Мои четыре города. В одном
лоснящаяся чайка, точно шилом,
прокалывает клювом полотно
потрепанной волны. И ветер в жилах
акаций повышает кровяное
давление и убыстряет ритм
сердечных сокращений. Фонари
нам нарезают тени за спиною.
Нелепо мне собою одарить
тебя. Но города – иное.
В них может быть, как было во втором
из этих четырех. Стелил ромашкой
(нивяником, конечно же), ковром
из теплой пыли, легкой, как вчерашний,
пустячный разговор на берегу
реки. Где лодочная станция,
мостки, которыми сквозь утро пробегу,
и где, наверняка, остался б я
удить леща, и в зимнюю пургу
невстречею с тобой бы поквитался.
Но только - третий. Он из остальных
решал за всех. Крутись, волчок! И даже
изгибами не шеи, но – спины,
трамваями дрожащими укажет
на то, что не сумела оторвать ты
от моего - когда-то! - ноября.
Сиреней, яблонь, лип сменяются, парят
над городом тугие ароматы.
Мои четыре города. Войди,
ступнями, точно стаей серой рыбы,
скользя по мостовой, еще в один.
В нем недоразвалившиеся глыбы,
в нем тоже есть река, она пряма.
Но мне с тобой усилием ума
придется извиваться, как в аптечной
эмблеме пресмыкающийся вечный.