Цилиндр жутко мешал, в оранжерее было и жарко и душно… За широким листом раскидистого тропического растения молодой человек сдернул со вспотевшего носа лорнет и торопливо стер с лица крупные капли пота. Веселый разговор беседующих дам казался ему пыткой. Как можно испытывать благодушие и умиление в такой неудобной атмосфере? Вот если бы костюм полегче... Григуар был бы рад присоединится к возвышенному обсуждению, и мечтал прикоснутся к тому же листку или цветку, что и она…
Вот уже месяц каждую неделю в один и тот же день подвергал себя молодой человек изощренному истязанию. Влюбленность предъявляла требования его характеру. Испытание было непростым, но Григуар терпеливо сносил все тяготы создавшегося положения, так как главную дилемму для себя не решил: как подойти к девушке без представления, когда рядом постоянно кто-то из сопровождающих матрон? А если осмелиться и подойти, то как избежать позора от своего немилосердного косноязычия?
Страдания Григуара усугублялись ещё и тем, что костюм, в котором возможно появляться пред светлы очи такого идеала, как Алена Дормидонтовна, был всего один. Добротно сшитый, но вовсе не летней легкости он обошелся недешево, критически уменьшив сбережения. И вот, дни шли за днями, а его немое обожание не оформившись ни в какой вид, мучило немилосердно, объединяясь с летней жарой. Другого же летнего наряда не позволял подорванный бюджет
По разумению Григория Ивановича, для всякого божьего существа есть надежда. Для насекомой твари – переродившись, стать тварью покрупнее, посильнее. Для твари глупой, например для коровы, тоже есть шанс к совершенству – после смерти стать посмышленее, как лошадь или, скажем, сказочный зверь Единорог. Для человека же - «венца творения» шанс предоставляется при жизни, но в обмен на страдания душевные, а, тем паче – телесные. Поэтому мучения свои наш страдалец переносил стоически, надеясь и вожделея будушее скорое везение.
Невидимый глазу, но всесильный и доброжелательный к влюбленным Амур всем дает шанс. Постарался он для Григория Ивановича вечером того же дня, когда наш вспотевший наблюдатель слегка охладился, оказавшись снаружи оранжереи.
Процессия состоящая из троих молоденьких девиц и компаньонки – очень худой немки, затянутой во что-то полосатое, прогуливалась вдоль тепличной стены ботанического сада. Время от времени раздавался тихий смех. Кажется, одна из девушек рассказывала пикантную историю, от которой щечки Алены Дормидонтовны раскраснелись и заалели так ярко, что стали сравнимы с лепестками макового цветка.
Влюбленный взор Григория Ивановича отличал только прелести своего обожаемого предмета, совершенно игнорируя густые каштановые волосы девицы – рассказчицы, уложенные хитроумным узлом с длинными пружинками волнующихся при каждом движении завитков. И даже полную спелую грудь другой собеседницы, все попытки прикрыть которую портниха использовала и всё равно потерпела фиаско, ибо спрятать этакое изобилие оказалось невозможно. Всё меркло, и бледнело, и становилось недостойным рядом с миленькой Аленой Дормидонтовной, один вид которой вызывал в груди мягкость и благостное парение.
Девицы шептались, прыскали от смеха, а Алена Дормидонтовна иногда приложив руки к лицу, изображала страх или отчаяние – Григорий Иванович не совсем разбирал эти тонкости. Однако ж, компаньонка, тоже слышавшая разговор, недовольства не проявляла, а тоже слушала с немалым интересом, из чего он заключил, что предмет разговора вполне пристойный и только любовался уже в который раз ярко алыми щечками…
Так дошли до цветочного салона Мадам Мартен, того, что был самым модным и выбор флоры предлагал изрядный.
Звякнул колокольчик над головой потянувшегося следом Григуара и он попал в настоящие джунгли, почище тех, что немилосердно испытывали его недавно в оранжерее. Вдоль стен и посреди зала в атмосфере прохладной (и более приятной) влажности размещались стеллажи в виде гигантских, поставленных один на другой уступов. На них стояли огромные вазы с разнообразными цветками всевозможных окрасок и размеров. Рядом теснились сосуды поменьше с различной листвой всех оттенков зелени от изумрудного до тёмно-зеленого, и почти черного.
Залы располагались одна за другой, прохаживающихся не было видно. Ощутить же присутствие кого-либо можно было лишь по силуэту среди многочисленных ажурных уступов, на коих стояли многочисленные вазы.
Григуар оживился, ощущая приближение того самого счастливого случая, что поможет ему сейчас же представиться, а если повезет и понравиться миленькой Алене Дормидонтовне, и он двинулся вперед, стараясь подгадать момент, когда она останется одна.
Вот за пузатой вазой со светло-розовыми цветками мелькнул знакомый силуэт в пушистой накидке и Григуар ощутил, как радостно дернулось, словно на привязи, его сердце. Рука, затянутая в белую перчатку поднялась над вазой с противоположной стороны и прикоснулась к бутону, поправляя неаккуратно свесившийся цветок. Зажмурившись, мысленно Григуар припал к ней. Сначала поверх перчатки, а потом позволил себе мысленно снять её и представил, как должно быть нежна кожа этих маленьких пальчиков…
В мечтаниях он чуть было не упустил свою музу. Она значительно переместилась влево и лишь по чистой случайности Григуару посчастливилось найти Алену Дормидонтовну за тянувшейся посреди зала стеной и не обнаружить себя.
«Пора! Надо действовать» - пронеслось в мыслях молодого человека. И, оглянувшись в поисках выразительного средства для знакомства, он обнаружил это средство вокруг в изобилии, о коем не приходилось и мечтать. Ну конечно! Язык цветов!
Специально Григуар сего тайного смысла не изучал, но некоторые познания почерпнул из дневника двоюродной сестрицы, прочтенного с превеликим интересом. Заставшая его за этим постыдным занятием сестра, конечно, устроила истерическое представление, значительно преувеличив масштабы морального вреда и число раскрытых тайн. Но на деле ничего интересного Григуар в этом девчачьем сочинении не усмотрел, кроме символического языка, позволявшего объяснять мысли совершенно без применения слов.
Светлая мысль пришла как раз вовремя и, вдохновенно очертив взором полукруг, он остановился все на тех же бледно-розовых розах, именованных в дневнике как «Нежная страсть, внезапно возникшая в сердце». Поколебавшись, он выбрал среди всех роз ту, на которой были срезаны шипы и, с трудом вытащив длинный стебель из высокой вазы, медленно просунул руку с цветком между завитками высокой стены.
Мгновение за стеной не угадывалось никакого движения. Григуар стоя с вытянутой в неизвестность рукой, вдруг испытал приступ мучительного страха, подумав, а что же он скажет, если Алена Дормидонтовна не возьмет цветок или, чего хуже – захочет прояснить инкогнито и обогнет предлинную стену, чтобы взглянуть в лицо дарителю? Он немедленно вспотел и предательская струйка холодного пота потекла по напряженной спине.
За стеной произошло неясное шевеление и мгновение спустя (О, небо!) роза из его руки была беззвучно принята. От сердца немедленно отлегло и Григуар весь обратился в слух. За стеной послышался вздох, затем неясный шорох и сквозь стену рука в белой перчатке ответила ему цветком водосбора, после чего пугливо отдернулась.
Почесывая в затылке, Григуар разглядывал странной формы фиолетовые лепестки, собранные в соцветие, гадая об их значении, так как узнать это замысловатое растение он, к сожалению не мог. Не садовник же, подумал он, сокрушенно вздохнув. Но, поразмыслив, чуть не вскрикнул от радости - Алена Дормидонтовна ПРИНЯЛА его игру! Она согласна говорить тайно, и он, Григуар сделает все, чтобы продлить это безмолвное общение.
Продолжение следует:
http://www.proza.ru/2013/05/04/917