Все люди готовые связать свои узы браком, « я не имею в виду тех, кто выходит замуж или женится по расчётам или по каким-то другим соображениям» - женятся по любви. Славке Подолину, Амур в сердце стрелу не пускал, ему Гименей сразу по блудному отростку чем – то саданул. Да так саданул… небо в алмазах показалось. К подвиду «телячьих» или «саблезубых» Славка не относился, он как кот, гулял сам по себе, даже поговорку придумал: «Поймаю – огуляю, не получится, просто помурлычем». И получалось же! И не о чём не думалось! А тут, вдруг и сразу! Надоело этому коту проживать бесцельно жизнь. Пьянствовать беспричинно с молодежью, «как – никак, двадцать семь «дураку», - детей захотелось, спокойствия. Надоела цыганская жизнь с частыми сменами мест дислокации и поиска новых пассий. Вообще - то, Славка и походил на цыгана: среднего роста, худощавый, с кудрявыми смоляными волосами, чёрными пронзительными глазами и смуглый от рождения. В компаниях он был на первых ролях: балагур, насмешник, неплохой гармонист и бабник. Отца у Славки не было - жили вдвоем, с матерью. Жили хорошо. На судьбу не роптали. Что надо - всё было. Однажды, Славка, заикнулся об отце - мать раздражённо ответила: «помер он» и всё. Славка этому не верил, но мать не допекал. Жалел её. «Зачем донимать? - думал он, - и узнаю, легче от этого не будет. Нет отца и хрен с ним! Не такая уж большая потеря»…
Многим было интересно: кто же был его отец и, почему он похож на цыгана?
- Подолин моя фамилия и я русский, - отвечал смеясь, Славка. – А раз Подолин, значит, меня в подоле припёрли. Где уж меня там мать откопала, не знаю, но я ей за то, благодарен… Сейчас вот, с вами калякаю, а так бы… - Он чесал свой загривок и хитрющими добрыми глазами, наблюдал за реакцией любопытных. - А отец… Попадись он мне… Я б ему в грызло дал. Просто так дал… Для интересу. А заодно и пинка для скорости, чтоб его рожу бесстыжую не видеть. Славка редко унывал, а если и унывал, то грусть его была краткосрочной, какой – то клоунской: физиономия грустная, а глаза смеются и, наоборот: в глазах тоска, но рот до ушей растянут. Трудно было определить его состояние.
Раскидав на коровнике у кормушек сенаж, «работал Славка скотником», заехал по пути к другу Виктору, а теперь уже и куму, «на днях у Виктора сына крестили - кумом стал», поздоровался грустно, привязал лошадь к забору и без былого веселья, бухнулся во дворе у Виктора на зелёную, густую траву. Закурил поспешно и, пуская в небеса сизый дым, как – то отрешённо, сказал:
- Женится, Витёк, хочу, прям, как кобель цепной, которого несколько лет с цепи не спускали. Даже зубы щекочет.
- Жениться, это не плохо, - сказал, ухмыляясь, Виктор, присев на ступеньку крыльца, приглаживая свои длинные, сивые волосы. - Шея вот только порой до одури чешется, от этой женитьбы. Так и хочется сбросить ярмо, да свободу почувствовать. В другое село на танцы смыкаться или по бабам, а тут, ограничитель…
- Ну, не знай как у тебя, а у меня эта свобода, вот где! - с остервенением чиркнув ребром ладони по горлу, будто резанув ножом, сказал Славка. Надоело всё… Детей охота. Да и жизнь скомканной стала… Пустой какой – то. Тут ещё мать достает, внучат хочет. А то, говорит: помру и не повожусь.
Виктор тоже закурил и с любопытством посмотрел на друга:
- И на кого ж у тебя так сильно зачесался?
- Хочу Надю Глухову засватать. Ты как, пойдёшь сватом?
У Виктора от удивления выпучились небесные глаза, а сигарета как сопля, повисла на отвисшей губе. Посмотрев на Славку, как на идиота, сказал:
- Ты чё? Она ж с Колькой Дубовым встречается… А он парень дурной и обидчивый. Ему такие шутки не понравятся... Да и какой из меня сват, я в двух словах семь ошибок делаю. Нет. Не обижайся.
- С Дубом она уже три дня не ходит, корма о корму у них… Я её провожаю. А сват из тебя, что надо. Верку – то, за себя уломал, она и пикнуть не успела? И сын у тебя уже. А у меня?..
- Верку я с детства забронировал. И это все знали. И как шланг я тогда был. А вдатому - всё пофиг… сам знаешь! А у тебя нескладушки получаются. За три дня, можно только козу раздоить и то… Да и пойдет ли она за тебя? А то опозоримся?
- Не опозоримся… А насчёт вдатия, я сейчас соображу.
Славка вскочил с помятой травы и, бросив слушать возражения друга, стремглав бросился к магазину, стоящему через четыре дома, на другой стороне улицы. Виктор смотрел ему в след и, улыбаясь, чесал кадык. Дело серьёзное и очень заманчивое, да и повод есть остограмиться.
Ближе к обеду: при галстуках, в черных костюмах, в начищенных до блеска туфлях и навеселе от выпитой на двоих бутылки водки, Виктор со Славкой подвалили к небольшому, выкрашенному в зелёный цвет, дому Глуховых и постучали в серую калитку. У калитки, такая ж зелёная рябина; у обшарпанного, покосившегося старого сарая, не менее зеленая, с поспевающими, розоватыми плодами вишня, они придавали двору пусть и не много, но красоты и скрывали бросавшиеся в глаза, хилые надворные постройки. На стук, из сарая с вилами в руках, вышел отец Нади, Алексей Семенович: седой, высокий, жилистый, мужик. Перекинув вилы из руки в руку, он внимательно и настороженно осмотрел мужиков.
- Не к добру! - сказал тихо Виктор.
- Что не к добру? - не понял Славка.
- С вилами нас встречают. Не к добру это.
- Без паники! Всё путём будет, и не забивай себе голову чепухой. Всему верить - себя не уважать!
Виктор настроился, приободрился, хотел крикнуть радостно, но голос предательски дрогнул:
- Здорово, дядь Лёш! Надя дома?
Славка, напряженно улыбнулся, они с Алексеем Семёновичем работали вместе и уже виделись. Не удалось Славке с утра намекнуть: что заявится в гости - торопился Алексей Семёнович, да и народу много было - постеснялся.
- Здорово! - с огоньком в глазах, ответил Алексей Семёнович, увидев в карманах Славки две бутылки водки, гармошку наперевес и букет цветов. Догадался их визиту. Славку он уважал, видел его сноровку в работе и был рад иметь такого зятя. - У Любашки она. Заходите. Сейчас мать за ней зашлём. - И пропустив вперёд себя парней, осмотрел с конца на конец, прямую, длинную улицу, «не видит ли кто»… и, закрыв калитку, зашмыгал за мужиками.
На шум и разговоры мужиков, на крыльцо вышла Татьяна Владимировна: худая и бойкая женщина. Окинув недобро, нарядных парней - тоже догадалась, но глаза выражали сомнение и испуг: вытерла о передник руки, зачем-то перекрестилась, будто чертей увидала и взволнованно затопталась на месте, ожидая, что будет дальше.
Парни поздоровались, переглянулись, Виктор окинул взглядом взволнованных родителей, что-то прикинул в уме и бойко, пьяно, выпалил:
- У вас, как говорится товар, у меня кобель… То есть, купец. В принципе… Хрен редьки не слаще. - Мужики засмеялись, только матери не до смеха, на глаза слёзы навернулись - толи от жалости, толи от радости. Не поймешь этих женщин! У них всегда в таких случаях слёзы, будь то похороны или свадьба. – Вообщем… так! - продолжал Виктор. - Тащи теть Тань, сюда Надю. Дело имеется.
- Да как - же вот так, нежданно – то? - запричитала Татьяна Владимировна, теребя подол фартука. - Хоть предупредили бы… А то… - и, сбросив передник на перила крыльца, быстро засеменила через дорогу, за дочерью.
Какой был там разговор у матери с дочерью - неизвестно, но, появились они минут через тридцать и обе расстроенные, раскрасневшиеся. Мужики за это время, успели уговорить бутылку водки, закусывая её чёрным хлебом, огурцами и редисом. И, не зная ещё исхода дела, отец уже заранее пропил дочь, отпустил её жить к Славке, не успел только вещи её собрать: положил им на поклон телка и десять гусей, кур не дал, мало их было, у Славки свои куры имелись, и Славка от этого не расстроился. А Славка, помог ему привести в порядок разваливающийся сарай и отдавал запасные оглобли с возком, у Славки было два возка и оба поломаны. И тот что похуже, Славке было не жаль - один хрен, сгниет.
Когда вошли дамы, гости не вязали лыка, но на стульях держались мужественно, смотрели вот только одним глазом - двумя двоилось. Увидев в дверях миловидную, стройную и грустную, Надю, Славка встрепенулся, даже протрезвел, казалось. Выхватил из трехлитровой банки с водой цветы, «специально поставленные туда, чтоб не завяли», и ухнулся перед ней на колени, так ему было проще и легче стоять, пол из - под ног не уходил и стены не качались. Протянул букет.
- Н-надю-ш, выходи за меня, - пролепетал он. - З-золо-т-тые г-горы не о-б-бещаю, но с г-голоду не п-помрешь.
Надя, машинально приняла букет и не знала, что ответить. Она вертела в руках букет, то краснела, то бледнела, пожимала в растерянности плечами, нервно покусывая пухленькие губы, и молчала. От наседавшего и докучавшего Славки, опасливо пятилась к выходу.
А в это время, у дома Глуховых, собралась толпа бабушек и любопытных. Почти весь посёлок знал, что Надю Глухову сватают. Они кричали, обсуждали, спорили и уже загодя знали, что будет дальше. Молодые ещё не пришли к согласию, а на их свадьбе уже плясали, пели и крестили еще не зачатых детей.
Славка ползал на коленях за Надей и упорно, умолял:
- Н-надюш, выходи. А! Не пожалеешь… Для тебя звезды с небес достану.
Тут распахивается дверь и без всяких приветствий, бесцеремонно, как в собственный сартир с разрывающимся от давления животом, влетает Колька Дубов: коренастый, крепкий, рыжий парень. С виду трезвый, а выходки и манера, будто литр в глотку влил. Рубаха нараспашку, глаза злобой налиты, зубы, как тиски сжаты и манит Славку из дома - других он не замечает и всех конкретно имеет в виду. Манит грубо, настырно махая рукой в дверь: выметайся мол.
Все насторожённо замерли, только не Славка. Он с помощью Нади поднялся и гордо закачался к выходу. Виктор тоже поднялся и пошёл следом. Надя и её родители застыли в ожидании чего-то плохого, давящего, от чего им сделалось неуютно, будто бы и не дома вовсе, а где - то на посиделках, куда их пригласили, но не все им рады.
У крыльца, Колька схватил Славку за грудки и, с силой, без всяких предисловий встряхнув, заорал:
- Ты чё приперся? А ну катись отсюда! Женишок - кукушок! - и швырнул пьяного Славку к калитке. Славка отлетел к забору и чудом устоял, обняв рябину, как тонкий стан женщины. - Кому сказал, катись! - повторил, озверевший Колька, придав своему голосу хрипотцу и уверенность.
Бабушки и остальной люд, дружно подвалили к забору, захихикали, зашушукались, ожидая драки, - чья возьмёт, кто на троне будет? Запой или свадьба в деревне без скандала, это, как первая брачная ночь, без невесты.
Оставив в покое рябину, Славка демонстративно отряхнул на груди костюм, сжал кулаки и, качаясь, пошел на обидчика.
- Ты чё сучёк, швыряешься?! Ты кто такой?! По какому праву?!
Колька растопырил ноги для устойчивости и принял боевую стойку.
- По такому! Она за меня пойдёт. И конец трепне!
- А вот это ты не видел?! - выдавил Славка, ударив ребром ладони по сгибу в локте и, с кривой улыбкой повернулся к народу, будто бы прося о поддержке. - Падишах нашёлся! - указал он головой на Кольку. - Эта его… Другая тоже. Все девки его! Гарем открыл… Козёл! Вот тебе! - и Славка снова ударил по сгибу в локте. - Шатаешься с Галькой, вот и шатайся. А Надю я сватаю. И за меня она пойдет.
- Эт, мы ещё посмотрим! - прохрипел Колька, засучивая рукава.
- А ху-ху, не хо-хо! - выдал Славка, тоже заворачивая рукава у пиджака и со злости сплёвывая через левое плечо.
Виктор стоял на крыльце, курил, в спор не ввязывался, ожидал, когда начнется драка, тогда и встрянет за кума. И быть бы побоищу, если б не вышли Надя и родители. Надя взяла Славку под руку и быстро отвела в сторону. Ожидавший зрелища народ, даже расстроился и зароптал. Они разделились на несколько лидирующих партий и как депутаты гос. Думы, голосовали за ту или иную поправку. Каждая партия голосовала за свое и готовы были пустить в ход кулаки. Бабушки от избытка чувств, друг в друга семечками кидаться стали и плеваться.
- Тьфу, на тя! Балаболка!
- Сама такая ж! И на тя тьфу!
- Чё он приперся тут и указывает ещё?! - кричали одни. - Бросил, а теперь указывает! Славик… Дай ему в рыло, чтоб не повадно было!
- Он первый с ней ходил и имеет права! - кричали другие. - Коля, не сдавайся! Держи ответ!
- Хрен им! - кричали третьи. - Оба кобели хорошие и не достойны её! За деда Гаврилу отдадим! - смеялись они, – Только он один её достоин и холост к тому же. Лет тридцать уже как не блудит, валенки прохудились! – И добавили, к сказанному, несколько некрасивых слов с картинками.
- Тьфу, на вас! Богохульники! - крестясь, кричали бабушки и дружно харкали шелухой на безбожников.
Растерявшийся Колька, стоял посередине двора и непонимающе вертел рыжей головой. То, на народ посмотрит, галдевший как в улье, то на растерявшихся и молчавших родителей Нади, то на Виктора, спокойно покуривающего на крыльце и наблюдавшего за ним одним, видевшим ещё глазом, то на Надю, говорившую со Славкой и, пытался уловить по её губам и её движению, о чём разговор. А Надя, ошарашила Славку… В землю по шею вбила.
- Слав, извини, но я люблю Колю и за тебя не могу выйти.
- А что раньше - то не сказала? - побледнел от злости, Славка. - Ждала, когда Дуб припрётся? На сцену ревности посмотреть мечталось?
- Ничего я не ждала и не мечтала. Думала… как тебе лучше сказать, чтоб не обидеть.
- Что там думать-то?! Нет - значит - нет! А то цирк тут устроили… Шапито, приехало! Подходите! Веселитесь! Вон их сколько, - указал он на людей. - Рты от удовольствия раззявили. Крови хотят.
- Извини, Слав.
- Извини… - передразнил обиженно Славка и крикнул другу: - Витёк… бери гармонь, пошли отсюда к чертям собачьим! Спектакль окончен, труппа вдрабаган! – И до предела расстроенный, направился к калитке опустив понуро перед народом голову - стыдно было – опозорился.
Народ притих, успокоился и с досадой, не солоно – хлебавши, стал постепенно расходиться. Светопреставление не произошло, но обсуждений, на неделю хватит. Только Колька, чувствовал себя королём, в его пользу всё обернулось. Он прижимал к себе счастливую Надю и ехидно, самодовольно ухмылялся в спину Славке.
Отец Нади не выдержал, подошёл к Славке, обнял его за плечо и с грустью, виновато, сказал:
- Ты уж Слав, того… Зла - то не держи. Я тоже не знал. Да и матери – то, она под конец сказала. Что с ней поделаешь… Ей жить, ей и решать.
- Проехали… - безразлично отмахнулся Славка. - Сам виноват… Олух!
- В чём ты в-виноват? - встрял Виктор.
- Да ни в чём. Всё путем. - И взяв у Виктора, гармонь, и ухватив его за локоть, поволок восвояси, у выхода из калитки повернулся, посмотрел на влюблённых и улыбнувшись сквозь силу, крикнул:
- Слышь… Рыжий?! С тебя пузырь! Если б не Я… Обтирать тебе до самой старости своей толстой задницей лавочки, да завалинки! Дуролом!
На следующий день, вечером, после работы, Славка подкатил на лошади к дому Виктора.
Виктор с женой сидели в палисаднике, играли с ребенком в песочнице и Славку после вчерашнего позора, никак не ожидали увидеть. Да и Виктор с работы сразу домой. Раньше, пока идет до дома, со многими поговорит, что-то обсудит, что-то расскажет, а сегодня мимо всех чуть ли не галопом - дискомфорт в душе после вчерашнего. Невиновен, а как - то противно, тревожно, будто натворил что.
- Здорово кумовья! - радостно крикнул Славка, будто бы вчера ничего и не было. Шустро выпрыгнув из телеги, привязал к забору лошадь. - Собирайся! - сказал он Виктору. - Сватать поедем.
- Ну его к чёрту, твоё сватовство! Вчерашнего хватило… Весь посёлок ржёт!
- Ба-а-а… - разведя в стороны руки вместе с поклоном, протянул Славка, как бы презирая, жизненные неудачи. – Горе – то какое… Оборжали болезного… Иссохся от стыда… - И уже серьёзно добавил, - Ты что ли, сватался? Тебе – то что, от этого?
- Не люблю я бестолковщины… Только время убиваешь.
- Сегодня всё путём будет, - сказал Славка с улыбкой. - Невеста предупреждена и будет ждать. Ездил я к ней, договорился.
- И кто? - в один голос спросили Виктор и его жена Вера.
- С другого села она. Познакомитесь ещё, если дело выгорит. Правда, с ребёнком, но женщина хорошая, красивая, умная. С кем не бывает! Встречался я с ней в прошлом году. Мне она, нравится.
- Разведёнка? - спросил Виктор.
- Нет. Нагуляла просто.
- Ребёнок – то не твой? - засмеялась Вера.
- Не знай. Предъявы с её стороны не было. Ну, это не меняет дела. Согласится - мой будет.
Виктор неохотно пожал плечами и грустно посмотрел на жену, будто бы спрашивая: ну что? Ехать – нет?
- Ну что ж езжай, - поняв его мысли, сказала, Вера. - Не век же ему в холостяках ходить. Только аккуратней там.
- Тогда собирайся, - сказал радостный Славка. - Я сейчас в магазин, затем домой, приоденусь и к тебе подкачу.
- Может на моём «Восходе», мотанем?
- Да ты чё! В телеге оно спокойней. Случай что, лошадь дорогу знает, привезет.
- Правильно Слав, - сказала Вера. - И мне спокойней будет.
В дом невесты мужики вошли чинно, как в свою хату ввалились, трезвые, правда, пригубили по соточке для смелости, но это их достоинства не унизило. По - барски раскланялись у порога: Виктор осмотрел невесту как манекен в витрине: крепкую, ладную, с густыми светлыми волосами, небесно – синими, хитрючими глазами, и упругими аккуратными грудями, оттопыривающими светлую, тонкую блузку. Виктору она сразу понравилась. С Веркой даже сравнил: кто краше? И остался доволен. Обе хороши! Но всё же, Верка лучше! У неё и носик поменьше, как пипочка и ноги длиннее. Шепнул одобряюще Славке:
- Губа у тебя не дура! Не хуже моей выбрал! - И, обращаясь к родителям, заученно произнес: - У нас, как говорится, купец… у вас товар. Хотите - продавайте, хотите – выгоняйте!
Так – как родители были в курсе и подготовлены, «чего не ожидал Виктор, да и Славка опасался очередного провала», ответили радостно и дружно - особенно радовалась мать - отец был по - мужски сдержан, и даже напыщен как индюк: заложил руки за спину и шатался взад - перёд меряя шагами комнату, как арестант камеру.
- Проходите… гости дорогие! - сказала восторженно, такая же ладная как и дочь, мать и повела их неторопливо в небогато обставленную переднюю, где, слева у двери стоял диван, промеж окон на тумбочке, разместился проигрыватель с пластинками, в углу телевизор «Рекорд», напротив двери сервант, с хрустальными рюмками, бокалами и вазами. Справа, за голландкой, кровать родителей, тут же вдоль стены, кровать дочери и детская кроватка в которой спала шестимесячная внучка, накрытая от мух марлей.
Усадили гостей за круглый стол с белой скатертью, стоящий посередине комнаты и быстренько его накрыли. На сей раз, Бог им подал, круглую варёную картошечку, селёдочку, сало, свежие огурцы, помидоры, зелёный лучок, укроп с петрушкой, а не как в предыдущем доме: черный хлеб и редис. Хозяева расселись сами и, ведя непринужденный, но деловой разговор, от всего сердца стали потчевать дорогих гостей «Столичной». Славка сразу очаровал родителей своею любезностью и общительностью. Невеста не колеблясь, дала согласие, веселый и жизнерадостный Славка ей нравился, а может быть, с хвостом – то, на лучшее и не надеялась? Договорились о дне бракосочетания. У кого молодые будут жить и не тесно ли будет им у супруга и не помешает ли ребёнок? Славка их решительно заверил: что ребёнок не помеха и он даже рад готовому чаду: самому после, меньше пыхтеть по ночам. И о многом другом говорили: серьёзном и не очень. Свадьбу, родители невесты справлять не захотели - с ребёнком невеста - то - неудобно, народ смеяться будет. Славка этому противился, ему хотелось блеснуть перед сельчанами красивой, нарядной свадьбой, но по настоянию невесты, пришлось пойти на уступки. Договорились посидеть в кругу близких и друзей, погуляв в двух домах поочерёдно, чтоб никому обидно не было. Сначала у жениха, потом у невесты. На том и порешили… На том и весь сказ, но с небольшим, дополнением под занавес, для общей картины.
Домой, друзья, возвращались в хорошем настроении, под полной луной и звездным, чистым небом. Всю окрестность как днем видно, можно деньги считать, если они есть. До безумия счастливый Славка, холостые денечки подсчитывал. Остановятся, пропустят по стопочке водочки, «будущая теща на дорогу дала из уважения», и дальше путь держат. Славка рассказывал Виктору, как он обустроит дом, что поломает, а что отремонтирует. Какую скотину разведет, а какую под нож пустит. Планы у Славки были наполеоновские, дальновидные. Бубнил он, бубнил, потом вдруг замолчал, задумался и с грустью сказал, уставившись в звёздное небо.
- Загвоздка, какая-то Витек, получается. Даже на душе муторно.
- Что, опять?
- Да, как тебе сказать! Меня вот, в подоле принесли… Жена моя, будущая, тоже в подоле дочку принесла. А если ещё дочки появятся, что, тоже в подоле приносить будут? Фамилию - то, они мою будут носить, Подолины. А моя Фамилия, будто бы проклята. У меня и бабушка мою мать, в подоле принесла. Вот такие пироги!
Виктор задумался. Долго молчал в раздумье, почесывая затылок, потом ответил:
- Бери фамилию жены.
- Я Витёк, про это думал уже. Не получается.
- Почему?
- Фамилия у неё, знаешь какая?
- Какая?
- Горемыкина, Витёк… Горемыкина. А это о чём говорит?
- Да-а-а! - протянул Виктор и снова заскрёб в затылке. - Лучше уж пусть в подоле приносят, чем горе мыкать. А может оно и к лучшему, а?
- Что, к лучшему? - не понял Славка и уставился на друга с большущим вопросом в глазах.
- Фамилии у вас с минусом, то есть хреновые… А когда минус на минус, получается плюс. Когда вы с ней, навалитесь, друг на друга он и получится… плюсик - то. А?! - И Виктор от удовольствия, от того что вывел удачную, жизненную формулу для друга и которая непременно должна подействовать и вот - вот сбыться, засмеялся.
- А, что?! - несказанно обрадовался Славка. - Может, оно и действительно… Как в сказке… Оковы зла с нас спадут… Заклинание, свою силу потеряет… И светлая дорожка в счастливую жизнь поведет. Давай за это!
Они остановили лошадь, привязали вожжи к передку телеге. Достали из сумки провиант, выпили на радостях и, тронув потихоньку лошадь прутиком, развалились в телеге на соломе и запели. На дорогу смотреть без надобности.
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны.
- Жаль гармошку не взяли, - сказал Славка, а то б сейчас выдали и продолжил:
Выплывают расписные,
Стеньки Разина челны.
А лошадь, трусила и трусила потихоньку по степной укатанной дороге, поднимая копытами пыль и позвякивая сбруей, она знала, куда везти мужиков. А мужики не о чём не задумываясь и не переживая, подложив под голову руки, покачивались в телеге и драли глотки на всю окрестность, пугая своим воплем полёвок и тушканчиков. Они не просто драли глотки, а визжали, даже подвывали по - волчьи, делясь неудержимой, взбунтовавшейся радостью с окружающим миром. Певцы… едрёна корень!