Глава 24
Власов забрался в переполненный вагон трамвая и удовлетворенно вздохнул. Ждать пришлось больше двадцати минут. Погода стояла отвратительная. Хоть и поется, что «у природы нет плохой погоды», но для тех, кто сидит дома или едет в собственном лимузине, может и нет. А для тех, кто мокнет под дождем, да ещё со снегом, когда порывистый, северный ветер продувает тебя до костей и ни зонтик, ни кепка не спасают тебя от этой ледяной смеси дождя со снегом, такая погода вызывает отвратительное настроение и глухой протест против разбушевавшейся стихии. И пусть, в трамвае, битком набитом людьми, от которых, словно от мокрого белья у печки, идут испарения, и не всегда приятные, зато тепло и, главное, сухо. У кинотеатра «Слава» основной поток людей покинул теплый вагон и Власов сел. Его начало клонить в сон, и он не заметил, как задремал.
На конечной остановке, у Родильного дома № 16, Власова разбудил вагоновожатый:
- Друг, просыпайся. У меня перекур полчаса. Освобождай вагон.
Власов с тоской поглядел в открытую дверь.
- Что такое не везёт и как с ним бороться? Теперь назад, почти четыре остановки чапать. Согрелся, называется.
Водитель кивнул в сторону диспетчерской: - Хочешь, пошли со мной, если не торопишься. У нас там буфет есть. Чайку попьем, в шахматишки сыграем. А потом я тебя и довезу, до твоей остановки, а? У нас в основном одни бабы на этом маршруте, а они всё шушукаются, друг другу косточки перемывают или любовные романы читают. Ну, как, пойдешь?
Власов с тоской глянул на улицу.
- Пошли. Я, конечно, парень геройский, но не настолько же?
В комнате отдыха было на удивление чисто и тепло. Работал маленький черно-белый телевизор. Две женщины средних лет пили чай и разговаривали. Завидев их, одна соскочила со стула.
- О, Трофимыч пожаловал. Тебе чего, Трофимыч – чайку или молочка? Булочки свежие завезли.
Трофимыч махнул рукой: - Давай все, что есть. Видишь, я с гостем. Устал до смерти. Погода окаянная, не видать ни черта. Стекло залепляет, щетки не справляются. Чай по горячее сделай.
Они сели за стол. Свежезаваренный чай, да еще со свежими булочками с маком – это было блаженство!
Поев, они сыграли две партии в шахматы. А так, как Власов был в шахматах не силен, то, естественно, с треском проигрался. Довольный Трофимыч встал и сказал, что отметит путевку и они тронутся в путь. Власов, уставился в телевизор и вдруг услышал разговор женщин. Буфетчица что-то говорила своей приятельнице, а та, покачивая головой, прицокивала языком.
- Да, что ты! Не может быть!
- Ну, я тебе точно говорю! Продала квартиры: и свою, и своих товарок. Села на машину и со всеми денежками «слиняла». Кто бы мог подумать? Вроде, с виду порядочная баба была. Лет десять в нашей парикмахерской отработала. Я сама у нее прическу делала, когда Вовку женили. И вот тебе отчубучила. Хахаль-то ее обчистил до нитки, говорили. Она, вроде, в начале хотела на самоубийство пойти. А потом, видать решила, чего ж себя жизни лишать-то, если можно по его стопам двинуть. Она, не долго думая, товарок своих уговорила квартиры продать - что б с долгами рассчитаться. Первая вроде пример подала - продала свою. Ну, и те дуры, на нее глядя, тоже. Документы-то на продажу, она сама взялась оформлять и расчеты производить. Подругам лапши на уши навешала, что теперь, она умная, никому это дело не доверит, что б никто не обманул. Ну, те уши-то и развесили. Генеральную доверенность на нее оформили. Ума-то нет. Забыли, что кредит под квартиры-то взяли и их продавать теперь нельзя. А она аферу как-то провернула, с долгами по банку их квартирами расчиталась, за свою деньги взяла и концы в воду. А бабы-то теперь ревмя ревут. На улице остались. Куда кидаться, не знают. В милицию теперь не шибко разбежишься. Чего скажут-то? Сами этой Лариске доверенности подписали. Вот горе-то, какое, Маша. Правильно говорят «не в деньгах счастье». Сидели бы себе, задницы прижали, и делали свои педикюры, маникюры. Получали свои копейки и в ус не дули. А то захотелось бизнесменшами стать, доллары загребать. Вот и загребли!
Власов подошел к женщинам и, изобразив на своем лице самую фирменную свою улыбочку, спросил: - Это про кого ж вы такие страсти рассказываете? Или кино какое пересказываете?
Буфетчица подозрительно посмотрела на Власова.
- А вам, гражданин, какое дело? Чего это вы чужие разговоры подслушиваете? Маш, ну слова сказать нельзя, что б кто-нибудь не встрял. Разулыбался тут – Ален Делон. Знаем мы вас таких. Сначала улыбаетесь, а потом вон люди без крыши над головой остаются. Тебя чаем напоили? Напоили. Булками накормили? Накормили. Вот и топай себе дальше. Трофимыч, забирай своего дружка, а то он больно любопытный. Ты его где выкопал-то? Не в ОБХСС, случаем? Или как они теперь по-новому-то называются? Налоговая, что ли?
Трофимыч махнул Власову рукой: - Пошли. Ехать пора. Вот балаболки. Язык без костей, вот и мелют, что попало. Эта Люська, она страсть, как нашего брата не любит. Меня еще терпит, потому, что в расчет не берет, так как пенсионер уже. А с другими лютует, не приведи Боже. У нее два мужа были, оба алкаши. Второй-то из дома все подчистую вывез, когда она на работе была. Вот она мужской род и не жалует.
Выйдя на нужной остановке, Власов прощально махнул рукой Трофимычу, и пошел к дому Ларисы. На удивление лифт работал, хотя лампочка в кабине светила еле-еле и пахло псиной и мочой. На кнопку звонка он давил минут пять, но все безуспешно. Тогда, он начал нажимать все кнопки, прикрепленные на двери, по очереди. Хлопнула дверь, и в коридоре послышались шаги.
Женский, старческий голос, спросил: - Чего трезвонишь? Оглушил. Кого тебе?
Власов достал удостоверение.
- Я из милиции. Вот мои документы. Откройте, пожалуйста.
- Ага, щас, так и разбежалась, - голос бабки приобрел ехидные интонации. – Может ты бандит? Квартиру мою захотел обчистить. А таких удостоверений тебе, у метро, Колька Сапегин, сто штук продаст, только деньги клади. Так, что не дождешься, не открою. А будешь дверь ломать, так овчарку на тебя выпущу. У меня овчарка немецкая - злая, ужас.
Власов хмыкнул:- Бабуль, а чего ж я ее лютого лая не слышу? Никак она у тебя безголосая? Или охрипла, разгоняя бандитов от твоего добра?
Бабка хихикнула: - Юморишь? Гляди-ка, какой веселый бандит попался. Чего тебе надо-то?
Власов тяжело вздохнул: - Да вот послали к соседке вашей, Ларисе, по делу, а ее нет. А мне назад, на работу, возвращаться, ничего не узнав, никак нельзя. Сказали: не выполнишь спецзадание - уволим. А как же я его выполню, если вы меня не пускаете. Разговаривать со мной не хотите. Все, остается только пополнить ряды безработных. Так что моё голодное и нищее существование будет, бабуля, на вашей совести. Ладно, пошёл я. Сдам удостоверение и пойду на Биржу вставать.
Бабка осторожно приоткрыла дверь, готовая в любую минуту её захлопнуть. Окинула Власова хитрыми глазами-бусинками с ног до головы.
- Давай, твою корочку проверю, а ты, тут жди.
Власов протянул ей удостоверение. Бабка схватила его и захлопнула дверь.
- А теперь телефон свой рабочий говори. Позвоню, проверю, коли правда из милиции, то запущу.
Власов, сдерживая смех, продиктовал ей номер телефона дежурного. Минут через пять бабка снова появилась у двери.
- Ты здесь ещё?
- Бабуль, куда ж я без документа уйду? Конечно здесь. Ну, как, выяснили? Не бандит я?
Бабка открыла дверь.
- Ну, проходи. Кто вас теперь разберёт? Никому веры не стало. Вон, Лариска, вроде хорошая баба была, а поди ж ты, чего выкинула-то!
Они вошли в маленькую, темную прихожую.
- Не споткнись, у меня тут швабра стоит, на всякий случай. Какое никакое, а оружие. Свет не включаю, экономлю. Пенсия маленькая, а дерут-то за свет, будь здоров. Разувайся, а то наследишь мне.
Власов разулся и прошел в комнату. В комнате стоял старый комод, покрытый вышитым покрывалом. В углу висела икона Божьей Матери, огонёк зажженной лампады еле мерцал.
- Вот, масло кончается, а купить не на что. Садись вон на стул, - бабка махнула рукой в сторону стола.
На столе лежала выбитая салфетка и на спинке дивана тоже была прикреплена булавками такая же салфетка. В комнате было чисто, опрятно и холодно.
- Всё своими руками сделано, - бабка погладила уголок салфетки на столе. – Я рукодельница-то смолоду, теперь вот вижу плохо, да руки, как крюки стали.
Власов улыбнулся.
- Бабуль, а где ж овчарка?
Бабка захихикала:- Да нету ни кого. Одна я живу. Дед мой помер пять лет назад. А дочка теперь за границей живёт, в Риге. Не наездишься. А одной-то боязно, вот и пугаю собакой. Чего ты от меня узнать-то хотел, спрашивай.
Власов кивнул.
- Да, вот, про вашу соседку, про Ларису, узнать хотел. Где она?
Бабка всплеснула руками.
- Да кто ж её знает? Сбежала она, милок, сбежала. Танька-то с Валькой, подружки её – волосы на голове рвут. Обчистила она их, голубушка, в чистую. Щас я тебе все обскажу, как дело было. Появился у Лариски хахаль. Ничего не скажу. Мужик видный, красивый. А Лариска-то баба душевная была, да неудачница. Не заладилась у неё бабья доля. Одна горе мыкала. А тут этот принц. Она голову-то и потеряла. Он обходительный такой, вежливый. Ни матерщины тебе, ни пьянок. Мы все порадовались за Лариску, да видно рано. Этот Дима (так его звали) Лариску и подбил на эту, на авантюру. Работала-то она в парикмахерской, с подружками. Она девка старательная. Вот и работала бы дальше, кабы не этот Дима. Начал он ее с пути сбивать всякими разговорами. Зачем, говорит, тебе на чужого дядю горбатиться, когда сама хозяйкой можешь стать. В общем, влезла она в долги, по самые уши. Ну, я в этих финансах не разбираюсь, а, короче, заложили они свои квартиры, чтоб этот кредит взять. Ну, когда всё оформили, Дима этот пропал. Оказалось, что он жулик и все их денежки-то унёс с собой. Лариска с тела спала. Пить начала. А потом, смотрю, вроде снова весёлая стала. А намедни, зашла ко мне попрощаться. Я у неё спрашиваю:
- Никак уезжаешь куда? Ага, - говорит, - не поминай лихом. И ушла. Смотрю, а на столе пятьдесят тысяч рублей лежит. Я бегом. А ей и след простыл. А вчера узнаю, что она с товарками-то вон что сотворила. Деньги-то теперь вам вернуть? - бабка глянула на Власова.
Тот её успокоил.
- Нет, себе оставьте бабуль. Бабуль, а где ж теперь мне этих Таню с Валей найти?
Повеселевшая бабка с радостью произнесла:- Да они тут пока у Валькиной тетки на втором этаже живут. Пошли, провожу, а то они тебя не пустят. Помоги им милок. Куда теперь бабам-то деваться, в петлю что ли? Только ты не говори им про деньги-то, что Лариска оставила мен, ладно?
- Ладно.
Спустившись на второй этаж, бабка позвонила в пятнадцатую квартиру. На вопрос: кого надо? Бабка затрещала: - Степановна, это я, открой. Милиционера тебе привела, девкам в помощь.
Степановна оказалась дородной женщиной, лет пятидесяти пяти. Валя и Таня были на месте. Власова они узнали сразу и кинулись в рёв. Когда успокоились, Власов попросил их рассказать всю историю с квартирами. Перебивая друг друга, они во всех подробностях изложили и обрисовали в красках всю не веселую картину их полного обнищания.
Власов спросил: - А с какого дня она стала весёлая? Ну, вы говорили, что до этого ходила, как в воду опущенная, а потом повеселела?
Татьяна задумалась.
- Да где-то после того, как вы к нам пришли. А потом и машину свою нашла, вроде она брошенная, у магазина «Купчинский», стояла, так совсем повеселела.
Говорит: - "Ничего, девчонки, прорвёмся. Машину ещё продам, да квартиры, рассчитаемся. Ещё поднимемся с колен. А вот ему, гаду, уже не подняться. Наказал его Господь за то, что вздумал нас обмануть". Ну, мы всегда у неё на поводу шли. Она у нас на вроде командира была. Обманула она нас. Сказала, что ей в банке разрешили наши квартиры продать подороже. Долг, говорит, отдадим, а что останется, на то купим комнату в коммуналке. Перебьемся, мол, девчонки, где наша не пропадала. Мы и поверили. Генеральную доверенность на нее подписали. А она за эти квартиры деньги взяла, и исчезла. Вроде как в банке сказали, долг она покрыла нашими квартирами, и теперь мы ничего не должны. Остальное с собой забрала. Мы и в милицию не пошли, потому, что нечего заявлять. Сами же ей разрешили квартиры продать. Вот мы у тетки теперь и живем.
Власов набрал Трухина.
- Александр Анатольевич, это Власов. Докладываю: Лариса Степанова сбежала. Приеду, доложу подробнее.
Он посмотрел на Татьяну и Валентину.
- Собирайтесь. Поедите со мной. Будем разбираться и решать, что делать.
Шмыгая носами и всхлипывая, женщины оделись, и все вместе они поехали в Управление.
Глава 25
Трухин повернулся к Борисову.
- Власов звонил. Лариса сбежала. Едет сюда с ее подругами.
Борисов присвистнул.
- Вот это новость! Вы думаете это она Плахина?
Трухин пожал плечами.
- Посмотрим, послушаем. Не исключено. А, что, уязвленное женское самолюбие. Она же поняла, что он ее использовал. А женская месть изобретательна. И именно ее он мог подпустить не опасаясь. Ну, что она могла сделать? С кулаками броситься, истерику устроить, умалять. Я думаю, у Плахина и в мыслях не мелькнуло, что она может пойти на убийство. Она парикмахер. У них этих шпилек, пилочек, зажимов железных до черта и больше - а они все острые. Вот тебе и орудие убийства.
Борисов перебил его.
- А убегать-то зачем? Ну, убила, забрала деньги, но ее никто не подозревал же?
Трухин покачал головой.
- Как это не подозревал? Власов был, расспрашивал, сказал, что бы заявление нам написали. А потом, по счетам фирмы все равно расплачиваться надо, и с банком тоже. А эти деньги, которые она взяла у убитого Плахина, как бы она подружкам предъявила? А жить плохо, изображая нищету, видимо, не захотелось. Сам знаешь какая у нас сейчас неразбериха в СНГ. Сами себя найти не можем порой. Вот она и решила, что и искать никто не будет. А будут, пусть попробуют найти. Вот на это у нее, очевидно, и был расчет. Не такая она уж и дура оказалась. Ну, ладно, чего гадать? Вернется Власов, все узнаем.
Вошел Павлов: - Ну, что, отдаете мне Баскина с потрохами?
Трухин кивнул: - Да. Забирай. Пообщались тут не далее, как с час назад. Дерьмо он порядочное, но к убийству Плахина отношения не имеет. Ты бы видел, как он с бывшим дружком, Бесединым, встретился. Смотрели друг на друга волком. Баскин кинулся дружка обвинять, что тот его сдал. А Беседин его, что тот ему, видите ли, всю жизнь сломал. Ну, просто под дулом пистолета заставлял измываться над беззащитными девушками, можно подумать. Думали с Борей, что они горло друг другу перегрызут. Но ничего, не перегрызли. Трусливые и пакостливые, как шакалы, друзья детства оказались. Но, как не крутили, не вертели – к убийству, они ни каким боком не подходят. Улик нет. Обыск ничего не дал. Пришлось Беседина выпустить. А Баскина, передаем окончательно и бесповоротно в твои руки. Надеемся на строгий приговор и длительный срок.
Павлов кивнул: - Все, что в моих силах, сделаю. Что там по вашему «Салону», будет заявление? Мне, ведь, чем больше, тем лучше.
Борисов развел руками.
- А с «Салоном» получается загвоздка. Начальница сбежала, не оставив ни завещания, ни указаний. Сейчас Власов приедет, узнаем все толком.
Дверь со стуком открылась, и в кабинет вошли две зареванные женщины и посиневший от холода Власов. Он быстро подошел к чайнику и приложил к нему замерзшие руки.
- О, блаженство!
Он налил себе стакан чаю и, сев на стул, закрыл глаза. Трухин пригласил женщин присесть. Они растерянно мялись, бросая взгляды, друг на друга. Трухин поглядел на Власова.
- Володя, мы ждем.
Власов нехотя открыл глаза.
- Сейчас, в себя приду, отогреюсь чуть-чуть. Околел совсем. Полярный полюс какой-то на улице.
Борисов налил женщинам по стакану чая.
- Согрейтесь немного. Не стесняйтесь. Извините, что кроме сахара ничего нет.
Татьяна замахала руками: - Да, не надо ничего, спасибо, мы не замерзли. - Однако стакан с чаем взяла, и начала понемногу прихлебывать. Глядя на подругу и Валентина, немного успокоившись, присела на стул. Через пять минут вся эпопея была доложена и расписана в красках. После того, как женщины подписали протокол допроса и написали заявление, по поводу обмана Степановой и кражи ею денег за проданное жилье, их отпустили. Друзья остались одни.
- Ну, что скажете друзья-товарищи? – Трухин посмотрел на Борисова и Власова. – Какие идеи, мысли?
Борисов стукнул ладонью по столу.
- Я уверен, что это она! Точно, она! Надо в розыск подавать и ее, и машину.
Власов утвердительно кивнул, поддерживая друга.
- Она, Александр Анатольевич. Я уверен.
Трухин протянул:- М-да. Знаете, мужики, если бы она только Плахина убила, я бы даже помог это дело замять. Все сделал, чтобы ее не посадили. Но она же подружек своих предала. Чем же она лучше Плахина? Оставила их все это дерьмо расхлебывать, и смылась с деньгами. Теперь я для нее палец о палец не стукну. Даже наоборот. Теперь это дело чести: найти ее, вернуть деньги и сделать все, что бы она понесла наказание за свою подлость.
Вошел Скрябин и, сделав строгое начальственное лицо, произнес: - Что у вас тут за цирк происходит? Клоунов, понимаешь тут, сами изображаете и из нас черт те что делаете.
Трухин удивленно поднял брови.
- Вы о чем, товарищ полковник?
- А то не знаете, - Скрябин недовольно пожевал губами, - звонит какая-то сумасшедшая бабка, требует самого главного начальника, ее, естественно, соединяют со мной, а она, видите ли, желает знать, служит ли у нас Власов Владимир Иванович. Безобразие! Я, что, справочное бюро? Мне больше делать нечего, как описывать цвет волос, глаз, возраст и рост своих подчиненных. Тем более, что на такие мелочи, я лично, никогда внимание не обращаю. У меня спроси: какой у меня цвет глаз – я не отвечу. У меня голова забита другими, более важными вещами. Так, что, майор, вы с безобразиями, творящимися в вашем отделе, кончайте. И личными делами, в виде выяснений, занимайтесь дома, после работы. А тебе, Власов, скажу, что не хорошо свою бабушку до такого состояния доводить, что б она тебя через милицию разыскивала и приметы уточняла.
Власов попытался оправдаться:- Да не моя это бабка, это….
Но Скрябин перебил его:- Значит, правда, что Щепкин говорил? Ну, это уже не в какие ворота не лезет!
Трухин осторожно поинтересовался:- А что Щепкин сказал?
Скрябин вытер, вспотевшее от напряжения лицо: - Правду сказал! Бабник ты Власов, никак не угомонишься. Обманул девчонку, обрюхатил, а теперь бабка её тебя разыскивает? Милицию позоришь, мужское имя позоришь. Надо тебя на общем собрании коллектива проработать за аморальное поведение.
Власов задохнулся от возмущения. Он переводил взгляд с Трухина на Борисова и пытался что-то вымолвить. Трухин, успокаивающе приобнял его и шепнул: - Вов, не распыляйся. Плюнь.
А Скрябину громко отрапортовал:- Разберёмся товарищ полковник. Примем меры взыскания, наказания. Не беспокойтесь. Больше таких звонков не будет.
- Вот так-то оно лучше, - Скрябин, довольно улыбнувшись, вышел.
Власов обиженно произнес: - Александр Анатольевич, чего вы не дали объяснить, это же по работе бабка звонила. Она меня пускать боялась, вот и уточняла. А теперь все Управление будет сплетничать, что я беременную женщину бросил.
Борисов хлопнул его по плечу.
- Вов, не бери в голову, что ты наше Управление не знаешь? Даже если по радио объявить, что ты ангел, все равно скажут, что без чёрта не обошлось. Главное, мы про тебя знаем, что ты парень, что надо, понял?
Власов заулыбался.
- Понял.
Постучав, вошла Анечка, из секретариата и с возмущением взглянув на Власова, протянула Трухину бумагу.
- Вам сообщение срочное. – Презрительно фыркнув и ещё раз окинув Власова горящим взглядом, она вышла, громко хлопнув дверью.
Друзья посмотрели друг на друга и разразились гомерическим хохотом.
Глава 26
Степанову нашли через десять дней в Выборге. Она преспокойненько жила у своей тетки. То ли, она была так уверена, что ее бессловесные и недалекие подружки, кроме причитаний и слез ни на что больше не способны. То ли, она понадеялась на полную неспособность милиции в связи с нехваткой горючего, денег и коррумпированностью сотрудников, заботившихся не о спокойствии граждан и не о поимке преступников, а о «хлебе насущном». То ли, просто понадеялась на «авось пронесет». В общем, взяли ее тихо, без сопротивления и перестрелок. И теперь она сидела в кабинете у стола Трухина и, промокая платочком слезы, рассказывала о своей неудавшейся жизни.
- Мать с отцом разошлась, когда мне было лет десять. Он нашел себе другую, и про нас больше не вспоминал. Мать с горя запила, потом начала водить мужиков без разбору. Домой возвращаться было страшно – сальные взгляды, намеки, щипки, тисканья. Часто ночевала у подружек. Потом встретила парня. Он был на десять лет меня старше. Выскочила замуж. Думала: ну все, кончились, Лариска, твои страдания. Да не тут-то было. Пока муж трезвый - все у нас хорошо, а напьется - зверем становится. Начались побои, издевательства. А на утро не помнит, прощения просит. А тут я поняла, что в положении, обрадовалась. Думала: вот она моя кровиночка будет. Муж узнал, обрадовался, даже пить бросил. Было уж месяцев пять с половиной, чего-то они отмечали на работе, ну, и пришел пьяный. Начал к словам цепляться, ерничать. Я решила к соседке уйти, а он меня за волосы-то и поймал. Дальше не помню. Очнулась в больнице. Врач сказал, что ребеночка спасти не удалось. А потом отвел глаза и добавил, что состояние было тяжелое, пришлось делать операцию и детей у меня больше не будет. Не знаю, как я жива осталась. Из больницы выписалась, пришла и подала на развод. Муж плакал, каялся, зарекался. Но во мне все умерло. Вот так и осталась я одна. Столько лет: работа и работа. А тут, как-то, садится в мое кресло мужчина, я глянула - и сердце оборвалось. Таких раньше только в кино видела. Красавец, статный, высокий. Волосы, чистый шелк. Глаза обжигают. Пока стригла его и брила – влюбилась без памяти. Раньше скажут «любовь с первого взгляда», я смеялась. А тут не до смеха мне. А он рассчитываться начал, за руку меня взял и пожал, так легонько. Я, мол, хотел бы с вами после работы встретиться. Я ушам своим не поверила. Такой красавец, и вдруг со мной? Я конечно не уродина и пока еще не старуха, но и не молоденькая уже. Растерялась. Спрашиваю: - А зачем? А он мне: - Вот встретимся, и узнаете. Ну, в общем, закрутилось. Голову я потеряла окончательно. Сказал бы: прыгни с балкона - прыгнула бы. Он ко мне переехал жить. Внимательный, ласковый. Приду с работы, а на столе ужин стоит. Цветы дарил, подарки. Ну, принц из сказки, да и только. Жила, как во сне. Неужели, думаю, и мне за все мои мучения, счастье привалило. А как-то вечером сидим у телевизора, и показывают женщину, которая возглавляет строительную фирму. Дима мне и говорит: - Ларчик (он меня так называл), не надоело тебе на чужого дядю горбатиться? Чем ты хуже этой бабы? Почему у тебя не может быть своего дела? Я растерялась. Да что ты, - говорю, - я не потяну. И образование не то. Тут столько знать надо: и финансы, и делопроизводство. Да мало ли чего. А он мне: - А я на что? Неужели не помогу любимой женщине? Тем более, что у меня, как раз на примете есть фирма, которая тут не далеко, помещение на днях освобождает. Ты в этом помещении и откроешь свой «Салон красоты». Я говорю:
- Так, что же я там одна делать буду? А он мне: - Почему одна? Подружек с собой в компаньонки возьми – Таньку, да Вальку. А больше вам никого и не надо. Ты чуть больше денег вложишь и будешь хозяйкой. Я рассмеялась: - Да у меня и денег-то кот наплакал. Чего я вложить-то могу? Он мне отвечает: - Кредит в банке возьмешь, а в залог квартиру свою поставишь. Я испугалась.
- Да ты что? У меня если что и осталось, так эта квартира, да машинешка старенькая.
А он успокаивает меня - Да риска-то никакого. Я же с тобой. Коснись чего, не получится, я за тебя деньги внесу. У меня их достаточно.
И правда, сорил он деньгами направо и налево. Говорил, что фирма у него своя, большие прибыли имеет. Ну, короче, уговорил он меня. Я девчонок начала обрабатывать. А они тоже намыкались бедные, годы идут, жизнь проходит, а просвета не видать. В общем, уговорила их. Дима взялся проверять все контракты, договора, бумаги. Юриста привел. Ну, все чин чинарем. С директором фирмы познакомил, который площади продавал. Богато одет, вылизанный такой. А я, сроду этих контрактов в глаза не видела, как оформляются - не знаю. Где Дима говорил расписываться, там и расписывалась. Нотариус везде печати, штампы наставил, все заверил. Деньги, которые мы из банка получили - отдали. Бумажки эти забрали, и стали это помещение в порядок приводить. Радуемся, как дурочки, песни поем. Открылись. А тут эти бумаги пришли на оплату телефонных международных переговоров. И за аренду помещения. Я к Диме: что, мол, это такое? Он посмотрел, поцеловал меня.
- Не беспокойся, - говорит, - что-то напортачили, как всегда. Разберемся.
Взял машину мою (я ему доверенность оформила), и уехал. Уехал и пропал. День нет, второй, третий – тут я все и поняла. Когда выяснилось, что мы влипли, и сколько мы должны - хотела руки на себя наложить. Подружек подвела, сама голая осталась. В общем, почти решилась на самоубийство. Поехала в центр, думаю: похожу, попрощаюсь с любимыми местами, и все. И, вдруг, на Садовой, замечаю свою машину. Подошла, машина пустая. Огляделась, вижу, Дима в будке телефона-автомата стоит, разговаривает с кем-то, а дверь приоткрыта. Я подошла поближе, прислушалась, а он кому-то встречу назначает у метро «Горьковская» в 12 ночи. Деньги, говорит, и документы при мне будут. Тот его видно что-то спросил, а он в ответ захохотал и отвечает: - Да таких дур на мой век хватит.
Меня, как током ударило. - Ах ты, - думаю, - мразь, радуешься, что наивных и беззащитных женщин обманул.
Не знаю, не помню, когда у меня мелькнула мысль: а почему это я должна умирать, а не он? Дальше все помню, как во сне. Спряталась я, что б он не увидел, а к 12 подъехала на «Горьковскую». Проследила, куда он пошел, и благо, что темно, следом пробралась и в кустах затаилась. Он закурил. Довольный такой стоит. А тут смотрю, машина подъехала, свет в салоне зажегся, а там этот сидит, у которого помещение покупали. Сама не знаю, откуда силы и ярость взялись. Подбежала я к Плахину, он увидел меня, растерялся вначале, а потом засмеялся, руки раскинул, вроде обнять меня собрался, а я достала из сумочки скальпель (для себя готовила, чтобы вскрыть вены), и ударила его в сердце. По самую рукоятку нож вошел. Он еще улыбался, когда падал. Я вначале кинулась бежать, а потом вернулась и обыскала его. Забрала пакет с деньгами, документы, а что б на ограбление не подумали, оставила ему 200 долларов и визитку этого гада, который в машине сидел.
Домой пришла, озноб бьет. Выпила стакан водки и уснула. Утром проснулась и испугалась, а, вдруг, я его не насмерть убила? Вдруг он в больнице и меня уже ищут? А тут днем ваш сотрудник пришел, - она кивнула головой в сторону Власова, - начал выспрашивать. Когда я услышала, что Плахин мертв, успокоилась, обрадовалась даже. Ну, думаю, все. Деньги, которые у Плахина забрала, в банк отдадим, бумаги порвем, и все – свободны! А тут ваш сотрудник снова пришел, и говорит: - Заявление напишите. Я и поняла, что если заявление напишем, будут расследовать и, в конце концов, выйдут на меня. А если не напишу, то, как потом объясню, откуда деньги взялись на оплату. А тут еще девчонки ревут и ревут, ноют и ноют: пришибут нас. Я им наврала, что нашла машину свою, а в ней документы наши. Порвала их при подружках. Они радуются, как дурочки – долг уменьшился. Теперь только банку должны. И не знаю, что тут на меня нашло. Пожить, хоть напоследок, захотелось по-человечески. Про деньги не сказала. Сказала, что долг банку все равно отдавать надо. Предложила продать квартиры. Про деньги Димы я же не могла им сказать. Продали, долг в банке погасили. Я взяла все деньги: и те, что у Плахина забрала, и те, что остались, и уехала к тетке. Думала с месяц отдохну, отосплюсь, да и время пройдет. А потом уеду к морю и куплю дом. Начну жизнь сначала.
Трухин перебил ее: - А как же ваши подружки? Если бы они чего-нибудь с собой сделали? Вы же их в безвыходном положении бросили.
Лариса печально улыбнулась: - Да что вы? Что бы на это решиться, большую силу воли надо иметь. А они трусихи. Я знала, что дальше слез и проклятий в мой адрес и на свою судьбу, они не пойдут. Да потом, их подписей ни на одном документе не было. Арестовывать их не за что. А то, что без жилья их оставила, так я хотела, как все немного уляжется им деньги перевести. Правда, правда. Не думайте, что я такая уж подлая.
Вы знаете, подсознательно я все это время ждала разоблачения. Честно вам скажу, что мне стало легче, оттого, что меня поймали. Эти деньги жгли мне и руки, и сердце. Мне каждую ночь снится сон, в котором Дима смеется мне в лицо и выдергивает скальпель из своего сердца. Я понимаю, что сейчас он перережет мне горло, но сдвинутся с места не могу - нет сил. Я убила человека! Пусть плохого, но человека!
Она закрыла лицо руками. Плечи ее вздрагивали от рыданий. Трухин налил ей стакан воды и, успокаивающе похлопав ее по спине, тяжело вздохнул.
Дело раскрыто, но нет удовлетворения и радости оттого, что преступник найден. Перед ним сидела несчастная, запутавшаяся женщина, которую жизнь загнала в клетку, как раненого зверя. И, пытаясь вырваться из этой клетки, она пошла на преступление, подлог и обман.
Степанову увели. Друзья сидели молча. Потом Власов не выдержал: - «Фенита ля комедия. Се ля ви», - он развел руками.
Борисов улыбнулся.
- Вов, гляди, как тебя разобрало, даже русский язык забыл. Пора тебя на стажировку во Францию отправлять. Может, там на какой француженке женишься. И мы будем к тебе ездить, есть лягушек и плевать с Эйфелевой башни.
Власов ухмыльнулся.
- Ага, сам залез в кабалу и друга не терпится туда затащить? Нет уж, «мерси боку». Не дождутся они от меня ни колец, ни штампа в паспорте. Пусть, хоть француженки, англичанки или, даже, шведки (о наших дамах умолчим). – Он кинул проказливый взгляд на Трухина, - вон Александра Анатольевича обрабатывай. Он уже созрел. Я всегда говорил, что даже из самого тухлого дела, всегда можно извлечь выгоду. А здесь не просто выгода, а любовь! Может, это судьба? Не грохни эта Степанова Плахина, не дежурь мы в этот день - никогда бы не вышли на Татьяну. И все! Две половинки так бы и скитались по Вселенной еще миллионы лет в поисках друг друга.
Трухин смущенно улыбнулся.
- Брось, Вова. Зачем ей нищий майор, побитый жизнью, и пропадающий на службе с утра до ночи. Да и привык я жить бобылем. Ладно, закрыли эту тему. Давайте за работу. Надо подготовить материалы и передать их в прокуратуру. На нас еще два дела висят. Не забыли? Так, что расслабляться некогда. Все разговоры о чувствах переносим на нерабочее время. Вова, а тебя попрошу, отследи дело Плахина до конца, будь другом.
Власов кивнул головой. И через минуту в кабинете установилась тишина. Слышен был только шорох бумаги, да скрип ручек и сдержанное покашливание.
Глава 27
Татьяна ругала себя, на чём свет стоит, и пыталась понять: что на неё нашло? Она дала согласие идти с практически незнакомым мужчиной, в совершенно незнакомую компанию, на праздник, который и праздником теперь назвать можно было с большой натяжкой. Сегодня было седьмое ноября.
- Ну, точно крыша поехала. Да, подруга, ни чему тебя не научила жизнь. В Уголовном розыске работает, и что? Мужик, он и есть мужик. Всем им одно надо. Погладил по головке, поглядел ласково, а ты и растаяла. Просто гипноз какой-то. Случись что, на него и пожаловаться-то некому будет. Как эта раскрашенная кукла поёт:- «Я в тебя влюбилась и пропала. Я сама себя не узнавала. То смеялась, то рыдала звонко, Словно неразумная девчонка». Лучше не скажешь. Только у девчонки уже седые волосы появились, а вот ума не прибавилось.
Она подошла к дому и ещё минут пятнадцать стояла у подъезда, не решаясь войти. Потом, обозвав себя глупой женщиной, которая знает, что может обжечься, но всё равно тянет руку к огню, решительно вошла в подъезд, подошла к двери и нажала кнопку звонка.
За дверью послышались детские голоса и в распахнутом, перед Татьяной, дверном проеме возникли две забавные рожицы, перепачканные мукой.
- Мама, мама, - закричали они в два голоса, - тут какая-то красивая тётя пришла!
В прихожую быстрым шагом вышла миловидная женщина лет тридцати.
- Вы, Таня? Заходите, пожалуйста. Мальчики, что же вы держите гостью за порогом? Тоже мне кавалеры, - она засмеялась, и, подтолкнув мальчишек к кухне, продолжала, - идите, идите, а то без вашего чуткого руководства там всё встанет. Передайте, что если через пятнадцать минут нас не пригласят к праздничному столу, то мы обидимся.
Повесив Танино пальто и взяв её за руку, она повела её в комнату.
- Устраивайтесь по удобнее и давайте знакомиться. Меня зовут Настя. Я - жена Борисова, сослуживца и друга Александра Анатольевича. Вы знаете, я так рада вашему появлению. Мне ужасно надоела эта мужская компания. Вы представляете, что такое пятеро особей мужского пола? Вовка у нас, так просто пятый член семьи. А иногда так себя ведёт, что кажется младшим членом семьи. Серьёзно. Начинает с мальчишками возиться, всё вверх ногами перевернут, хохочут, визг, пыль до потолка. Такой баламут. Девчонку бы ему хорошую, да строгую, чтоб приструнить умела. Но, как он говорит: «не дождутся они у меня». Вы извините, что я много болтаю, но я очень волнуюсь. Дело в том, что вы первая, кого Александр Анатольевич захотел привести в нашу компанию. Мы все его очень любим и уважаем. Имейте в виду, - она вроде шутливо погрозила Татьяне пальцем, но глаза её были серьёзными, - мы его в обиду не дадим. Мы друг за друга горой стоим.
Татьяна улыбнулась.
- Не волнуйтесь. Именно меня вам надо опасаться меньше всего.
- Ну, вот и славно. Простите мне мое любопытство, а как вы относитесь к Александру Анатольевичу? Знаю, что сую нос не в своё дело. Но мы за эти годы так сроднились, что и счастье и беду каждого воспринимаем, как свою собственную удачу и неудачу, - застенчиво улыбнувшись, она взяла Татьяну за руку, - ошарашила вас своими вопросами, да? Лезу бесцеремонно, куда не следует. Это я уже от Вовки набралась. А, может, просто от радости, что у меня собеседница появилась и закидала вас вопросами. Не хотите - не отвечайте. И не стесняйтесь обрывать меня, если чувствуете, что я зарываюсь. Хорошо?
Татьяна не успела ответить на её вопрос, как в комнате погас свет. Ее, вдруг, пронзил безотчетный страх. Она соскочила с дивана и прижала руки к груди. Сердце ее бешено колотилось где-то у горла. Вдруг, тихо заиграла музыка, послышались мужские и детские голоса, смех. Татьяна без сил опустилась на диван, и закрыла глаза. Ярко вспыхнул свет, и кто-то взял ее за руку. С трудом, разомкнув веки, она увидела рядом встревоженные глаза Трухина.
- Мы вас напугали? Извините, пожалуйста. Это моя вина. Не сообразил. Хотели изобразить эффектное появление. Глупо получилось.
Он тихонько гладил Татьяну по руке. Она огляделась. Все смотрели на нее, затаив дыхание. Слабо улыбнувшись, она попыталась встать.
- Сидите, сидите, - Трухин глянул на Борисова, - налей водички.
Татьяна замахала руками: - Не надо. Извините меня. Сама не знаю, что на меня нашло? - Она смущенно улыбнулась- Испортила вам праздник.
Настя, подойдя к притихшим сыновьям, и обняв их за плечи, сказала: - Все хорошо. Банкет продолжается, господа!
Все облегченно рассмеялись, и стали рассаживаться за стол, который не изобиловал разносолами и деликатесами, но то, что на нем стояло выглядело и пахло очень аппетитно и вкусно: отварная картошка, посыпанная зеленью и политая растительным маслом; селедка, порезанная большими кусками; капуста с моченой брусникой; соленые огурцы и большая чашка пельменей. В графине, запотевшем после холода, водка и трехлитровая банка кваса, домашнего изготовления.
Татьяна настороженно наблюдала за этой слаженной компанией. Пили мало, ели много, много смеялись и шутили.
Глаза Борисова, не отрывающего взгляд от жены, светились любовью и нежностью. Татьяна тихонько вздохнула и украдкой посмотрела на Трухина. И, вдруг, в его глазах она увидела такую же любовь и нежность. Кровь бросилась ей в лицо. Она резко опустила голову.
Не может быть, мелькнуло в голове. Он не может меня любить! Так не бывает. И тут же себя поправила - почему же не бывает? Ведь ты же влюбилась в него с первого взгляда. Позови он тебя, хоть на край света, и ты пойдешь за ним, закрыв глаза. - Она подавила стон. - Но я ведь испорчу ему жизнь. Ему и так не повезло с первой женой, а тут я со своими комплексами и страхами. Зачем ему все это? Он такой красивый, добрый, нежный. Но тоненький голосок надежды шептал ей: а может, за все твои страдания, Господь и посылает тебе эту любовь? Может, ты еще и сможешь стать счастливой?
Заиграла музыка, и Трухин пригласил ее на танец. Татьяна доверчиво прижалась к его груди. Она чувствовала жар его тела и слышала стук его сердца. Ей хотелось, что бы этот танец никогда не заканчивался. Ей было так уютно и безопасно в его объятиях, что когда музыка смолкла, она чуть было, не заплакала. Она плохо воспринимала действительность. Все происходило будто в прекрасном сне. Они пели русские народные песни, играли в шарады, шутили, смеялись. Татьяна даже не предполагала, что так можно отдыхать.
Поэтому, когда пришло время прощаться, Татьяна искренне была расстроена. Борисовы звали ее приходить к ним в гости запросто, без звонка. Мальчишки смотрели на нее преданными глазами. Власов, прижимая руки к груди, повторял, что теперь его сердце разбито на мелкие кусочки, так как Трухин первый встретил ту, единственную женщину, которую он, Власов, мог бы полюбить. И теперь, ему придется коротать свою будущую старость, в одиночестве. И лишь Трухин, молчал, улыбался и не отпускал ее руку из своей теплой ладони.
Всю дорогу до Татьяниного дома они молчали. Но это было легкое молчание. Им было хорошо вместе, и они не скрывали это друг от друга. Только у двери квартиры, Татьяна, вдруг, занервничала. Но Трухин, ласково погладив ее по щеке, и прикоснувшись губами к ее замерзшим пальчикам, пожелал ей приятных сновидений, поблагодарил за компанию, и уехал. Татьяна вздохнула, и сама не смогла понять, что это был за вздох - облегчения или разочарования.
Эпилог
Мокрый снег падал тяжелыми хлопьями и сползал медленно, как бы нехотя, по стеклу. Ветер гнул ветви деревьев к земле, и они голые и дрожащие бессильно трепыхались под его напором.
Трухин стоял у окна, засунув руки в карманы. Наконец-то включили центральное отопление, и в кабинете было тепло. Он передернул плечами.
- Бр-р. Ну, и погодка. Теперь надолго. Где-то, через месяц снег ляжет окончательно. - Он повернулся к Борисову. - Ну, что там?
Борисов поднял голову и отодвинул тоненькую папочку, в которой лежало несколько листков.
- Тухлое дело. Убита женщина двадцати семи лет. Работала официанткой в трактире. Убийство произошло в час пятьдесят ночи. Как всегда – никто ничего не видел и не слышал. Обнаружила молодая девушка в шесть утра. Выгуливала собаку.
Трухин усмехнулся.
- Везет нам на собачников.
Власов ворвался, как всегда с шумом и грохотом. Друзья выжидающе повернулись к нему.
- Ну, как?
Власов развел руками: - Пять лет строго режима, с конфискацией имущества. Сейчас разденусь, расскажу подробно.
Он снял куртку, неторопливо повесил ее в шкаф, включил чайник, достал кофе. Борисов не выдержал.
- Ну, не тяни резину, рассказывай.
Власов ухмыльнулся: - Любопытной Варваре, знаешь, что сделали? И потом, сыщик должен быть выдержанным и бесстрастным. Нельзя показывать окружающим свою заинтересованность.
Трухин перебил его:- А еще нельзя не отвечать на поставленный старшим по званию вопрос. Давай, Вова, колись. Только с чувством, с толком, с расстановкой. Понял?
Власов соскочил и вытянулся в струнку.
- Так точно, господин майор! Разрешите приступить к выполнению поставленного задания?
Трухин рассмеялся.
- Вольно. Приступайте.
Власов сделал строгое сосредоточенное лицо.
- Ну, а если говорить серьезно, то Степановой Ларисе, как я уже сказал, суд определил меру наказания – пять лет строго режима с конфискацией. Убийстов ведь преднамеренное. Правда учли, что Плахин, обманным путем, присвоил принадлежащие им деньги, что был ранее судим, ну, и психическое состояние Степановой, на тот момент. Павлов выступил блестяще. Раскрутил эту шарашку Плахин - Баскин и разметал в пух и прах. Подружек Степановой удалось, можно так сказать, вернуть к жизни. Оказалось, что они своих подписей нигде на документах не ставили. Всем Степанова занималась. Поэтому, они считаются пострадавшими. А раз пострадавшие дважды: и от Плахина, и от Степановой – то квартиры им вернули обратно. Павлову спасибо. А деньги за квартиру Степановой, и конфискованные деньги Плахина забрал банк, в счет кредита. А что осталось, Степанова будет выплачивать. Мои «Салонные» подружки побожились, что теперь до своего смертного часу они больше ни в какие авантюры соваться не будут, и слово бизнес, отныне, для них равноценно мату. Обещали стричь, брить и духарить бесплатно – всю оставшуюся жизнь.
Супруги Беседины на суде присутствовали, но сидели в разных местах. В перерыве, Оксана сказала мне, что они с Олегом пришли к решению пожить отдельно. А уж временно или навсегда – покажет время. Дочери сказали, что папа уехал в длительную заграничную командировку на год, а может и больше.
Татьяна тоже была, - Власов бросил быстрый взгляд на Трухина, - ни с кем в контакт не вступала, кроме меня. Настоятельно просила передать одному нерешительному и непонятливому (это не мои слова, прошу это учесть, прежде чем получу взыскание за грубость и не почтение к вышестоящему лицу или по уху – это уж как повезет), - и он дурашливо - испуганно отбежал к двери. – Так на чем я остановился? А, на непонятливом воздыхателе. Так вот, она сказала, что молчание и сопение в трубку не могут привести к взаимопониманию и сближению двух индивидуумов. Посему, просила сегодня к 19-00, по возможности, быть у ее двери с букетом цветов. Вас будет ждать праздничный ужин.
Трухин кинул на него свирепый взгляд и тут зазвонил телефон. Он быстро снял трубку. Вдруг, его лицо приобрело загадочно-ехидное выражение, и он елейным голосом произнес: - Кого вам? Власова Володю? А кто его спрашивает? Ах, Люся? Извините, а кто вы ему такая будете? Невеста?! Как невеста? У него уже есть беременная бабушка. Не верите? У нас все Управление об этом знает. Спросите у любого. Так, что, девушка, вы опоздали. Пожилым везде у нас дорога, пожилым везде у нас почет. Так, что Вова женится на беременной бабушке, а вам придется ждать, когда он овдовеет.
Власов, побагровев, пытался отобрать у Трухина трубку, выкрикивая бессвязные междометия.
Трухин протянул ему трубку: - Расстроилась чего-то, трубку повесила.
Власов, красный, как рак, с горящими глазами кричал: - Ну, я вам этого никогда не прощу, Александр Анатольевич! А я то считал, что мы друзья. А вы! А вам! А вас! - Он обречено махнул рукой.
Трухин с Борисовым хохотали до слез. Потом Трухин, обняв Власова, прошептал:
- Вова, один - один. Ничья. Это Настя звонила, сказать, что сегодня задержится на работе, и просила Борьку ребятишек ужином покормить.
Когда Скрябин открыл дверь кабинета, в нем стоял такой хохот, что он, растерявшись, произнес: - А, у вас опять сеанс разгрузки, по моему распоряжению? Как же, помню, помню - не буду мешать, - и он тихо прикрыл за собой дверь.
Друзья глянули друг на друга и снова рассмеялись.