Письма на юг 1

Галина Щекина
Письма на юг.
Дорогая Валентина, прости за оплошность, в записной книжке неверно записала твой адрес, письму пришлось погулять. Ещё раз огромное спасибо за Фолкнера и за хлопоты по этому поводу, ты знаешь, мне это дорого. У нас новостей немного, Римка собралась было рожать, но, слава Богу, передумала. Марк вроде здоров, весел, тьфу, чтоб не сглазить. У него силёнок прибывает, отчего моей радости прибывает. Я адрес исправила, так что теперь буду писать чаще. Сыночек занимает всё время, остальное время беззастенчиво крадут друзья и знакомые, но я буду сопротивляться. Всё же, как жаль, что письмо вернулось, я уже так ждала ответа. Целую, мой маленький друг.
Валентинка, отдельное спасибо за Фолкнера и за поздравления (это уже от нас с Марком). Как ни медленно, но мне удаётся заниматься, и я рада, что материал сейчас всегда под рукой. Будь добра, сделай всё возможное, чтобы вообще не возвращать его. Иначе я приду в отчаянье. В городской библиотеке это было бы проще, но, если у тебя возникнут проблемы, то ты мне сообщи.
Как ты живёшь, дорогая? Нам, к сожалению, так и не удалось с тобой поговорить подробно. Был один разговор в дождь, когда мы бродили по улице без ключа, и это длинный беспорядочный разговор, в котором был обоюдный интерес. А мне так хотелось спросить тебя про твои отношения с окружающими. Помнится, ты мне позволяла быть откровенной, так разреши и сейчас это сделать. Ты человек трудный, и не всегда лишь вина окружающих в несложившейся дружбе и любви. Охотно верю, что часто отношения подлинные просты и ясны в самом главном, даже если они и запутанные. А тебе самой не хватает простоты и ясности и во взглядах и в поступках. И ещё иногда не хватает великодушия. Постарайся понять одну штуку: жить тяжело всем, особенно тем, кто сознательно или бессознательно отказался от жизни растительной, горизонтальной, отказался от удовольствий, «задумался». Неужели ты считаешь, что пришла в этот мир ещё больше всё запутать и затруднить? Если нет, то в чём основной смысл взаимоотношений с людьми? Что лежит в основе твоего стремления к сближению? Эгоизм или желание по мере возможности облегчить их жизнь? Но то, что тяжело всем — это так, это не зависит, заметно ли это постороннему взгляду. Скажи, чем ты измеряешь ценность человека? Что бы хотела видеть в человеке близком? Видишь, сколько вопросов всплывает. И чтобы их поставить и чтобы на них ответить, нужно немало времени.
Мы живем по-разному и смотрим на всё по-разному. А это тоже отдельный серьёзный разговор, но мы должны найти время и для него. Надеюсь на это. Очень признательна тебе, моя дорогая девочка, за поздравление. Вообще за всё. Всё помню. Душа моя, я так и не поняла, зачем ты опять положила денежку. Напиши. Ещё раз целую. Лана.

Дикарева прочитала письма в великом волнении, буквы качались и расплывались перед глазами. Эти письма пришли от человека, ради которого она на всё была готова.
Боже мой, Валя ей ещё какую-то денежку подсовывала! У самой-то тогда ничего ещё не было, сама только начинала храбро жить на копеечную зарплату молодого специалиста. Но у Ланы вообще не было зарплаты, зато был крохотный сын, бедность, далеко идущие планы. Конечно, сердце разрывалось помочь, пожалеть. Так её и жалеть было трудно, она была очень гордая, Лана, и показывала свой гордый нрав на каждом шагу. Умирая с голоду, возвращала поданные ей смятые десятки.
И, спрашивается, откуда малявка Валя могла взять Фолкнера, чтобы Лана могла спокойно написать свою статью? Да пошла и украла его в библиотеке, то есть взяла, а потом покорно заплатила за утрату в пятикратном размере.
Когда Лана впервые говорила про Фолкнера, у Вали глаза со стуком падали на пол. Первую половину речи пропустила, потому что разглядывала публику, потом докладчицу. Азиатские узкие глаза на худощавом подвижном лице, впалые щеки, небрежно сколотые на шее пышно завитые волосы, полосатое трикотажное платье чулком, такое хлёсткое на аскетичной фигуре женщины. Чеканная речь, быстро бьющая, как расстрел. Валя потом так стала впиваться в этого Фолкнера, что едва не завалила диплом.
Как её ругал руководитель диплома, декан факультета, в просторечии Рука! А глупая дипломница, едва проснувшись от крика разносчицы молока, которая гремела железными флягами по двору, вставала не сразу. Поднявшись и набросив плащ, Валя покупала у неё литр молока в кастрюльку и полбуханки черного. И читала. И очкастенькая однокурсница Уля, с которой они были вместе на практике, смущенно бормотала: «Чет ты вообще». Нет, не хотелось никому усложнять жизнь, но получалось именно так. Она ссорилась со всем белым светом: всё везде было не так, как нужно ей.
Что она тогда ценила в человеке? Да то же, что ценил Анчаров. Ведь каждый человек ценится по тому, что он может отдать другим добровольно. Вот она и стремилась отдавать… Сознательно или нет, но ей хотелось походить на героев Анчарова. Они нравились ей так сильно. Но Анчарова в среде Ланы нельзя было упоминать, смеялись. Они увлекались зарубежной литературой. Фолкнер и всё такое.
Что хотела видеть в близком? Всё, что угодно. Кроме правды. Никто не мог понять, почему же Лана, такая классная, не захотела жить с любимым человеком, от которого родила сына…
Сказано было найти Фолкнера, так она записалась в городскую библиотеку. Преступление усугублялось тем, что под рукой оказался трехтомник, и пропажу обнаружили быстро. В следующий же визит, когда вороватая читательница пробралась к знакомой полке, она увидела перед Фолкнером красную картонку, а пожилая женщина на абонементе, выдававшая ей в прошлый раз книги, постучала ручкой по формуляру. «У вас срок давно прошёл, а вы за новыми книгами пришли. Что будем делать? У нас пятикратная стоимость, вы в курсе?» Валя была в курсе и пробормотала: «Да, конечно». Это было лёгкое наказание, потому что в намерениях было стащить ещё один том. Эта некрасивая история могла бы и не случиться с ней, если бы книгу Фолкнера можно было купить в магазине. Но его книги нельзя было купить нигде.
Лана писала статью о творчестве Фолкнера для какого-то журнала, из дому она выйти не могла по многим причинам. Чтобы Лане не мотаться по городу в поисках нужной книги, Валя, не задумываясь, изъяла Фолкнера из библиотечного фонда.
Разбиться в лепешку для кого-то – это было для неё привычное дело. К ней и в общежитии институтском обращались с самыми дикими просьбами: например, найти бабку, умеющую делать заговор, сходить с подружкой на аборт, отдать или переписать ценные лекции, съездить на другой конец города, чтобы продать новое пальто или сумку. Валя отдавала последние деньги, отхаживала подруг после вечеринок, подскакивала на толкучку, чтобы что-то продать, чаще всего не своё. После часа ночи шла на кухню пить чай, чтобы кто-то мог порыдать у неё на груди, и не всегда это были девочки. Свою роль жилетки для плача она исполняла всегда честно, только вот у неё самой такой жилетки не было. Лана при первом столкновении повела себя иначе, и она первая не стала подходить к их дружбе утилитарно. Ведь что покоряло? Взрослая женщина смотрела на неё как на равную. Сумбурный разговор под дождем – это был взрыв доверия к ней, малявке. Теперь Дикарева готова была всю жизнь отрабатывать это доверие.
Она прижала письма к груди и стала ждать момента засесть за ответ. Чтобы в комнате никого не было, чтобы она не спешила и могла всем умом и сердцем унестись за тысячи километров в родной город, где осталась Лана.
Жизнь в южном городке могла показаться благополучной, даже веселой, но не с точки зрения Ланы. Здесь много было шансов налететь на новую дружбу и даже любовь, всегда быть сытой, пьяной и чтобы нос в табаке, но это как раз было жизнью материальной, а не духовной. Походы на пляж с пивом и чебуреками, вылазки на природу с песнями под гитару заканчивались к полуночи, а утром на работу на четырех ногах. Выспаться времени не хватало, не то что подумать о высоком. И тут Валя не знала, что ответить. Был, конечно, шанс «вырасти» через общение с Долгановым, но пока это не получалось…
А что ещё Вале Дикаревой хотелось бы видеть в близком человеке? Да то же самое, что всегда было в ней самой: готовность ринуться по первому зову, и чтобы искренность спасала всё. Как она прочитала у Василия Фёдорова:
«…Оставь меня на крайний случай, На самый крайний, неминучий, На край, на гибельный конец, И голос твой, как твой гонец, Проникнет в бедные пределы Мои, и воздух поределый Позволит мне дойти, домчать, и вызволять, и выручать…»

Продолжение  http://www.proza.ru/2013/04/30/1221