День Победы отгремел речами тех, кто и близко не стоял около войны, отзвенел медью духового оркестра, всколыхнул воздух залпами салюта, и под тягостный звук похоронного марша маленькая, но тесно сбитая кучка ветеранов потянулась к обелиску павшим, чтобы возложить цветы.
После торжественных речей ветеранов пригласили к полевой кухне, где для них были накрыты столы.
Много ли надо старику?! Пластиковые стаканчики быстро опустели, и взыграла гармошка, выдав лихого трепака.
Сухонький старичок снял старенький пиджак, густо усыпанный серебром и бронзой боевых наград, и, повесив его на стул, вышел в круг. Он выдал такую чечетку, какой давно уже не видели жители города.
Вокруг быстро собралась толпа. Старика поддержали залихватским свистом и бурными овациями.
- Ты чего сидишь, Сашка?! – закричал старик-танцор, обращаясь к соратнику, который угрюмо глядел на него из-под кустистых бровей. – Давай, наяривай!
- Да куды уж мне? – хрипло пробасил Сашка, коему было лет под девяносто. – У меня левая нога вообще отказывается ходить, а чего уж там про танцы рассусоливать?
- Э-э, брат-солдат! Так, может, махнем, не глядя?! – танцор вдруг рывком приподнял широкий клеш брюк, обнажив серовато-желтые протезы обеих ног.
Надрывно всхлипнув, замолчала гармонь. В воздухе повисла такая тишина, что стало слышно, как у лип, укрывшихся весенним цветом, гудят майские пчелы…