Мальчик Юноша Мужчина

Не одна причина, а сразу несколько подвигли меня на написание этого эссе. Главной среди них является очень типичная для наших мест биография моего товарища. Сумел он прожить свою жизнь так, что после кончины не нашлось, потому что их не было, ни одного его недоброжелателя. Причём он не был лидером или подхалимом. Обыкновенный человек со своей трагедией и радостями, действительно пронёсший через всю жизнь, как знамя, звание – «Че-ло-век!».

Трудовая книжка нашего земляка Николая Гущина, родившегося 19 декабря 1952 года, состоит из трёх листков, на которых помимо записи об обучении в городском профессионально-техническом училище №31, в графе «Сведения о работе» заполнено двенадцать пунктов. Из них основополагающими являются четыре: принят после окончания училища в СУБР (записка о приёме №139 от 22.07.70г.), уволен из СУБРа (североуральский бокситовый рудник) в связи с призывом на службу в Советской Армии, вновь принят на шахту №15 после окончания срока службы и последняя, двенадцатая, говорит об увольнении всё из того же СУБРа в связи с уходом на пенсию (записка об увольнении №79 от 28.02.2003г.). Остальные восемь промежуточных записей информируют нас о профессиональном росте Николая Александровича и о преобразованиях и переименованиях самого предприятия.

Скромно? Да! Достойно? Безусловно! А ещё и очень показательно – именно такая трудовая книжка наиболее правильно характеризует местный горняцкий рабочий люд, потому что большинство наших совестливых и трудолюбивых земляков связали свою жизнь с родным градообразующим предприятием. В шахтах я таких встречал каждый день. Причём трудились они действительно не за награды. Графа «Сведения о поощрениях» у многих в разы меньше скромной графы «Сведения о работе».

У Николая Гущина она состоит из одного единственного пункта:
«За долголетний и безупречный труд, активное участие в общественной жизни присвоено звание «Ветеран труда СУБРа». Награждён ценным подарком» (приказ №227-к от 25.04.1994г.).

Но справедливости ради надо сказать, что Николай Александрович не уроженец Североуральска. Его родители приехали к нам в самый разгар строительства рудника и города по так называемому оргнабору, они и привезли мальчика из деревни Камешкир, что находится в Пензинской области, в середине пятидесятых годов. Отец Александр Григорьевич стал трудиться экскаваторщиком в управлении механизации треста «Бокситстрой», а мама Вера Егоровна работала в городском профилактории СУБРа на кухне. Жили Гущины в деревянной двухэтажке у старого рынка. Этот дом-ветеран сохранился, и, более того, в нём до сих пор проживают люди.

Детство Коли проходило сначала под присмотром бабушки Агафьи Антоновны, позднее переместилось во двор. Его можно было встретить на крыше сарая и на берегу протекающих рядом с городом рек, Ваграна и Колонги, или же в, делящей город на две части, речке Сарайке, в Больничном лесу. Ну и, конечно же, как и все мальчишки уличного воспитания, когда ещё чуток подрос, стал он играть и «в чику», и «в пристенок», и в карты, хулиганил и покуривал, лазал через заборы хлебо или пивзавода за горячей горбушкой и сладким сиропом, за что неоднократно получал «на орехи» от отца. «…Но уже тогда в нём проявилась замечательная черта характера, – вспоминает его младшая сестра Антонина, – никогда сам не задирался... Не любил он драться, но всегда заступался за маленьких... Мы с ним всегда жили очень дружно, а в детстве он мне прощал даже тогда, когда я ябедничала на него родителям... Учился Коля в восьмилетней школе №11, в ПТУ №31 и в вечерней школе…».

Как и полагается, уже в восьмом классе влюбился Николай в свою соседку-семиклассницу Ларису, жила в соседнем подъезде (к тому времени семья уже получила благоустроенную квартиру). Чтобы чаще встречаться с любимой, придумал юноша хитрый ход – попросил возлюбленную объяснить ему глупому «страшно-трудную» науку математику. Не сразу, играя с ним в бадминтон до поздних сумерек, догадалась будущая жена, что это была лишь уловка для более частых встреч с нею. Скромный юноша не кричал на весь двор о своей любви. Он просто любил: любовался на избранницу своего сердца, наслаждался её голосом, взглядом, движениями – простым присутствием. А когда поняла, загордилась перед ним ещё больше. Не раз и не два заставила ревновать, потому-то и не получила ни одного письма из Витебской воздушно-десантной дивизии, когда Николаю пришёл срок служить срочную службу. Он же не писал ей, потому что был уверен: такая красавица его не дождётся. Но ошибся солдат, ни за кого не вышла замуж гордячка.

И юноша тоже очень гордился… своей службой в ВДВ. По-настоящему, без лишнего пафоса гордился, ещё и потому что отец его был участником войны с японцами. Более того, он тоже был десантник, и это по его стопам пошёл сын, на счету которого к концу службы было шестнадцать прыжков с парашютом. А ведь и сегодня не каждый солдат-срочник может похвастать таким арсеналом. Забавный и характерный случай: племянница, зная его любовь к ВДВ, решила как-то подшутить, и позвонила ему перед праздником от имени руководства Екатеринбургской школы парашютистов. Якобы приглашают его приехать и совершить показательный прыжок, а у того как раз рука была в гипсе, потянул сухожилие. Очень он расстроился, что не сможет принять участие, долго не мог поверить, что это была лишь шутка. Десантник действительно был готов прыгнуть ещё раз. А возраст у дяди был уже за пятьдесят.

После службы возмужавший Николай вернулся в СУБР, на 15-ю шахту. Отношения с подросшей и ещё более расцветшей соседкой возобновились, и уже вскоре они поженились. Родился первенец Максим. «Здравствуйте, мои дорогие Лариса и Максимка, – писал счастливый отец в роддом, – Лорочка, как твоё здоровье и Максимки? Лора, напиши, что тебе принести вечером и, через сколько дней выйдешь? С нетерпением жду. Коля». Чего-чего, а внимания жене Николай уделял много и всю жизнь. Уже работая в цехе твердеющей закладки, получил подземный электрослесарь серьёзнейшую травму. Помимо прочего врачи констатировали перелом основания черепа, ушиб головного мозга и кровоизлияние. Хозяюшка его была в этот момент в отъезде. В день её возвращения Николай встал с постели! А чтобы меньше волновалась, поджидал и встретил-таки любимую женщину на улице! «Дня не было, – вспоминает Лариса Петровна, – чтобы он не позвонил, не поинтересовался: «Ты где?..» и «Что делаешь?..". Как же мне не хватает теперь этих простых вопросов...».

Ещё одной составляющей его личностного «Я!» была (не побоюсь этого слова) любимая работа. Уже одно то, что за время трудовой деятельности с его стороны не было ни одного прогула, как не было ни одного нарекания со стороны руководства, говорит о многом. Он просто работал – ровно и спокойно. А это без определённого отношения к специальности сделать невозможно. Казалось бы, чего там – под землёй – хорошего? Сырость, темнота да пот в три ручья из-за нагрузок и нехватки кислорода. Разве можно это любить? Но работа для Николая Александровича была действительно дорога. И, конечно же, дорожил он ею не из-за денег, а из-за атмосферы истинно мужских, как в армии, отношений бойцов из одной команды. Очень боялся, что уволят после травмы. Не уволили, лишь перевели из шахты в мехцех, но радость от этого не уменьшилась – он остался в своём коллективе и по-прежнему был нужен ему (вновь пафосно сказал, но – это правда).

Однако судьба была беспощадной, сказались всё-таки последствия тяжёлой травмы, болезнь начала прогрессировать. У Николая Александровича стали заметно ухудшаться зрение и слух, усилились головные боли. После очередного медосмотра пришлось уволиться. Ушёл ли он тогда из коллектива? Нет, не ушёл. Чтобы понять это, надо было слышать, с каким теплом произносил он фамилии товарищей по работе, рассказывая случаи из трудовой жизни. Очень часто вспоминал добрым словом своего напарника Михаила Милютина. Это он нашёл его, ползущего в почти бессознательном состоянии, когда нежданная беда опрокинула навзничь. Анатолия Пивня вспоминал и забойщика Владимира  Чебатарёва, мастера В.В. Махвиеню, о женщинах говорил очень уважительно. Всех-всех помнил. А с какой неподдельной радостью, выгуливая собаку, останавливался Николай на улице для обстоятельного разговора, встретив кого-либо из знакомых. Это не описать, это надо было видеть. Несчётное число знакомых, и все отвечали на его улыбку встречным уважительным отношением. Не было у человека врагов. Во всяком случае я таковых не знаю.

Болезнь же продолжала набирать силу, и уже совсем перестал видеть один глаз, а второй сильно ослаб, та же история была с ушами – одно не слышит, другое недослышит. Николаю Александровичу всё труднее становилось быть помощником по хозяйству, и всё чаще он не мог обойтись без посторонней помощи. Конечно же, это угнетало мужчину, но он не озлобился, покорно принимал помощь от жены и детей: мыли, брили, выбирали из рыбы косточки, случалось, кормили с ложечки. Слышал ли кто от него жалобы на судьбу? Вряд ли, не тот был характер у мужчины. И ушёл он от нас насовсем с минимальными хлопотами для своих близких. Геморроидальный инсульт вверг его в состояние комы, и, не приходя в сознание, Николай Александрович скончался в больнице в конце марта. Много людей пришло проститься с добрым человеком, но ещё больше их пришло на первый печальный юбилей – девять дней со дня смерти. Даже из посёлков приехали, работавшие с ним, рабочие и работницы, чтобы почтить память. Они бы все пришли и на похороны, да поздно узнали. Мест за поминальным столом не хватило, пришлось приставлять. Все-все выше написанные добрые слова были сказаны о "Коле тихом" (так называли меж собой его товарищи-рабочие) и за тем поминальным обедом.

А как иначе, по русскому обычаю поминали. Об этом и в классике русской стихи есть.

«…Ведь, если правда, так бывает,
Что сорок дней душа летает
Среди живых и вспоминает
Весь, пройденный совместно, путь,
То как ей лучше отдохнуть?
Где сил набраться, почерпнуть,
Когда б её не вспоминали,
Когда б мы ей не рассказали
Всю правду про неё, что знали?
Ведь тем облегчим её путь…».
 
Пишу и думаю: вот и ещё один горняк «внесён» навечно в «Печальный список №2 Истории СУБРа» – в список работников, скончавшихся от ран, полученных при его отработке. И пусть теперь земля, которую он разрабатывал, по-настоящему будет Николаю Александровичу пухом... и душа его пусть успокоится нашей доброй о нём памятью. Он просто любил свой город, рудник, свою работу, хорошо её выполнял – достойно жил. Он любил всех нас. Совершил ли он тем самым подвиг, решат потомки.

А пока, уважаемые земляки, давайте ещё раз помянем добрым словом хорошего человека. Первого мая будет ровно сорок дней со дня его смерти.

P.S.: Не обошлось в этой печальной истории и без досадного случая, о котором нельзя умолчать. Уже на следующий после похорон день, приехавшие  на кладбище родственники обнаружили, что мародёры украли с могилы Николая Гущина самый дорогой венок. И это тоже характеризует наше время, только это совсем другая характеристика – недобрая характеристика.