Я тихо вползал в обычный кошмар.
…Длиный коридор, скрипучий паркет, двери, двери, двери. Царство дверей-клонов. Они, все как одна обитые кожзаменителем, под которым покоился слой ватозаменителя, снабженные одинаковыми ручкозаменителями, открывались каждый раз, когда я подходил к ним. Их хищно разверзнутые пасти исторгали женщин в черных юбках до середины роскошных коленных суставов и белоснежных блузках, сквозь которые просвечивали бретельки лифчиков. У каждой из женщин на приоткрытой в рамках приличий верхней части груди покоился символ веры установленного образца из золота. Дамы каждый раз почти сталкивались со мной, презрительно фыркали и, прижав к стандартно красивой груди папку, с важными, видимо,документами, устремлялись вдаль по коридору на стандартно красивых ногах, закованных в латы из темного нейлона, плавно переходящие в черные модельные туфли на модных в конце прошлого сезона каблуках.
На дверях значился номер. Не знаю откуда, но я точно знал, что это именно тот номер, который мне нужен. Сердце стучало, все мое естество противилось, но неодолимая сила заставляла меня сделать шаг в этот ад.
Кабинет-ад был обставлен согласно канону: шкафы с никогда не читаемыми книгами, Т-образный стол, у короткой части которого в кресле восседал хозяин кабинета. Над ним возвышался портрет любимого руководителя, в углу, как подобает, символы веры.
Лик начальника был во всех кабинетах одинаков. Одутловатое лицо с оттопыренной губой, тяжелый взгляд свирепых глазенок, над которыми, понятное дело, нависали неподъемные веки, обрамленные гигантскими бровями в пол-лица. Как только я появлялся на пороге, Начальник выбрасывал вперед руку с перстом указующим, и орал дурным голосом:
- Вы не оплатили счет за уборку подъезда! Ваша квартира будет конфискована!!
- Но я…
В это время из-под начальственного стола выпархивала очередная черно-белая женщина с папкой в руках – видимо, она искала заветную папку в одном из многочисленных ящиков и ящичков стола. Женщина поправляла верхнюю пуговичку на блузке, бросала на меня дежурный презрительный взгляд и выходила в бесконечные просторы коридора.
- Последний срок завтра!!! – продолжал орать начальник, но уже смягчившись, - пеня 10000 процентов за час просрочки!!!! Счетчик включен!!!!! А теперь – вон отсюда!!!! Ты что, не видишь, что я работаю!!!!!
Испытывая смешанные чувства благодарности, облегчения и ужаса, я задком, задком, непрерывно кланяясь и дурашливо улыбаясь, выползал из кабинета со всей стремительностью, на которую был способен. Но, разумеется, так, чтобы не уронить свое достоинство свободного человека.
Там в благословенном коридоре я переводил дух и направлялся к следующей двери. И все повторялось с абсолютной точностью.
Но вот звенел звонок. Я открывал почему-то закрытые глаза и тупо смотрел на потолок, по которому ползала жирная, хищная муха.
«Наверное, это она и звенела», - думал я. «Может быть, еще поспать?» Но спать уже не хотелось.
Я лежал на спине. Простынь пахла моим потом и еще чем-то. Что-то давило на живот. «Пора», - я понимал, что пора совершить утренний туалет. Я поворачивал голову, и каждый раз с удивлением обнаруживал рядом с собой толстую, неопрятную женщину, чья толстая ляжка давила на печень. Я пытался аккуратно убрать груз с живота. В это время женщина открывала заплывший жиром глаз, делала «Хрр», и снова погружалась в сон.
Освободив организм от шлаков, машинально дергал ручку унитаза. Унитаз тоже делал «Хрр», и замолкал. Воды не было. Я шел в ванную, набирал из выварки мыльную воду, оставшуюся после вечернего омовения и, как мог, смывал нечистоты.
Потом была работа. Сначала я пересказывал учебник истории. Говорил я негромко. Дети говорили громче. Мне не хотелось им мешать, а кроме того, мне не очень хотелось, чтобы они слышали те мерзости, которые я вынужден был повторять, чтобы получить тот минимум денежных знаков, который платили за уроки истории. Точнее выдавали с видом совершаемого благодеяния. А, впрочем, это и было благодеяние.
После работы я оставался в квартире один. Толстая женщина смотрела сериалы по телевизору. Потом начиналось общественно-политическое шоу. Бесноватого Слонопотамова сменял Кузинер, гордящийся тем, что что-то слышал о Сартре, затем был миленький самовлюбленностью Изя Петров – он мог на спор произнести любую глупость и при этом искренне полагал, что это очень остроумно, поскольку даже глупость, произнесенная им – это "что-то особенного". Совсем к ночи приходил черед отпрыска знатного рода. Цель его передач состояла в том, чтобы подтвердить известное положение – природа на детях гениев отдыхает. Причем, долго.
Спать не хотелось, но делать больше в жизни было нечего. Я занимал оставленное толстой женщиной пространство на кровати и закрывал глаза. Постепенно я засыпал…
…Я проснулся, оделся, поправил галстук и вышел из квартиры. Передо мной простирался длинный коридор, скрипучий паркет, двери, двери, двери. Царство дверей-клонов….