Когда дожди заканчиваются, приходят солёные, просоленные, скользкие ветра – скользкие, как мокрая парусина. Меня любили твои дети – когда я приходила к вам выпить чаю раз в шестнадцать месяцев, они, в очередной раз непривычно подросшие, облепляли меня сначала, потом наблюдали. Слушали.
Мы люди, попавшие в шторм. Ненавидящие сказки, потому что в каждой из них участвовали.
Я приходила утром – когда можно было тряхнуть длинными растрёпанными тёмными волосами, улыбнуться и сказать: «Здравствуй». Я распутывала цветные нитки, мы сидели, глупые и молчаливые, на берегу и смотрели на восход. А потом на закат. Элис распахивала глаза – она жила в старом городе без света и звёзд. И шла рисовать людей. Мы наблюдали за ней вдвоём. Я говорила, что я тебя люблю, а ты зажимал мне губы ладонью.
Мои сказки никто никогда не читал. А ты в них участвовал – глупый, глупый Граахтан, с изрисованными коленями, с шрамами. Истерика смысла. Небо, вжатое в вену. Океан пел в тебе. Я слушала. Распахнутыми глазами.
Знаешь, я так в тебе… понималась. Понимала себя, поднималась на ноги. Перестилала ткань в котомке, перебирала талисманчики, собирала камни и глиняные фигурки. Размышляла.
– Налей мне вина, – я стояла на берегу, раскинув руки. Смотрела. В спине тлело ощущение скомканного холода. Ты подошёл, коснулся ладонью. Я вздрогнула и чуть не рухнула на песок. Едва не стала бессильным телом – мраморным, рыхло-каменным, чувствующим муравьёв, проходящих сквозь почву, и ножи, расплёсканные солью по стылым дождям нашим. Сквозь руки проходили молнии растекающихся трав, лохмотья песка замирали на изрезанных щеках, прозрачные, сухие, абсолютно не выдерживающие влаги. Грешные волны Крита пели о тебе в раскиданных по подвалам сознания свитках. В тебе – песни, песни, я вбирала воздух твой нёбом и…
– Налей мне вина.
– Сейчас.
Красная влага была тёплой и солёной. Прозрачно-стеклянный кокон и яд. Который яд мы уже пробуем?
– Ты можешь меня убить?
– Нет, – ты внимательно смотрел в горизонт, и ветер теребил твои волосы, как любимых детей теребят за волосы те, кто бросил их в младенчестве, а потом нашёл на войне, но уже разучился беречь по праву заботы и любви. Ветер трогал твои волосы – языком, влагой, теплом губ, он хватался за тебя, как за спасение, за скулы двумя ладонями, за спину крепкими гибкими змеями, он… я хотела быть ветром для тебя. Я менялась. Я замирала рядом. Я боялась смотреть на тебя. Я…
– Я так боюсь, слышишь?
– И? Я тоже. Мы каждый день об этом говорим.
– Разбей меня. Я устала. Я же знаю, что ты можешь. Ты один можешь.
– Не буду, - ты обернулся, и я увидела, как ты улыбаешься. Чокнутый алхимик, вычертивший столько моих лиц в собственных снах. – Не буду. Потерпи, Тэрра. Просто держи себя в руках – и всё будет так, как было и есть. Мы люди, попавшие в шторм. Мы люди. Мы сможем.
– А ещё парусина.
– Что?
– Часы, Сирия и парусина. Только не говори мне, что ты меня не помнишь.
– Не буду. Сама поймёшь.
– Безумец.
– Спасибо.
– А мы будем, Нэй. Мы обязательно будем.
И я верила. И глотала песок на дне, а камни укрывали тело теплом бирюзовых овалов.
– …слышишь?
– Что?
– Дождь уже совсем близко.
Я приходила утром, когда можно было увидеть тебя настоящим. Ты был смешной и встрёпанный, как я, ты шутил, артистично выламывался перед самим собой, ненавидел разбитую посуду, плакал дрожащими пальцами и выстукивал дробное журчание родников по дверным косякам. Я видела тебя каждый день, возвращаясь из тысячи новых городов, из очередного храма – к своему очередному тебе. Мой единственный свет. Солью я посыпала путь к тебе, слушала твои дурацкие песни, фальшивила с тобой, когда у меня хватало на это воздуху. Воздуху! Птицам – воздух.
Крылья вздрагивали. Браслеты обвивали пальцы – золотые змейки ползли по мне, я судорожно вдыхала и просыпалась – под водой.
– А Дженет выросла.
– Ага.
– Волосы.
– Пряные. Валькирия.
– Да.
– А ей не рано?
– Прекрати за неё бояться.
Я заматывалась в парусину – и засыпала. Чувствуя запах соли. Зная, что соль ведёт к тебе. Крит ломался и тонул. Мы просыпались. Во сне. Осталось ещё семь оболочек – и мы снова будем сидеть на берегу и смотреть на закат.
– А чем отличается закат от восхода?
– А без разницы.
– День солнца?
– Конечно.
Милый. Самый милый сон – затонувший пират с распахнутыми глазами.
– А можно петь под водой?
– А можно.
– А почему?..
– Я тебе говорю, что можно. Не веришь?
– Нет, но…
– Не веришь.
– Верю.
– Врёшь.
– Я люблю…
– Что?
– Дно. И петь. И пить песни.
– Ты безумна.
– Спасибо.
Мы соединяли пальцы в замок.
Снова.
Погружалась бирюза в воду.
Мы возвращаемся? Нет. Но мы встречаемся снова и снова.
Запястья – накрест.
Пульс. Только пульс.
Когда дожди заканчиваются? Тогда прихожу я. А ты ждёшь. Ты ведь ждёшь?
***
Соль. И ничего, кроме соли.
– Раскрой глаза.
– Да?
– Они синие.
– Не верю. Зелень.
– Врёшь. Опять врёшь.
– Ты!..
– Что?
– Ничего. А под водой можно петь?
***
Сказка про пирата. Самая любимая моя сказка. А ещё про город. И про старого витязя. И про Учителя и безумную. А ты не рассказывай, я сама всё вспомню. Я люблю твои истории. Хотя бы потому, что они повторяют мои.
Взрыв? Шторм?
Слияние.
Мы снова вместе. Спасибо тебе.