Если у любителя нет комфортных условий... он,
как "Титаник", потонет. Эдуард Радзюкевич, актёр.
Со мной творится что-то неладное. Как жизнь, свернувшуюся в конус, развернуть в раструб? Ничего не происходит, не обновляется, не возникает. Штиль. Спрашиваю себя: что ты хочешь?
Случилось всё неожиданно: музыка открыла потаённые створки жизни. С начала каждого дня донимала меня фраза: «Я не могу больше так жить!..» Рефрен был настолько упрям, что как-то ночью, проснувшись, сползла на колени и на своё отчаянное стенание: «Я не могу больше так жить!» – услышала: «Займись фортепиано!».
На другой день с удивлением обнаружила, что больше не повторяю навязчивую фразу. Так я замахнулась на БАСТИОН. Читала учебники, ходила в филармонию, брала уроки. В ателье мне сшили концертное платье – я сказала, что я пианистка и мне иногда приходится выходить на сцену.
Я отключаю телефон: мне не нужно ничего говорить – всё пустое. Резкий звук соседской дрели может надолго, навсегда оборвать игру на фортепиано, а небрежно брошенное «живёшь в пустоте» или «в нищете» парализует сознание. Жизнь – преодоление препятствий.
Я всё ещё скольжу вниз, даже не могу оценить: со скоростью ли водопада или оползня. Я познала пьяняще горький вкус игры на публике и сценическую одухотворенность художественного чтения, а ещё вульгарное хамство людей от культуры. Разносила по адресам глянцевые рекламные журналы. После первой ходки всё тело жгло, будто его порезали вдоль острым лезвием бритвы. Крутила до головокружения диск домашнего телефона, постигая искусство прохиндейства в навязывании информации. Объехала за тысячу километров места моего детства и испытала переполнявшее душу волнение при виде напечатанных в краевых газетах моих очерков.
Так прошло четыре года.
* * *
Я еду тридцать минут на автобусе, потом иду мимо стадиона. Подымаюсь тропой по пологому склону. Надо мной яркое голубое небо, прорезанное соснами. Пью приготовленный мне чай. И вот уже второй год выхожу перед ожидающими меня слушателями.
«Среди бесчисленных светил
Я вольно выбрал мир наш строгий…»*,
– читаю и, взяв бас в последнем такте «Прелюдии» Скрябина**, ставлю точку в композиции «Весёлые дороги Николая Гумилёва».
– Вы преподавали? – спрашивает меня слушательница.
– Нет, я инженер.
Возглас изумления.
– А сейчас так зарабатываете? – другой голос.
– Я живу на то, что ранее заработала.
– Вы самая богатая!
– Вы тоже, – подумала я в ответ.
* * *
После выступления так иногда хотелось посидеть в полумраке уютного кафе с близким человеком и пережить за чашечкой кофе творческий вечер. Но вместо этого заболела; пригласила выступить со своими стихами профессионального литератора, поэта.
– Как прошло выступление? – спрашиваю.
– Хотя бы букет полевых цветов подарили! Я ведь готовилась! – услышала в ответ.
Тогда я впервые подумала о себе; уже четыре года, раз в две недели показывала свои литературно-музыкальные композиции в профилактории-пансионате, только изредка повторяясь с целью их более тщательной отделки. Однажды хотела представить, как будет выглядеть окончание моих «гастролей»… Конец пришёл неожиданно. Подготовила очередную программу. Надо одеваться, выходить из дома... а мне не хочется…
* Н. Гумилёв. "Среди бесчисленных светил..."
** А. Скрябин. Прелюдия № 8, ор.11