100-летие М. А. Булгакова ждали и отмечали. Причем, не только в пресыщенной и всезнающей столице, где долгое время жил и творил писатель ¬– и в нашем городе случился вечер, прошедший под знаком «горького смеха мастера».
Одно имя, одно только имя я скажу, но сколько может возникнуть воспоминаний – о растревоженных когда-то прочитанным днях, о новом пути мысли, облаченной в будоражащую оболочку мистерии, об иронии, тонкой и четкой, как рапира в уверенной руке, о смехе сочувствия, до горечи сарказма доходящего. Конечно, это Булгаков. 100 лет со дня его рождения отметил май этого года. На свет Божий выползло столько честно написанных статей и серьезных исследований о булгаковском творчестве, что кажется бесполезным запоминать и принимать все – лучше и проще создать свою философию взгляда на это явление литературы.
Кстати, многие мои добрые знакомые, услышав, что во Дворце профсоюзов состоится вечер памяти Булгакова, подобным же образом отреагировали: «У меня свое понимание этого писателя, не хочется что-то к нему примешивать». Я же на вечере все-таки оказалась. Заинтересовал, кроме, безусловно, темы, тот факт, что организовы¬вает вечер творческий центр «Чаша» – новый центр, ищущий молодые таланты, а во главе его – редакция юмористической газеты «Плут». Вариантов, чего не скажу о реальных возможностях, проведения такого вечера было в избытке.
«Горький смех Мастера» – сообщали встречающиеся в самых разных учебных и производственных заведениях афиши. Долго билась и нудила мысль: какая же публика соберется?
…Чувствую, как многие из непришедших тогда – сейчас облегченно вздохнут: никаких фантасмагорий не было и мучительных своею невообрази¬мостью сцен тоже – все так благопристойно прошло, что, подумаешь, стоит ли вообще обращать внимание?
Но – стоп, я говорила о вариантах. И, возможно, невозмутимо ясная гитара Франсиса Гойи – это музыка звучала в вестибюле Дворца профсоюзов – именно ясностью своей подготавливала увидеть и понять неожиданное, пусть даже и представленное без каких-то изысков.
Грозой пролился марш из оперы Верди «Аида» – любимое произведение Булгакова, очаровательные молодые танцовщицы, вместе со своими тенями на ярко освещенной стене, изобразили танец – конечно же, кота Бегемота. К слову, большинством присутствующих он будет признан самым любимым героем из романа «Мастер и Маргарита». Об этом - чуть позже. А после танца на сцене стали бесшумно появляться актеры театра Чехова и читать отрывки из булгаковских произведений, и ирония с лиризмом были снова неотрывны друг от друга.
Умствовал изумительный Филипп Филиппыч о послереволюцион¬ной советской власти, заявил свое на все времена – «грязь не в клозетах, а в головах» («Собачье сердце»). Звучали музыкальные импровизации молодого пианиста на тему – да, вечной и торжествующей любви Мастера и Маргариты. Театр моды «Престиж», тяготеющий к авангардным поискам, и на этот раз был оригинален. Шуточные «политизированные» одежды (суть их заключалась в надписях, к примеру: «Мы за ценой не постоим», «Не устояли») пронеслись и исчезли, как полагается, а сидящие в зале со своими проблемами остались. Может, поэтому дальше и была устроена «пробная» коммерческая игра-лотерея «3 из 13»? Где, кроме Бегемота, любимыми, но уже на ступеньку ниже, были названы Воланд и Иешуа? В любом случае, зал явно ждал победителей игры. Любопытная получилась раскладка: ими оказались — школьница, студент и журналистка.
Смягчилась, по-хорошему, атмосфера вечера маленькой поэтической вставкой: стихи к Булгакову читали Николай Сундеев и Валентина Костишар.
А точкой последней, а можно предположить, что и многоточием был фильм молдавских кинодокументалистов о художнике М. Бруня. Его очень своеобразные, вполне отвечающие Булгакову, графические работы иллюстрируют многие романы Мастера. В общем, тот счастливый случай, когда человек определяет себя и дело свое – наверняка.
...Значит, не было мистерий, не было вроде бы ничего такого, что могло бы поразить и воспалить для приближающейся ветренной ночи воображение. Просто собрались люди – чисто культурная публика, в среднем – простите за тавтологию – среднего возраста, слушали и смотрели внимательно ненавязчивое действо.
Булгаков на своем портрете, обернутом на сцене кумачом – сразу заметишь! – был тоже совершенно спокойным, но еле сдерживаемая бодрящая улыбка, в которой притягательности зачастую больше, чем в здоровом смехе, звала вспомнить Воланда: «Все будет правильно, на этом построен мир».
Виктория ДУНАЕВА
«Вечерний Кишинев», 31 мая 1991 г.