Мне было одиннадцать, когда я пошёл в шестой класс школы Вэбэнхейм. Удивительное место, скажу я вам. Небольшой город расположился в восьмидесяти километрах от Вены, в большой котловине, отделенной от внешнего мира четырьмя пересекающимися реками. Переезд давался мне тяжело. Я долгое время не мог определиться, как вести себя в новой школе, очень боялся, что не понравлюсь одноклассникам. К счастью, дети в Вэбэнхейме приняли меня более дружелюбно, чем мне казалось, я завёл хороших друзей. Жаль, но этого было недостаточно. Меня угнетала атмосфера города. Честно говоря, я бы не стал называть Вэбэнхейм именно так. Скорее, я бы посчитал его деревней, или посёлком. Сейчас я понимаю, что это не играет особой разницы, но тогда, ребёнку из большого города было трудно свыкнуться с мыслью о проживании в столь маленьком, скромном городке, без большого количества магазинов, кафе и просто мест для прогулки.
Однако, как и все люди, сталкивающиеся с подобным, я постепенно привык к такой нестандартной для меня атмосфере. Вероятнее всего, этому поспособствовал тот факт, что родители стали снисходительнее относится к моему поведению, успеваемости. Я понял, что в переезде есть и свои плюсы. Мы с друзьями стали чаще ходить гулять по окраинам, познавать местность. Мне стало интересно исследовать лес, окружавший Вэбэнхейм. Каждый день мы ходили на речку Верн, проходили через неё по огромному бревну и попадали в “кожаный лес”. Такое необычное название он приобрёл из-за того, что сорок лет назад, во время второй мировой войны, здесь полегло большое количество немецких солдат, одетых в кожаные шинели. Даже тогда мы с ребятами часто натыкались на трупы падших воинов, но никогда их не трогали. Я считал, что непростительно таким образом осквернять души умерших. Сейчас я понимаю, как хорошо, что я не ворошил тела солдат…
Спустя полгода проживания в Вэбэнхейме, жизнь в городе стала кошмаром для многих жителей. Как оказалось, на месте “кожаного леса” находился очаг неизвестного подземного вируса-падальщика. Большое количество трупов стало подспорьем для развития вируса, что понесло за собой большое количество жертв. На моих глазах, город превращался в кладбище, в котором покоятся как мертвецы, так и живые. Мой класс жутко опустел. Из тридцати пяти человек осталось четырнадцать. В числе погибших был мой лучший друг, Йоганн. Мне не позволили проститься с телом – их кремировали сразу, после констатации смерти. Степень заражения была настолько серьёзной, что люди умирали за считанные часы, а врачи лишь разводили руками. В итоге, за одиннадцать дней бушевания вируса, умерло семьсот двадцать человек. Моей семье очень повезло. Мы смогли получить разрешение на выезд в близлежащий посёлок Мансвиртен, где и поселились. Никто из моих друзей не вернулся из Вэбэнхейма по причине заражения. Последних не инфицированных граждан вывезли из города четвёртого октября тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, через семнадцать дней после начала эпидемии. Экспертиза установила, что остальное население было Вэбэнхейма заражено вирусом, и не имеет шанса на выздоровление, поэтому, с целью устранить инфекцию, власти решили сжечь город дотла вместе с его жителями. Такой поступок я расценивал за вандализм, но понимал, что иного выхода нет, иначе вирус может распространиться. Седьмого октября “кожаный лес” запылал рыжим пламенем, которое унесло за собой жизни двух тысяч человек. Издалека, даже у нас, в Мансвиртене, можно было заметь следы дыма от огня. Долгое время я не мог придти в чувство после случившегося. У меня было подавленное состояние, смешанное с недоумением. Меня терзали чувства о моих друзьях, погибших за эти дни. Я не мог принять их отсутствие, часто замыкался в себе, запустил учёбу, стал нелюдим…
Прошло восемь месяцев с момента трагедии. Мы попытались взять себя в руки и забыть о событиях, произошедших в Вэбэнхэйме. Сделать это мне было нелегко. Естественно, воспоминания никогда не сотрутся из нашей памяти, но нужно принять их, смириться с ними. В итоге у меня получилось. Для себя я решил, что пустыми сожалениями я никак не помогу своим погибшим друзьям. Если я остался жив, то я должен для них, и ради них. Эти мысли поддерживали во мне чувство спокойствия, однако, сейчас я задумываюсь, не было ли оно ложным? Правда ли я считал, что живя делаю хорошо друзьям, или, быть может, я хотел себя утешить таким образом? Чем чаще я думал о подобных вещах, тем сложнее мне становилось справляться с напряжением. Оно заключалось в укорительном чувстве вины. Хотя, знаете, я бы даже назвал это чувством ответственности. Понимаете, когда ты остаёшься жив, а другой человек умирает, хотя вы находились в равных условиях выживания, ты невольно ловишь себя на мысли: “Правильно ли то, что выжил именно я?”. В такие моменты, самостоятельно ответить на этот вопрос невозможно, но независимо от твоего ответа у тебя складывается ощущение, что ты – своеобразный убийца. Дело в том, что если ты осознаешь свою “выживаемость”, у тебя появляется чувство подавленности, заключающейся в мысли: “Неужели мы оба не могли остаться в живых?”. Размышления на подобные темы терзали меня тогда, и еще больше боли причиняют сейчас.
По правде говоря, моё состояние было настолько ужасным, что у меня помутился рассудок. Временами я разговаривал с призраками своих друзей, которые оказывались простым плодом больного воображения. Родители не считали это необычным, ибо не каждый ребёнок переживёт подобное. Они считали, что большой город излечит меня от подобной болезни. Да, именно так. Мы решили вновь отправиться жить в Вену. Туда, где началась моя осознанная жизнь. Я тоже видел плюсы в переезде, в первую очередь для своего здоровья. Ведь правильно говорят: “Большой город лечит от мирской суеты.” Жаль, что мою проблему нельзя назвать “мирской суетой”…
Мы должны были отправляться в столицу десятого июля, я уже собрал чемоданы, ибо долгожданный день должен был наступить уже послезавтра. Всё бы было хорошо, если бы в ночь восьмого июля я бы не увидел её. Моя старая подруга, Марго. Она переехала со мной в Вэбэнхейм. Мы учились в одном классе, я испытывал к ней привязанность. К сожалению, она была одной из первых жертв вируса, а потому умерла раньше остальных. Тогда, я каждый день приносил к её мнимой могиле по одному цветку кала, росшего в деревне. Мысли о Марго всегда были неоднозначными для меня. Я сожалел, вспоминая её, и хохотал, как ребёнок. Мы с ней прожили много счастливых дней вместе. Потеря Марго тогда означала для меня потерю кусочка сознания, сердца, души. Смириться с тем, что её больше нет было крайне сложно, практически невыносимо.
Моё видение, в отличие от предыдущих, было настоящим. Я мог чувствовать Марго, я ощущал её запах, отчётливо слышал её голос. Но, я не видел её глаз. Её прекрасных, удивительных глаз, покрытых плёнкой северного сияния. Тогда они были совершенно чёрные, пустые. Однако, мне было достаточно всего лишь того, что Маргарита уже была здесь. Двенадцатилетний ребёнок не может испытывать настоящих чувств, но что же тогда было со мной? Что я испытал при виде Марго? Я могу смело ответить на этот вопрос – счастье. Удивительное чувство, заключавшееся в осознании того, что не один я остался в живых после тех роковых событий.
Внезапно Маргарита схватила меня за руку и выпрыгнула со мною из окна. Моё счастье, что мы жили на первом этаже, однако, я таки получил ушибов, но тогда мне было на них всё равно. Я не чувствовал горя, той прежней напряженности, скованности. Теперь меня влекла лишь Марго. Она бежала всё дальше и дальше, а я безотказно следовал за ней, ощущая чувство моральной эйфории. Я не знаю, как долго мы бежали, но вскоре, мы прибыли к какой-то деревушке. Повсюду были огни, пляски и танцы. Внезапно я осознал, где я. Это была не деревня, а город Вэбэнхейм. Живой, с жителями, цельными домами, а главное – атмосферой счастья. Я увидел своих старых друзей, обнял каждого из них. Из моих глаз ручьём лились слёзы радости! Однако, когда я смотрел на очи тех, кого встречал, внутри меня пробирала дрожь, перекрывавшая любые чувства. Я чётко осознал, что это не те люди, которых я видел раньше. Я не чувствовал души внутри них, это меня очень пугало, но я не мог остановиться. Я просто шёл вперёд, здоровался со всеми, не выпуская из виду Марго, которая временами звала меня за собой. В конце концов, Маргарита привела меня к тому самому бревну, по которому мы всегда перебирались на другую сторону реки Верн. Она показала рукой на тело мертвого солдата, на другом боку реки. Я подошёл к нему, но Марго за мной не пошла. Улыбаясь, она всё еще указывала на тело. Тогда я понял, что происходит, и достал дневник, который вы сейчас читаете, из кармана в последний раз. Я писал очень долго, но Марго ждала, невзирая на время. Скоро я закрою мой дневник, выброшу его подальше от себя, и предамся очищению от своих страданий. Наконец, я смогу жить без чувства сожаления, ответственности, горя, печали…