(Рассказ основан на достоверных событиях).
Скверно живётся шестилетнему пацану, когда идёт война.
Вовка ещё не успел проснуться, а уже почувствовал сосущую тоску в животе. Есть хотелось всё время. Даже ночью в беспокойном забытьи, голод грыз его изнутри. Вовка привык к нему, как к чему-то неизбежному, как инвалид привыкает к своему увечью.
Он сполз с топчана, на котором спал под грудой тряпья и зашлёпал босыми ногами по холодному полу. Из подслеповатого окна, заклеенного от бомбёжек, брезжил сумеречный свет.
В надежде найти что-нибудь съестное, Вовка обрыскал все закутки: иногда мамка оставляла пару варёных в мундире картофелин или сухарей. Сегодня ничего не было.
Значит, оставалось только ждать заветного часа, когда можно будет пойти в магазин, где работала мать. Когда она продаст весь хлеб и сметёт с лотков, то разрешит Вовке съесть эту горсточку восхитительно пахнувших хлебных крошек. Но идти надо к концу смены, тогда в магазине уже не будет покупателей.
Слоняться бесцельно по комнате было неинтересно.
Вовка надел картуз, закутался в старую материну фуфайку с зака- танными рукавами, сунул ноги в высокие, утеплённые изнутри калоши и вышел во двор.
Дождя не было, но всклоченные тучи летели низко, нагоняя унылость. Стоял ноябрь.
От нечего делать Вовка побросал камешки по лужам, потом выглянул за калитку, которая старчески охнула, повиснув на ржавых петлях.
На улице было пустынно. Изредка торопливо пройдёт какая-нибудь тётка, прижимаясь к обветшалым заборам дворов, или затарахтит в отдаленье немецкий мотоцикл, и снова всё стихнет.
Всё нарастающий голод погнал Вовку к центру городка, где находился единственный работающий магазин.
«Вот бы встретить того весёлого рыжего фрица, - мечтательно подумал малый, вспоминая, как однажды, когда он так же шёл к мамке на работу, его остановил немолодой немецкий солдат и, похлопывая по Вовкиным щуплым плечам, улыбаясь, что-то говорил по-своему. Тот онемел от страха и только улавливал в незнакомой каркающей речи слово: «Гут, гут». Потом немец достал из кармана и дал ему плитку шоколада…
Вовка с трудом сглотнул вязкую слюну, вмиг заполнившую весь рот. Он до сих пор помнил запах хрустящей фольги. Позже он не раз встречал доброго фрица, и тот неизменно его затрагивал, ворошил белесые Вовкины вихры, гоготал, ободряюще хлопал по плечу и чем-нибудь угощал. Может быть, голубоглазый светлоголовый мальчуган напоминал ему собственного сына?
Вовка дошёл до магазина, но весёлого немца не встретил, только ближе к центру несколько раз попадались фашистские патрули. Они куда-то спешили с озабоченными лицами и на Вовку не обращали внимания.
Возле магазина никого не было, и он решился потянуть тяжёлую на пружине дверь. В небольшом торговом зале он увидел только маму и тётя Тоню, с которой они дружили до войны.
Вовка незаметно шмыгнул за стойку.
- …кругом полно патрулей, - полушёпотом возбуждённо говорила тётя Тоня. – Не знаю, что делать. Большую часть не успела расклеить… Смотрю, Пётр уже ждёт на углу, а как я ему отдам, у них на глазах?!.
Мать увидела Вовку и громко перебила Антонину:
- Ты уже здесь, сынок!
Решение пришло к ней мгновенно. Она подвела сына к окну и тихонько сказала:
-Видишь, милый, дедушку с палочкой на той стороне улицы? Отдай ему… вот это, - она взяла у подруги небольшую корзинку. – Скажи от тёти Тони, он знает. Сможешь?
Вовка серьёзно смотрел в глаза матери и видел в них отчаяние и тревогу.
- Смогу, - уверенно, как взрослый, ответил он.
Корзина была нетяжёлая. В ней лежала мелкая грязноватая картошка и несколько привядших морковок. Пройти надо было метров пятьдесят. Вовка уже перешёл проезжую часть улицы и вдруг услышал за спиной грубый оклик на ломанном русском:
-Эй, малшик! Стоял! Хенде Хох!
Его схватил за шиворот румынский наёмник в фашистской форме. Он подтащил Вовку к большому дереву, поставил спиной к стволу.
- Я буду твой убивайт! Пиф-паф, малшик, - сказал он, направляя на Вовку автомат, и захохотал.
Каким-то невероятным детским чутьём мальчишка осознал, что нельзя сейчас позвать маму, хотя он знал, что она следит за ним из окна магазина. Нельзя броситься за помощью к деду с палочкой.
Он зажмурил глаза и приготовился к чему-то ужасному, к такому, что бывает в жутком сне, когда хочешь крикнуть и не можешь, надо бежать, а ноги приросли к земле.
…Очнулся Вовка только когда услышал яростную перебранку на чужом языке. Он открыл глаза и увидел, как знакомый рыжий немец оттолкнул его мучителя и резко крикнул ему что-то.
Спасённый Вовка задал такого стрекача, как никогда в жизни. Он отдал-таки старому Петру злополучную корзинку и получил от мамы свою награду: целую пригоршню вкусных хлебных крошек.
Только гораздо позже, будучи взрослым человеком, он узнал, что в той корзине под гнилыми овощами были листовки, и что тётя Тоня участвовала в подпольном антифашистском движении.