчонки, - собирались на одной из летних кухонь. Когда-то давно мужики с нашего барака собрались и построили у нас во дворе печку. Это чтобы летом не топить печки дома для приготовления еды или для стирки. Чтобы не дуло и не капало сверху, над печкой поставили крышу и обнесли с северной и западной стороны стеной из досок. С южной стороны между столбов  во всю длину пролёта смастерили стол, а возле него лавку. Годами позже другие бараки возвели себе такие же кухни. Днём они были излюбленным местом взрослых, особенно женщин и бабулек, а вечерами их оккупировали мы, подростковая молодёжь. Точили лясы, то бишь болтали ни о чём, подтрунивали друг над дружкой, рассказывали анекдоты и всякие разные истории. Это тогда называлось «балдеть».
         А для меня это была просто скукота. В основном я проводил время в гостях у Саньки Маликова. Он тоже много читал, играл в шахматы и неплохо рисовал, поэтому у него я проводил время куда интереснее. А однажды мы с Санькой решили сочинять музыку. У них дома был баян, на котором играл дядя Валера, Санькин отец, в основном, правда, когда был в подпитии. Играл хорошо, и мне нравилось звучание баяна. Вот для него мы и решили создать шедевр.
         Учась в техникуме, я по случаю купил  в книжном магазине самоучитель игры на гитаре, чтобы повысить своё мастерство.  Серёга-то так поднаторел в этом деле, что вместе с Сенькой и другими парнями сколотил группу «Странник». Они сами изготовили электрогитары, взяли где-то для ударника пару пионерских барабанов и стал играть на танцах в ДК «Октябрь». Несколько раз их приглашали играть на свадьбах.  Но научить играть меня он почему-то не пожелал. И я играл только то, чему научила меня мать. Вот почему я, не раздумывая, купил этот самоучитель, когда он попался мне на глаза. Благодаря ему, я научился настраивать гитару, узнал аккорды и разучил несколько песен. Это окрылило меня, и, когда я увидел всё в том же книжном магазине самоучитель игры на баяне, я тоже его приобрёл. И вот с помощью этого самоучителя мы с Санькой, не умея играть на этом  инструменте, решили написать музыку. Глупость, конечно, но этот творческий процесс так нас захватил, что прошло очень много времени, прежде чем мы убедились, что из нашей затеи ничего не получится.
         В конце августа мать сообщила мне приятную новость. Она встретилась в «Шестом» со Светкой. Странно, ведь было ещё только двадцать шестое число. Так рано Светка никогда не возвращалась. Может, случилось чего? Я не стал ломать голову, что заставило её покинуть бабулю раньше времени,  а бросился к дому Казанцевых. Там я наткнулся на замок. На следующий день увидел ту же картину – пустой двор и замок на двери. Что за чёрт? Может, маманя обозналась? И тогда я решил больше не ходить. А придти тридцать первого. Уж тогда-то Светка точно будет дома.
         Но и тридцать первого меня ждало разочарование. Пока я стоял у калитки и в недоумении чесал репу, на горизонте появилась Светкина соседка-хохлушка. Эта бойкая на язык бабёнка быстро объяснила мне в чём дело. Оказывается у дяди Вовы есть сестра, которая живёт на Обувной. Вот у этой сестры старшая дочь, вышедшая в прошлом году замуж, родила девочку. Вот  Казанцевы и ездили каждый день навещать её в роддом. А сегодня новоиспечённую мамашу выписали, и Светка вместе с семьёй уехала на Обувную к ней в гости.
         Ну, вот, всё и прояснилось. Оказывается, Светка стала тёткой. Не забыть бы поздравить её с этим. Что ж, это уважительная причина сорвать нам свидание. Подождём до выходных, тем более, и ждать недолго – всего-то два дня. Мог ли я тогда предположить, что эти два дня обернутся мне в целый месяц?
         В первый же учебный день, после посвящения первокурсников в студенты, у нас было аж целых три пары. И какой идиот додумался так резко нас напрягать? А на последней паре к нам зашёл наш классный руководитель Андрей Степанович и сделал объявление. Завтра в восемь утра мы все должны были собраться в Тупике на железнодорожной станции. При себе следовало иметь сменное белье, тёплую одежду и пропитание на дорогу. Мы уезжали на месяц в деревню помогать собирать картошку. И что интересно, в то же самое Бормотово, в которое когда-то со своей группой и тоже на месяц уезжал мой брат. Сейчас-то Серёге повезло. После окончания технаря он поступил в Ленинградский Горный институт. А это вам не хухры-мухры. Там-то его вряд ли на картошку пошлют, пусть он и первокурсник.
         После лекций пришлось ехать домой и сообщать родителям эту неприятную новость на счёт моего скорого отъезда. Мало того, что братела свалил, так ещё и я уезжаю. А нашу-то картошку кто будет копать? Десять соток на поле и столько же на обвалах. Пушкин, что ли? Конечно, Люся с Володей помогут, как всегда, но всё равно будет тяжело.
         Услышав новость, мать всплеснула руками. Надо же такому случиться,  именно в этот день она не стала заходить в магазин, и теперь даже нечего было положить мне в дорогу. Отец поматюгался и пошёл заводить «копеечку».
         Сначала мы закупили продукты. Потом мать пробежалась по соседям в поисках рюкзака, чтобы было куда всё сложить. А после отбирали одежду, необходимую мне в колхозе. Вроде бы всё уложили, но тут мать спохватилась: «А вдруг похолодает? Осень всё-таки». Добавили тёплой одежды.
         Когда меня наконец-то собрали в дорогу, время было уже одиннадцать вечера. О том, чтобы пойти к Светке, и речи не могло быть. А уже в семь утра отец повёз меня в Тупик на сборы.
         Вернулся я через месяц и пять дней с чувством выполненного долга. Поработали мы на славу, и нам за это дали отдохнуть до понедельника. А это целых три дня! Всю дорогу до дома, лёжа на верхней полке вагона и слушая перестук колёс, я мечтал о том, как проведу эти дни со Светкой. Буду встречать её после школы и провожать домой. А в воскресенье мы с ней оторвёмся на полную катушку.
         Был уже вечер, когда я переступил родной порог, но цветочный киоск, по моему уразумению, должен был ещё работать. Я решил сделать Светке подарок в честь нашей встречи после долгой разлуки – подарить цветы. Не розы, конечно - на них мне денег не дадут, но на гвоздики, я надеялся, что выклянчу. Отец был на работе, и деньги пришлось канючить у матери. А та сразу начала расспрашивать: «Куда? Зачем?» да «Почему?», будто не знала для чего.
         -   Ну, надо, мамань, - отвечал я ей, не вдаваясь в подробности. – Очень надо.
         Наконец, мать успокоилась и дала мне трёшку.
         Погода была отвратительная, как говорил Райкин, мерзопакостная. Было пасмурно и холодно, и нескончаемо моросил нудный мелкий дождик. Но мне было на это наплевать. Душа у меня ликовала от предстоящей встречи, и в ней было светло, тепло и солнечно. Обувшись в резиновые сапоги с короткой голяшкой, накинув на себя болоньевую курточку и напялив на голову кожаную кепку-восьмиклинку, я по лужам и по грязи поспешил в город. Там  купил три белых гвоздики с красными каёмочками на лепестках. Сунул их под курточку и помчался к школе. Я же не знал, сколько у неё уроков и когда она освободится. Тут как раз был такой момент, когда лучше придти на час раньше, чем опоздать на пять минут и потом вызывать её из дома. Какой тогда, к чёрту, будет сюрприз? А так она выйдет из школы, увидит меня и обомлеет. А я ей: «Привет, Свет!» и цветы. Фактор неожиданности. Я был уверен, что Светке это очень понравится.
         До школы я добрался скоро - ноги сами несли меня к заветной цели, стараясь опередить мысли. Не останавливаясь забежал  внутрь и быстро просмотрел расписание уроков десятого «А». Мне подфартило, у Светки шёл последний урок, и до его окончания оставалось всего-то двадцать минут. Чтобы не привлекать чьё-либо внимание, я вышел в тамбур и встал около входных дверей.
         Время тянулось долго, но я уже приучил себя быть терпеливым. И как бы оно не оттягивало момент нашей встречи, он все-таки наступил. Услышав трель звонка, а потом топот спешащих ног с верхних этажей, я выскочил на улицу и устремился к нашему заветному месту. Дождь по-прежнему моросил, обдавая сыростью и холодом, но я не обращал на него внимание. Из школы повалил народ, и я, напрягшись, замер в ожидании.
         Вот на крыльце появилась Светка. В красной болоньевой курточке и резиновых сапогах. Но не одна, а с каким-то парнем. В полусумраке я не смог его разглядеть настолько, чтобы определить, знаю я его или нет. Они о чём-то весело болтали. Накинув на голову капюшон, Светка взяла его под руку, и они стали спускаться по ступенькам.
         Я остолбенел, когда увидел такое. Душа моя взорвалась, как граната, и острой болью пронзила меня тысячью осколками. Н-да, я готовил Светке сюрприз, но, похоже, получил его сам. Да ещё какой!
         Сойдя с крыльца, Светка вдруг посмотрела на то место, где мы обычно стояли, ожидая друг друга после школы, и где в данную минуту стоял я. Скорее всего, машинально, по привычке, выработанной годами. Увидев меня, она встала, как вкопанная. Когда шок прошёл, Светка растерянно пробормотала: «Сашка…» Её провожатый, ничего не понимая, смотрел недоумевая, то на неё, то на меня.
         -   Сашка, - не сводя с меня глаз, повторила Светка, всё ещё не веря своим глазам.
         И тут, наверное, она совсем отошла, и до неё, наконец-то, дошло, кто я и что я когда-то значил для неё последние девять лет её жизни. Она ожила, выдернула свою руку и кинулась ко мне.
         -   Сашка! – воскликнула она в третий раз и радостно поздоровалась. – Привет!
         Ещё не выйдя из комы, я ответил сухо и сдержанно:
         -   Привет,  - и, кивнув в сторону её провожатого, спросил. – Кто он? Я его знаю?
         -   Это Генка Шипилин, - ответила она. - Они недавно переехали  к нам с Двенадцатой. Купили домик на Котовской. Так что, вряд ли, ты его знаешь. Я сама познакомилась с ним в школе. Он учится в нашем классе.
         -   Быстрый, однако, - резюмировал я, и Светка поняла, что я имел в виду.
         -   Сам виноват! – вдруг резко сказала она на это, и лицо её стало суровым. Такой я видел её только в пятом классе на Новый год у нашей пионервожатой.  – Ты даже не удосужился придти ко мне перед школой.
         -   Я приходил, - ответил я, размышляя про себя: « А чего это я должен ещё перед ней оправдываться, словно не я её, а она поймала меня с другой девчонкой». – Три раза, и всё время натыкался на замок на двери. Спасибо соседке вашей, хохлушке, рассказала, что у вас за дела такие творятся, а то я себе чуть мозги не вывихнул, пытаясь понять, что происходит. А ты, оказывается, у нас стала тёткой – поздравляю, кстати, - и тебе, конечно же, было не до меня.
         -   Да… - пролепетала Светка, и её глаза растерянно забегали по сторонам. Но только на несколько секунд. Потом она снова вскинула голову и прежним тоном спросила. – А где же ты был весь этот месяц?
         -   Весь этот месяц я был у чёрта на куличках, в деревне Бормотово и вместе с однокурсниками помогал местным тунеядцам и пьяницам собирать картошку.
         -   А почему не сказал, что уезжаешь?
         -   Потому, что не успел. Нам сказали об этом в конце лекций. Пока я приехал домой, пока родители меня собрали, было уже слишком поздно, чтобы идти к тебе. А рано утром я уехал.
         -   А может…
         -  А может, ты просто искала повод, чтобы повиснуть на руке этого козла, а? – отрезал я.
         Эта её бредятина меня разозлила. Вместо того чтобы покаяться и извиниться, она, наоборот, на меня наезжает! Как тогда, в первом классе. Но сейчас-то мы уже не дети, и надо соображать, что к чему. Понятное дело, лучшая защита – это нападение, но ведь её застукали с поличным. Значит, отпираться бесполезно. Нужно просто объяснить, что всё это значит. А она тут норов свой показывает.
         Её ухажёр, всё ещё топтавшийся около крыльца, словно понял, что речь пошла о нём, подал голос:
         -   Света?
         -   Да иди ты! – отмахнулась та от него и повернулась ко мне. – Саш…
         -   Ты даже не сделала ни одной попытки, чтобы узнать, почему я всё это время не приходил к тебе, - оборвал я её, едва сдерживаясь, чтобы не вскипеть. – А, может, я лежал в больнице, и мне была нужна твоя помощь. А, может, я вообще умер. Но тебе-то что до этого? Верно?  Ведь нашёлся другой, готовый провожать тебя до дома. И не только это, да?
         Я повернулся, чтобы уйти, но тут вспомнил о цветах. Что с ними делать-то? Не выбрасывать же!
         -   Вот, - я расстегнул курточку, достал гвоздики, заботливо завёрнутые продавцом в целлофан, и протянул ей, - хотел сделать тебе приятный сюрприз, но ты меня опередила.
         Светка даже не пошевелилась. просто посмотрела на цветы, а потом на меня. Из-за дождя я не был уверен, но мне показалось, что из её глаз потекли слёзы. Поняла, наконец, что натворила, и теперь жалеет себя за это. Но меня это не тронуло. Осколки взорванной души по-прежнему жгли моё тело, напоминая об увиденном пять минут назад.
         -   Можешь выкинуть, - как можно безразличным тоном проговорил я, и хотел уже сам зашвырнуть его куда-нибудь, но тут Светка, словно опомнившись, выхватила букет и прижала к себе, как нечто самое ценное и дорогое для неё.
         А я развернулся и пошёл прочь, расправив плечи и гордо подняв голову. Если она хотела мне досадить, снова сделать мне больно, она этого добилась. Но слёз моих она не дождётся. Я вырос, и теперь могу держать удары. Даже ниже пояса.
         Тут я услышал за спиной торопливые шаги. Кто-то догонял меня. Вскоре ко мне подбежала Светка и, схватив за руку, затараторила:
         -   Прости меня, Сашка! Прости, прости, прости! Прости, меня, дуру. Прости! На меня сейчас что-то нашло. Ты так долго не приходил. Я себе места не находила. Я просто не знала, что думать по этому поводу. Я несколько раз пыталась спросить про тебя у Нины Дмитриевны, но так и не осмелилась. Прости, я так и не смогла побороть в себе робость перед твоей мамой. А когда тебя увидела, мне вдруг захотелось отомстить за все те дни, что я скучала и мучилась. Прости меня за это, прости! А Генка… - это не то, что ты подумал. Мне нужен только ты. Понимаешь? Только ты! Я же умру без тебя!
         До меня донёсся всхлип. Светка плакала. И тут чувство, которое я питал к ней, вспыхнуло во мне с новой силой. Осколки точно по волшебству слились воедино, и душа моя радостно запылала, растопив оледеневшее от обиды сердце. Эх, Светка, Светка, что же ты со мной делаешь? Я же тебя люблю! (Да, теперь я был уверен, что люблю её.) А ты что вытворяешь?
         Я взял её лицо в свои ладони и приподнял его, чтобы видеть её глаза, но Светка плакала,  опустив их вниз. Я вытер её слёзы большими пальцами.
         -   Прости меня, Сашка, - прошептала вдруг она и, открыв глаза, виновато посмотрела на меня.
         -    Ну, и дура же ты, Светка! – сказал я ей и, не обращая внимания на проходившего мимо школьника, впился в её губы, которые с готовностью отреагировали на этот мой порыв.
         Поцелуй был страстным и долгим. Ведь мы же не виделись целых четыре месяца. Когда он, наконец-то, закончился, я взял Светку под ручку и повёл её вдоль улицы. Но та внезапно остановилась и выдернула руку. Я удивлённо посмотрел на неё: это что ещё за выкрутасы?
         -   Вот так надо, - улыбнувшись, пояснила она и взяла меня под руку.
         Я улыбнулся ей в ответ, и мы продолжили путь.
         -   Понимаешь, Сашка, я уже не маленькая девочка, которая когда-то не боялась ходить одна по темноте. Потому что кому она была нужна, маленькая девочка? К тому же, тогда у меня был провожатый, мой отважный защитник, за которым я чувствовала себя, как за каменной стеной, - заговорила она снова, когда мы пересекли дорогу и зашли в переулок. – Теперь я взрослая девочка, и любой сексуально озабоченный дурак или просто дебил может сделать мне больно. А родного мне человека, который мог бы защитить меня от него больше рядом нет. Потому что он учится в другом городе, и теперь не может провожать меня каждый день после школы.
         Она говорила быстро, без остановки, не то оправдываясь, не то пытаясь объяснить причину своего поступка. Говорила быстро, словно боялась, что я не дам ей возможность высказаться.
         -   И я не виню его за это. Я знаю, что человек должен расти и совершенствоваться. Но мне было страшно идти домой по темноте. И когда вдруг появился попутчик, я обрадовалась. Ему, конечно, до тебя далеко, но с ним я стала чувствовать себя более защищённой. Сначала мы просто вместе шли со школы домой, а потом он стал уделять мне повышенное внимание. Понимаешь, я так по тебе истосковалась… Нет, ты даже представить себе не сможешь, как я по тебе истосковалась… - она перевела дух и продолжила. - Признаюсь, поначалу я была на тебя сердита. Ведь за этот месяц ты ни разу не дал о себе знать. И я представила себе, как ты взбесишься, когда увидишь нас с Генкой, шагающих под ручку. А потом мне пришла бредовая мысль, что ты нашёл себе другую. Даже не знаю, чтобы я сделала, если бы ты действительно нашёл другую. Наверное, убила бы тебя. Нет, скорее – себя. Но после осознала, что я для тебя не безразлична, и ты никогда бы не смог так со мной поступить. Значит, у тебя была веская причина, по которой ты не мог придти ко мне. Я несколько раз пыталась подойти к твоей маме и спросить о тебе. Честно, пыталась. Но всякий раз что-то удерживало меня. Может, осознание того, что я её будущая невестка, мешало мне сделать это.
         Но мне не хватало тебя. Очень не хватало. И тогда я придумала игру. Я представляла себе, что Генка – это ты. Это тебя, а не его, я брала под руку, когда выходила из школы. Это не с ним, а с тобой я смеялась и разговаривала. Но я ни разу с ним не целовалась. Ни разу! Честно!
         Светка говорила и говорила, не замолкая ни на секунду. Я слушал её, молча, не перебивая. Человек хотел выговориться, так зачем же мешать? Только когда мы подошли к её дому, я решился прервать этот бесконечный монолог.
         -   Свет! – окликнул я её.
         -   А? – встрепенулась она, выходя из транса, и, подняв голову, с недоумением посмотрела на меня.
         Ничего не говоря, я припал к её губам. Поцелуй снова был долгим и пылким. Оторвавшись от них, я сказал, глядя прямо ей в глаза.
         -   А теперь запомни, дороже тебя у меня никого нет.
         -   А как же твоя семья? Родители, брат с сестрой? – пробормотала растерянно Светка.
         -   Семья, где ты родился и вырос - это святое, - ответил я с пафосом и на прощание назидательно закончил. – Но когда-нибудь мы с тобой создадим свою семью, и это уже будет смыслом моей жизни. И я бы хотел, чтобы ты всегда вспоминала об этом, когда тебя будут посещать бредовые мысли.
         Затем я развернулся и пошёл домой. Я был настолько возбуждён и обескуражен столь необычным свиданием, что даже забыл попрощаться. Но Светка не забыла.
         -   Сашка! – с укоризной окликнула она меня.
         Я обернулся и тут же утонул в море страсти её поцелуя. Когда наши уста разомкнулись, Светка грустно улыбнулась и сказала:
         -   Вот теперь до встречи. Пока!
         -   Пока! - ответил я и, улыбнувшись, добавил. – Не грусти, взрослая девочка, у нас всё ещё впереди. И главное, не забывай про воскресение.
         -   А как же завтра? – обескуражено спросила она.
         Завтра была суббота. Ещё одна возможность провести с ней вечер. Как я мог упустить это из вида? Видно, Светкина выходка выбила меня из колеи, и я забыл об этом.  Ну, а на воскресении я зациклился ещё задолго до этой встречи, весь в предвкушении долгих разговоров и жарких поцелуев, и это так втемяшилось в меня, что даже после такого стресса не вылетело из головы. А вот суббота…  Разумеется, я не собирался лишать себя этого шанса. Добровольно отказаться от возможности ещё раз увидеть её счастливое лицо, радостную улыбку, заглянуть в глубину изумрудов её глаз, сказать, как заклинание: «Привет, Свет!» и прикоснуться к припухлым и влажным губам, готовых к поцелую. Да, я что, дурак, что ли? Ведь я об этом только и мечтал всё лето и весь сентябрь, в поте лица собирая картофель на бескрайних полях Бормотова.
         Мне стало неловко за то, что я забыл про субботу и замешкался, правда,  всего лишь на секунду, так как сразу нашёлся, что ответить.
         -    Завтра – это само собой, разумеется, - сказал я, - но в воскресение я собираюсь пригласить тебя в кино. А это… Кстати, сколько у вас завтра уроков? – спохватился я, чтобы, не дай  бог, не опоздать на встречу.
         -   Пять.
         -   Так вот, взрослая девочка, если ты хотела от меня на завтра отвертеться, то зря на это надеялась. Я приду обязательно.
         -   С нетерпением буду ждать! – повеселела Светка.
         -   Надеюсь, больше сюрпризов не будет? – я посмотрел ей в глаза.
         -   Не будет, – заверила она, не отводя взгляд. – Обещаю!
         -   Ну, тогда, пока.
         -   Пока!
         Светка зашла во двор, хлопнув калиткой, и я направился домой привычной с детства дорогой, чувствуя на себе её взгляд. Дойдя до переулка, я оглянулся. Светка всё ещё стояла у калитки и смотрела мне в след. О чём она думала? А может, этим она хотела загладить свою вину передо мной? Я помахал ей. Она ответила и после побежала в дом.

                16
         Проснувшись утром, я обнаружил, что нахожусь дома один. Отец с матерью были на работе. Танюха - в школе; она уже училась в четвёртом классе. На кухонном столе меня ждала записка от матери: купи то-то, то-то и вот то-то, и рядом пять рублей.
         За покупками можно было сбегать и на Дальние Горы, но я решил ещё попутно подстричься, так как основательно оброс за последнее время, и потому двинулся через обвалы на Северный посёлок - на Дальних Горах парикмахерской не было.
         Казавшийся вчера бесконечным, унылый дождик закончился, наверное, ещё ночью. Но по-прежнему было пасмурно. Небо хмурилось, спрятав солнце за серой пеленой, и грозилось снова разродиться занудной моросью. Под сапогами противно чавкала грязь и хлюпала вода. Осенний холод, пропитанный влагой, неприятно обжигал открытые участки тела, особенно шею.  В общем, погодка была ещё та. Но я думал о Светке, о её вчерашнем сюрпризе, и из-за одолевавших меня всю дорогу мыслей, я даже не заметил, как вернулся домой.
         Освободившись от покупок, сразу же побежал в гости к Саньке Маликову. Когда я не знал, чем себя занять, или попросту ничего не хотелось делать, я всегда шёл к нему. Мы могли с ним подолгу болтать на любую тему, переливая из пустого в порожнее, и при этом старались изъясняться витиевато, нахватавшись заумных слов из философских трактатов. В ограде столкнулся с его матерью, моложавой, красивой женщиной.
         -   Здравствуйте, тёть Рай. Сашка дома? – спросил я сходу.
         -   Здравствуй, Саша, - ответила она. – Дома, проходи.
         Я проскочил мимо неё и услышал в спину.
         -   Ты где пропадал-то?  Что-то тебя давно не было видно.
         -   С группой на месяц в колхоз уезжал, - отозвался я, заскакивая на высокое крыльцо. – Вчера вечером только вернулся.
         -   А, понятно, - кивнула она головой и что-то ещё сказала, но я уже заскочил в дом и потому не расслышал что.
         Санька, покончив с домашними заданиями, как раз читал Жан Жака Руссо. Этот парень к своей философии шёл через трудности с самого детства. Поэтому его отношение к труду я одобрял. Но его изречения о науке, которая, якобы, как и искусство, обвивает гирляндами цветов оковывающие людей железные цепи, заглушает в них чувство свободы, заставляет любить своё рабство, и всё это из-за неё люди называют цивилизацией, я был категорически не согласен. Санька же был против моего мнения. Так что тема для разговора нашлась сама собой, и дискуссия наша была пылкой и жаркой.
         На этот раз она закончилась ничем. И не потому, что мы не смогли доказать друг другу свою правоту, а потому что не успели. Настало время собираться Саньке в школу. Теть Рая позвала его к столу пообедать перед учёбой. Пригласила и меня присоединиться. Она частенько это делала, когда я засиживался у них в гостях, и я не редко принимал её предложение. Но на этот раз, сославшись на занятость, я отказался и ушёл.
         Очутившись дома, я засел за чтение «Квартеронки» Майн Рида. Эту книгу как-то давно я увидел у одного из своих знакомых и попросил дать мне её почитать. Тот пообещал. Сказал, мол, сам сначала прочитаю, а потом принесу тебе. Но я так и не дождался. Его старшая сестра отдала её кому-то, и та ушла с концами.
         Майн Рид входил в список моих любимых писателей. Я прочитал не один том из его собрания сочинений. И потому желание прочитать «Квартеронку» с тех пор тлело во мне, как когда-то стремление найти «Оцеолу, вождя семинолов».  Год назад, как-то роясь в библиотечке кабинета английского языка, я наткнулся на эту книжку. Разумеется, на английском языке.
         Изучая английский в школе, я относился к нему, как к любому другому предмету, предназначенного для общего образования. Но к концу восьмого класса у меня вдруг проявился к нему интерес. Как-то я обнаружил у Саньки Маликова толстенную книгу англо-русского словаря, а в одном из случайных посещений книжного магазина увидел тонюсенькую книжицу на английском языке, предназначенную для третьих-четвёртых классов. Я выпросил у Саньки словарь, купил эту книжку и засел за перевод. Увлекательнейшее занятие! Из абракадабры непонятных букв и слов, благодаря тебе, появляется осмысленный текст на понятном тебе языке. С этой книжонкой я промучился несколько дней и перевёл её от корки до корки.
         Поступив в техникум, я уже на первой лекции английского обнаружил в кабинете небольшую библиотечку. С тех пор я частенько копался в ней, выискивая себе что-нибудь для чтения. Сначала брал книжечки для младших классов и переводил их со словарём. Затем старался прочитать их без его помощи. Когда это удавалось, переходил на книги, предназначенные для старших классов. Однажды я на спор перевёл одну из них за один вечер. Поспорил на ящик газировки с Вовкой Райковским, для которого английский язык был дремучим лесом. Мне понадобилось три часа, чтобы прочитать её.
         На следующий день Вовка наугад открывал страничку и тыкал пальцем в первый попавший абзац, а я переводил.
         -   Нет, так не пойдёт, - заявил вдруг он, когда я перевёл ему очередное предложение, - так можно что попало наговорить. Ты мне вот конкретно скажи, что означает это слово?
         Он указал на слово, состоящее из более десяти букв. Вот, подлец! Специально выбрал такое длиннющее. Ведь знает, гад, что я не настолько силён в английском. Разумеется, я не знал, что оно означает.
         -   Ну, вот! – радостно воскликнул Вовка.
         -   Пойдём к англичанке, - предложил тогда я. – Я буду переводить, а она тебе скажет, правильно или нет.
         -   Зачем мне англичанка? – хмыкнул тот, смекнув, что нашёл лазейку для того, чтобы улизнуть от проигрыша. – Ты лучше мне вот это переведи.
         И опять ткнул в слово, нисколько не короче первого. Я отлично знал текст перевода этого абзаца, но что конкретно означает это слово не смог вспомнить. Тогда я попытался объяснить ему, что тексты так не переводятся, потому что так получается просто набор слов, не связанных между собой, а переводить надо предложениями, а то и сразу абзацами.
         -   И вообще, - в конце добавил я, - мы с тобой спорили, что я переведу полностью книжку, а не отдельные слова.
         -   Ничего не знаю! – заявил на это Вовка.
         Короче, газировку я так и не получил. Но и проигравшим меня никто не назвал. Поняв, что ничего не добьюсь, я не стал настаивать на выигрыше, а Райковский удовлетворился тем, что ему удалось отбрехаться от проигрыша. На том наше с ним пари и закончилось.
         Поэтому, когда я нашёл «Квартеронку» на английском языке, меня это не испугало. Наоборот, я с энтузиазмом принялся за её перевод. Правда, текст предназначался для студентов первого-второго курса иняза, но это меня не остановило. Я решил прочитать её в оригинале, раз до сих пор мне не удалось найти её в русском варианте. Это давалось нелегко. До летних каникул я смог перевести чуть больше половины книги. А потом мать принесла из городской библиотеки очередной томик Майн Рида, где среди прочих романов была и «Квартеронка».  Но прочитать сразу мне её не удалось. Всё-таки было лето, хотя и скучное. И когда до неё дошла очередь, меня отправили  в колхоз. И вот теперь, чтобы с пользой провести время до встречи со Светкой, я взялся за эту книгу. Читая, временами сравнивал её со своим переводом и всякий раз убеждался, что он мало чем отличался от профессионального. И это тешило моё самолюбие.
         В семь часов я бросил чтение, оделся и побежал в школу. Торопился, чтобы не опоздать, а, оказалось, что пришёл раньше времени на десять минут. Ну, десять минут, это всё-таки не десять часов, можно и подождать. Но в сырость и слякоть это было как-то не очень-то приятно делать. Небо, хмурившееся весь день, под вечер поднатужилось и выдавило из себя какую-то пародию на дождик - противный и мелкий вялотекущий каплепад.
         Наконец-то прозвенел звонок, и школа ожила. Вскоре из распахнутых дверей стали вываливаться ученики. Светка выскочила на крыльцо и сходу направилась ко мне.
         -    Сашка, привет! – поздоровалась она и чмокнула меня в губы.
         -   Привет, Свет! – невольно улыбаясь от нахлынувшей при виде её радости, откликнулся я. – А как ты догадалась, что я  уже пришёл?
         -   А я тебя в окно видела! – засмеялась она.
         Тут я краем глаза заметил, как на крыльцо выбежал Генка Шипилин, её вчерашний провожатый. Остановившись, он закрутил головой по сторонам. Наверное, Светку искал. Увидев её со мной, он насупился. Так тебе и надо, гадёныш, не зарься на чужих девушек! – злорадно подумал я про себя, а вслух весело сказал:
         -    Ох, ну и хитрая же ты у меня!
         -   А ты думал!
         Она взяла меня под руку, и мы отправились к её дому, делая крюк через Дальние Горы.
         -    Может, сходим в кино? – предложил я, когда мы проходили мимо ДК «Октябрь».
         -   Нет, - возразила Светка. – Мама будет ждать, беспокоиться. Не хочу, чтобы она за меня тревожилась. Она же не знает, что сегодня я с тобой.
         -   А про того знает? – спросил я, испытывающее глядя на неё.
         Светка опустила глаза.
         -   Знает. Видела несколько раз.
         -   Ну и?
         -  Ругалась. Ты ей очень нравишься. Наверное, даже больше, чем мне, раз она так за тебя заступается. Она была готова растерзать Генку, когда увидела нас вместе в первый раз.
         Реакция тёти Ани мне польстила. Ещё не будучи тёщей, она уже горой стояла за своего будущего зятя. Это неплохо.
         -   Ну, а ты? – продолжал я допытываться.
         -   Объяснила ей, что это просто одноклассник, который живёт на соседней улице, с которым я всего лишь вместе возвращалась домой.
         -   Боюсь, не за это она тебя ругала,- заметил я.
         -   А за что? – она удивлённо посмотрела на меня.
         -   Вы шли под ручки?
         Светка снова виновато потупила глаза и еле слышно пролепетала:
         -   Да…
         -   С просто одноклассником под ручку не ходят.
         -   Я же объяснила…
         Она остановилась и уставилась на меня. Я тоже встал.
         -   Я помню, - сказал я.  – И вот, что я тебе скажу, взрослая девочка…
         Светка дёрнулась и резко выпалила:
         -   Не называй меня так больше!
         -   Хорошо, сеньорита, - я примирительно улыбнулся, - как скажите…
         -   Прости, вырвалось, - извиняющее пробормотала она, - но это выражение мне, правда, не нравится.
         -   Да я и сам не пойму и чего это выражение ко мне привязалось? Ведь ты первая произнесла… - ответил я на это.
         -   Так, что ты мне хотел сказать-то? – в нетерпении перебила она меня, переводя разговор на другую тему.
         -   Я не против того, чтобы Генка тебя провожал…
         Глаза у Светки, и без того большие, стали ещё больше, округлившись от удивления.
         -   Раз вы живёте рядом, то я не вижу в этом ничего предосудительного, если вы будете вместе ходить со школы. Для меня будет спокойнее, когда я буду знать, что в столь позднее время с тобой будет кто-то рядом.
         -   Спасибо! – вырвалось у неё.
         Ей явно понравилось то, что я сказал. В знак благодарности она прижалась на секунду к моей груди, а потом, посмотрев мне в глаза, призналась:
         -   Не ожидала от тебя такого.
         -   Но! – строго произнёс я, подняв вверх указательный палец.
         -   Что «но»? – не поняла она.
         -   Только без рук!
         -   Я же говорила…
         -   Помню, помню. Ты представляла, что он – это я и так далее. Таким Макаром ты можешь любого под ручку схватить. А это, говорю сразу, мне не понравится…
         -   Теперь ты всё время будешь попрекать меня этим? – Светка обиженно взглянула на меня.
         -   Нет, но мне бы не хотелось, чтобы это ещё раз…
         -   За это можешь не беспокоиться, - заверила она и, поцеловав в губы, добавила. – Я же обещала.
         -   Это я тоже помню, - я посмотрел ей в глаза. Мне не хотелось её обижать, но нужно было расставить все точки над «и» и раз и навсегда закрыть эту неприятную для нас обоих тему. – Но я так же помню, как ты когда-то давала обещание больше меня не обижать.
         Два изумруда тут же потухли.
         -   Прости, - прошептала она, едва сдерживая слёзы.
         -   Я тебя ещё вчера простил, - сказал я, – а это припомнил, чтобы ты знала, что мало дать обещание. Его ещё нужно сдержать.
         -   Я сдержу! – запальчиво заявила она.
         -   Я тебе верю! – ответил я и припал к её губам.
         В воскресение я припёрся к Казанцевым часов в двенадцать и встретил у дома тётю Аню. Увидев меня, она облегченно вздохнула, после радостно улыбнулась и, поздоровавшись, поспешила за дочерью. Та появилась в дверях через несколько минут, уже одетая, словно ждала моего прихода.
         Билеты мы взяли на шестичасовой сеанс, а затем пошли в кафе-мороженое.  После, соблюдая давно сложившуюся традицию, совершили променад по центру города и приземлились на нашей заветной скамеечке в скверике под берёзкой. Проболтали без устали несколько часов. Говорила в основном Светка, я больше молчал и слушал, так как с детства был немногословным.
         К пяти часам мы проголодались и пошли в столовую. Понабрали и первого, и второго, и третьего. Я ещё прикупил две бутылки «Жигулёвского». Когда всё это было расставлено на столе, и мы уселись  друг против друга, Светка кивнула в сторону пива.
         -   А это зачем?
         -   Для торжественного случая.
         -   Торжественного?
         -   Конечно! Это же наше первое свидание за последних четыре месяца.
         -   А вчера тогда что было?
         Она хитро улыбнулась, и лукавые бесята заплясали у неё в глазах.
         -   А вчера было то, что началось ещё десять лет назад. Я встретил тебя у школы и проводил до твоего дома. При этом мы разговаривали, смеялись и целовались. И делали это потому, что нам этого хотелось. А сегодня я тебя пригласил сходить в город, посмотреть кино, то бишь, на свидание, и ты согласилась. Мы сходили с тобой туда, посидели там, прошвырнулись по городу, вот теперь сидим здесь, а после пойдем в кино целоваться. Лично я считаю, что нам надо обязательно отметить это. А ты?
         -   Я тоже!
         -   Тогда подставляйте свой стакан, синьорита!
         Светка быстро исполнила мою просьбу.
         -   Так вот, я тут подумал, - сказал я, срывая ложкой пробку с бутылки, - что до вина мы с тобой по моральным и денежным возможностям ещё не доросли, но зато можем позволить себе пиво. Это хотя и слабоалкогольный напиток, но всё же алкоголь. А это всё солиднее, чем газировка. Верно?
         -   Верно, - согласилась она, при этом как-то странно на меня смотря.
         -   Ты чего? – поинтересовался я, заметив это, и стал разливать «Жигулёвское» по стаканам.
         -   Я тебя так долго не видела, - сказала она, не сводя с меня глаз, - а ты, оказывается, изменился за это время.
         -   То есть?
         -   У тебя выросли усы…
         -  Ха, - хмыкнул я, - какая ты глазастая! Ты, Свет, прямо как в том анекдоте про индейцев, которых бледнолицые взяли в плен. Знаешь такой?
         -   Нет, - ответила она и, приготовившись услышать смешное, попросила. - Расскажи.
         -   Так вот, - я подал ей стакан и стал рассказывать анекдот, - как-то поймали бледнолицые несколько индейцев в плен. Ну, соплеменники, разумеется, по ним слёзы льют, думают, всё, убили уже их. Хоронить собрались. А те через неделю, раз, и домой заявляются. Их там спрашивают: «Как вы освободились-то?»  А они отвечают: «Заперли нас в сарае. День сидим, третий, пятый. А на шестой день Зоркий Сокол увидел, что в сарае четвёртой стены нет. Вот мы и сбежали».
         Светка рассмеялась, обнажив ровные белые зубы.
         -   Усы появились у меня ещё в классе восьмом, наверное, - заметил я ей с укоризной, отставляя бутылку в сторону, - а ты только сейчас это заметила.
         -    В седьмом, - поправила она.
         -   Чего?
         -  Они появились у тебя в конце седьмого класса. Но они были… Как это сказать? – приставив палец к губам, она задумалась, чтобы подбирать нужное слово. – Скажем так - мальчишеские. А сейчас они у тебя, как у взрослого.
         -   Ну, ладно, давай.
         Я решил сменить тему - чего тут обсуждать мои усы, когда мы пришли сюда отметить нашу встречу? - и поднял стакан. Светка сделала то же самое. Затем поднесла пиво к носу и, вдохнув в себя его терпкий аромат, слегка по-морщилась. Я улыбнулся, увидев это, и собрался, было, произнести тост, но она меня опередила.
         -   А как это тебе его продали? – поинтересовалась она с ехидцей и показала глазами на пиво. - Он хотя и слабоалкогольный напиток, но всё же алкоголь. А ведь тебе ещё нет…
         -    Тише! – зашипел я на неё, и, когда она замолчала, подавшись к ней, с улыбкой сказал. – А кто здесь об этом знает, кроме тебя, а? Найди мне такого, который дал бы мне меньше восемнадцати. Да я ему лично в лицо за это плюну. К тому же, ты только что сама сказала, что я изменился.
         Мои силовые занятия, которые я проделывал ежедневно утром и вечером, не прошли даром. Благодаря им, я стал крепким и рослым не по годам. А усы делали меня ещё старше. В автобусах и трамваях ко мне обращались не иначе, как «молодой человек», тогда как моих сверстников называли «пареньками» или «юношами». Это мне, конечно, льстило и давало стимул с большим рвением заниматься шестикилограммовыми гантелями и пудовой гирей.
         Светка некоторое время внимательно рассматривала меня, а потом выдала:
         -   А ведь тебе и впрямь можно дать лет двадцать.
         На память тут же пришли две подружки из Бормотова, заглядывавшиеся на меня. Когда по выходным дням мы всей толпой приходили в деревенский клуб на танцы, они сразу появлялись поблизости и начинали заигрывать со мной, не обращая внимания на недовольство наших девчонок. Особенно одна из них, самая старшая - бойкая и шустрая бабёнка, уже успевшая побывать замужем. После развода она одна воспитывала трёхлетнюю дочь. Не знаю, чем я ей приглянулся, но она частенько приглашала меня на танго, нагло прижималась ко мне во время танца и всё допытывалась, сколько же мне лет. Я стойко переносил её выходки, блюдя верность Светке, и шутливо уходил от ответа. Не мог же я сказать ей, что через месяц мне исполнится всего шестнадцать. Однажды вместо ответа я спросил её: «А сколько ты мне дашь?» Та, не раздумывая, тут же выдала: «Лет двадцать пять, не меньше. Правильно?» «Почти», - неопределённо отозвался я, а в душе заликовал: «Надо же, как меня оценили»!
         Вспомнив это, я решил похвастаться.
         -  Что-то скромно вы меня оценили, сеньорита, - я шутливо надул губы и скорчил обиженную мину, а когда Светка на это рассмеялась, гордо заявил. – Вообще-то, все дают мне не меньше двадцати пяти.
         -   Вот как? – удивилась она. – А кто это все-то?
         -   Все, кроме тебя.
         -   Да?
         Она снова оценивающе посмотрела на меня и затем сказала серьёзным тоном.
         -   А ты и вправду выглядишь намного старше своих лет.
         -   Не понял, - насторожился я, ожидая подвоха, - это хорошо или плохо?
         -   Хорошо, - она улыбнулась.
         -   Это обнадёживает, - облегчённо выдохнул я и, снова подняв стакан, тихо, но зато торжественно объявил. -  Выпьем за то, чтобы небо над нашими головами всегда было чистым и безоблачным, и чтобы никакой сволочи не удалось бы его омрачить.
         -   Какой сволочи? – тут уже Светка напряглась.
         -   Да любой, - ответил я и, протянув стакан для чоканья, с пылом произнёс. – За нас!
         -   За нас! – расслабившись, словно эхо повторила Светка.
         Она охотно стукнула стаканом об стакан и сделала несколько глотков, а потом отставила стакан в сторону. Я же с удовольствием выпил свою порцию до дна, словно меня мучила жажда. Пиво мне нравилось. Светка же допила свой стакан только на третий или четвёртый раз и, убрав его, сказала: «Не хочу больше».
         Я не стал настаивать, а просто взял и допил оставшееся пиво.
         А потом мы пошли в кино и целовались, целовались,  целовались…