33. Дуплет удачи

Анатолий Колисниченко
 
      В голубиной стае, при большом количестве свободных самцов,  непарная голубка для выведения потомства неизменно выберет себе самого активного и сильного голубя.
 
     Аналогичная ситуация  и  в  социуме, мы всегда считали, что выбираем себе подругу, но как бы прискорбно это не звучало – выбирают нас.

 Настоящие мужчины во все времена прибывали объектом пристального внимания  противоположного пола.  Если в первобытной общине мужчина с копьём ассоциировался  как охотник и защитник очага, то в средние века  рыцарь, облачённый в доспехи, в широком смысле слова  воспринимался исключительно как воин  и  кавалер – покоритель женских сердец.

    Великий исторический путь славянских народов отнюдь не усыпан цветами, он был тернистым и сложным. В постоянной борьбе, защищая  свои земли от врагов, наши предки сумели не только выжить, но  и сохранили свою самобытность и уникальную культуру.

 С развитием военного искусства на первый план выходит человеческий  фактор, из числа воинов зарождаются лидеры - командиры и начальники, а военная служба превращается  в почётное  дело и святую обязанность каждого настоящего мужчины.

     Любовь к Родине и  уважение памяти предков на Руси прививались с молоком матери, и все без исключения, даже отпрыски царствующих фамилий, проходили военную службу. С детских лет они гордились своей  военной формой, которая выделяла обладателя в общей массе  людей, форма дисциплинировала, вынуждала владельца отвечать за каждый свой шаг.

    Мальчишка в военной форме, будь-то сын полка или суворовец,  у старшего поколения всегда вызывал особые чувства. Слов из песни не выбросить: «и старушка седая, воду нам подавала, головой вслед качала, утирала слезу».
 
       Для послевоенного поколения детей, воспитанных на победах Великой Отечественной войны быть суворовцем или нахимовцем, считалось наивысшей целью жизни, но только хорошая учёба в школе и положительные характеристики давали право принимать участие в конкурсном отборе в заветные учебные заведения.

       До 1964 года в суворовское училище набирали после четвёртого класса,  не судьба, мне бы родиться ровно на один год раньше, посему  детские грёзы оказались уходящим поездом, на подножке которого не нашлось мне места. Учиться в СВУ после восьмилетки не так престижно, и с несбыточной мечтой придется повременить.

        В седьмом классе учился во вторую смену, а все серьёзные спортивные секции кроме плавания  приступали к занятиям после обеда.  В начале учебного года с другом Володей, при приёме в секцию проплыли на второй разряд,  без особых проблем нас приняли в старшую группу, но насытившись общей подготовкой, перешли  на самообучение.  До глубокой осени плавали в море, но главными увлечениями оставались голуби и бильярд. Ежедневно до начала занятий в школе мы пропадали в бильярдной  санатория РККА. Здравницу по старинке называли дачей военного министра царской России Мордвинова.


    На фотографии начала прошлого века, она как замок возвышалась над всеми ялтинскими постройками того времени, в нашем же детстве утопала в зелёной зоне и особо не выделялась.
 
          В вечернее время в бильярдной аншлаг, утром кроме нас никого не было. Здесь мы изучили особенности каждого стола и забивали самые трудные шары с таким мастерством,  что на зелёных полях не видели себе равных, пока какой-то солидный дедушка не проэкзаменовал нас по-взрослому. Нам приходилось катать шары и со  старшими  соперниками, но многие из них бильярд-то  увидели только в Ялте,  а наш экзаменатор,  разминаясь, укладывал каждый шар в лузу с таким мастерством, что от его ударов шарам приходилось самим искать свободные лузы.
 
         Передавая дуг другу лучший кий, мы долго спорили, кто начнёт.  Старик протянул свою руку с кием  и предложил нам индейским способом определить первого игрока.

       Моему кулачку на кончике кия не хватило места. Володя играл первым, но знания  особенностей каждой лузы на самом фартовом столе победу другу не подарили.
 
      Счёт восемь четыре говорил сам за себя, но третий Володин  шар - результат  дуплета в среднюю лузу, просто вызвал восторг у опытного мастера  офицерской игры.  Родион Яковлевич, так звали старика, был приятно удивлён и, выставляя  на полку забитый шар, назвал Володю серьёзным соперником.
    Мне в первой партии удалось только размочить счёт, как и другу во второй. Шары же старика летели в лузы из любых положений как заколдованные.  Во второй партии, забив три шара,  я был таким счастливым, что хотелось ещё сыграть, но пора в школу.

В ходе баталий новый знакомый спрашивал о родителях, интересовался нашей учёбой, задал несколько вопросов на немецком языке, о наших увлечениях, на которые без затруднений ответил я, что мы увлекаемся голубями.  Дед рассказывал о своём непростом  детстве в дореволюционной Одессе, как мальчишкой гонял голубей и приманивал соседских.
 
         В конце игры неожиданно предложил нам поступать в суворовское училище.
 В своей записной книжке он  что-то черканул и, вырвав листок, вручил мне.  Попрощавшись с серьёзным экзаменатором, мы отправились в реальную школу, которая находилась на расстоянии прямой видимости,  так как до начала урока оставалось пять минут.

     По дороге я развернул листок. «Москва, МО СССР, Родиону Яковлевичу». 

           -«На деревню дедушке …».

           -С приветом Ванька Жуков, - поддержал меня друг.

    Вечером я показал записку отцу и сказал, что дед предложил нам поступать в суворовское училище. Прочитав послание, папа, удивлённо спросил:

           -И ты не  понял, с кем играл в бильярд?

           -Со стариком из Москвы.

           -«Старик» – юморист. Он специально не написал фамилию, чтобы вы подумали и догадались. Кстати мой земляк.
 
           -Родился он в Одессе, зовут Родион Яковлевич, а фамилию не назвал.

          -Фамилия его Малиновский, он Маршал, министр обороны нашей страны и дважды Герой Советского Союза. 

          -По нему и не скажешь, рубашка цивильная. 

          -Человек на отдыхе.

          -Дважды Герой?

          -К тому же он был сыном полка, и Георгия четвёртой степени получил в твоём возрасте.   

      Не каждый день в Ялте так просто встречается министр, и я побежал к другу, чтобы рассказать стоящую новость.  На следующий день раньше обычного мы были в бильярдной, но министра там не было. От  маркёра узнали, что поздно вечером наш  дед улетел в Москву.

     Не откладывая в долгий ящик, написали ему письма с просьбой направить нас в суворовское училище. Через месяц нас вызвали в ялтинский военкомат и вручили правила поступления в суворовские училища. Продолжая учиться в школе, мы серьёзно стали готовиться по литературе, математике, немецкому и русскому языкам. Володя записался в спортивный зал  общества «Динамо» на секцию самбо, а я стал заниматься боксом в подвале на улице Московской. Три месяца в одной из воинских частей занимались стрельбой и почти полгода ходили в секцию лёгкой атлетики при спортивной школе, но «конца спектакля не дождались», вернулись в секцию плавания, где добились реальных результатов.   
 
   Будущее  каждого из нас непредсказуемо и проживаем  мы его индивидуально. Детская мечта стать суворовцем  и  открывать большие военные парады, шагая в первых рядах роты барабанщиков, реально замаячила на горизонте.

      Если быть до конца откровенным, мне всегда нравилась, именно, чёрная форма. Во время многократного просмотра кинофильма «Чапаев», глядя на белогвардейцев, шагающих плотными рядами по полю на оборонявшихся красноармейцев, я всматривался в эти стройные ряды психической атаки отрицательных героев - капелевцев, восхищаясь их формой.
      С первого по пятый класс школьная форма была чёрной, как у суворовцев, только без пагонов и лампас на брюках, в старших классах строгий чёрный костюм и белая рубашка. Одежда постоянно пачкалась мелом, именно эти неудобства приучали нас контролировать каждый свой манёвр у школьной доски.
 
      31 марта 1967 года все информационные агентства страны сообщали о смерти Малиновского  Родиона Яковлевича.  С этого момента нам казалось, что всё погибло, но в день сдачи последнего экзамена в восьмом классе Володя получил  вызов из  Минского СВУ. Мой вызов не пришёл, но я с другом пошёл в военкомат. Там  меня успокоили и попросили  подождать, очевидно, он затерялся где–то в многочисленных кабинетах министерства.

      Отец всегда пытался воспитывать меня в определенных  армейских рамках, оставляя небольшое поле для манёвра моей необузданной деятельности, но моё уныние было искренним.  После  возвращения из военкомата, убедившись в серьёзных намерениях, папа сказал: «Ждать вызов всё лето нет резона» и  предложил поехать на родину, поклониться могилам предков. 

       Наше путешествие к истокам рода началось на круизном лайнере «Адмирал Нахимов» ходившего по маршруту Батуми – Одесса из Ялты с заходом в Севастополь. На подходе к одесскому порту лайнер замер на рейде, пропуская караван сухогрузов с военной техникой. Разговаривая с каким-то знакомым мужчиной, папа сказал, что эту техника через три дня будут встречать алжирцы, а не кубинцы. 
 
  Пришвартовавшись к причалу по расписанию, теплоход выплеснул всех пассажиров на берег. Потёмкинская лестница привела нас к памятнику Дьюку Ришелье и по Французскому бульвару мы дошли до  Оперного театра.

 Прошлись по Дерибасовской, если верить одесским куплетам, она  круче всех главных улиц мира, но до нашей ялтинской Набережной ей ещё далече.

  В спортивном магазине по улице Советской Армии на собственные сбережения купил  новенький комплект для подводного плавания (маску, трубку, ласты и подводное ружьё), а сестре новый купальник и надувной матрац купил папа. 

        Рейсовый автобус на Татарбунары поначалу двигался быстро, но через несколько километров после Белгорода-Днестровского асфальт истощился, и наш каблучок медленно пополз по глинозёмным большакам, оставляя за собой мощное облако пыли.
Бессарабия, после славного штурма крепости Измаил А.В.Суворовым, много раз переходила из рук в руки держав победителей, а окончательно вошла в состав Одесской области только лишь в 1940 году, но у меня создалось впечатление, что время здесь замерло ещё при жизни  великого   Генералиссимуса - застопорилось на века.
     Бескрайние южные пейзажи с редкими лесополосами и бесконечными мелкими  лиманами для меня были в диковинку, и по сравнению с Ялтой, утопающей в разнообразной  пышной растительности, явились взору забытым Богом уголком, скудным необитаемым островом.

          Мой отец, Колисниченко Трофим Яковлевич родился 19 сентября в 1928 году в селе Рыбальском (Шагани), Татарбунарского района, вторым ребёнком.
 Не многословный  и скупой на воспоминания папа, возвращаясь в родные места, кое-что рассказал, но все его воспоминания детства казались не реальными, окрашенными исключительно в чёрные цвета.

      До  двенадцатилетнего возраста  он учился в румынской  школе, как напоминание о той учёбе остались только шрам на левой руке и неправильно сросшийся большой палец, покалеченный розгой  священника за невыученную молитву на румынском языке. Подобное принуждение в изучении «Слова божьего» завело его  в лагерь неистовых атеистов.
  Вспоминая военные годы, рассказывал, как румыны мстили местному населению за отделение  и  грабили хаты, унося всё имущество, не брезгуя старым постельным бельём и   кастрюлями с мисками.

  Когда немцы увозили детей в Германию, папа специально нанюхался махорки и так натёр глаза, что сопровождавший их фриц выбросил «чахоточного» мальчика из кузова машины.   Отлежавшись до ночи в посадке, с вывихнутой ногой и расшибленным лицом,  на третий день он вернулся в село, где после войны прятал своих голубей,  отдав,  их матери, только, когда его младшие братья пухли от голода. Рассказ о страшном голоде, когда близкие родственники, стремясь выжить в тех реалиях, становились чужими людьми и случай каннибализма, вообще поверг меня в шок.

         Для нашего поколения, выросшего в относительном  достатке,  многие  повествования папы казались фантастическими  рассказами.

    За двадцать дней пребывания в Бессарабии мы  объехали многие сёла Татарбунарского района, где жили самые близкие родичи по отцовской линии. В селе Рыбальском, в хате прадеда Саввы мне показали портрет его прадеда Василия Оболянина, воевавшего поручиком на Шипке и его именную саблю и награды. После окончания русско-турецкой войны поручик привёз свой трофей - молоденькую красавицу под  Можайск, но его набожные родители иноверку не приняли, и он навсегда уехал в Одесскую область.
Наш род, по рассказам прадеда Саввы, исходит от этого поручика и турчанки, имя которой никто не помнит. 

    Многие моменты быта местного населения меня удивляли,  каждый раз  приходилось обращаться за разъяснениями к отцу. Возле каждой индивидуальной тарелки маленькое полотенце и пиала с водой. Вилки только у молодёжи. Хлеб все отламывали от каравая, а не резали.   От целых тушек индюка,  утки  или курицы, надо было отрывать, понравившийся тебе кусок без всякого ножа. На общих тарелках запечённые карпы, брынза и много различных овощей и зелени.  Хрустальный графин домашнего вина и только одна рюмка. Каждый наливает себе сам, говорит тост или пожелание и выпивает. Даже на завтрак  столы ломились от многообразия мясных блюд, и ни какого гарнира.  За весь отпуск мы ни разу не ели, ни суп, ни кашу.

         Отпуск закончился быстро, уезжать не хотелось.  Прадед Савва,  прощаясь,  пояснялся, что я очень похож на своего деда Яшку и должен стать командиром – танкистом, а не заниматься голубями. Меня на тот момент интересовали только его бокатые голуби, и я готов был стать сию минуту полковником, как он или героем Шипки, как пращур Василий, хоть Александром Матросовым, только бы получить этих красавцев, но старик пообещал подарить всех сразу, если я стану офицером.
 
    Мой сверстник и троюродный брат, Иосиф Колисниченко, был куда проще и щедрее, сразу подарив мне голубей,  не хуже чем у прадеда, и ему не нужны были  никакие мои клятвенные обещания. В свою очередь, я легко расстался с комплектом для подводного плавания.   Обменом остались удовлетворенны оба. 

         Встретившая нас Ялта после степей Бессарабии была менее жаркой и казалась раем, но манная каша на завтрак остудила мои взгляды на реальность. Володя, не дождавшись моего приезда, по совету нашего одноклассника Толика Яценко, подал документы в Ялтинский кулинарный техникум и даже сдал первый экзамен по русскому языку. Мой приезд его обрадовал, Володя попросил сдать вместо него математику.  В школе нас  называли братьями, а в этой «кулинарке» вообще никто не знал,   и я без всякой опаски зашёл и  сдал математику вместо друга на пятёрку. Володя был зачислен в кулинарный техникум.
 
     Мой вызов в суворовское училище, оказывается, пришёл даже  на два дня раньше Володиного и пролежал в столе начальника отдела, который, уходя в отпуск, забыл дать ему ход.

           Экзамены начинались через неделю, и, пройдя медицинскую комиссию, меня отправили самолётом в Минск. В аэропорту Симферополя, мама быстро нашла мне «дедушку Сашу и бабушку Розу для сопровождения меня - внука  в Минск».

         В то время чета Шалюта ютилась на восьми квадратных метрах однокомнатной квартиры  по улице Соломенной, где и приютили меня на ночь. Они стала для меня вторыми родителями в Минске, а их взрослый сын - аспирант политехнического  института - «моим братом».
 
         В понедельник утром Владимиром сдали документы в строевую часть, и меня отправили в роту абитуриентов в спортивном зале.  На экзамене по немецкому языку, к моему счастью попался  третий билет о Ю.Гагарине - первом космонавте, который я прекрасно выучил с Володей.
 
        На следующий день писали диктант по русскому языку. Полная женщина в блестящем как русалка платье, диктовала, словно в третьем классе, и не написать такой диктант на отличную оценку было бы большим криминалом. Только позже  я узнал, что основная часть  поступавших абитуриентов, представители  белорусских школ, и до восьмого класса училась на родном языке. Русский устный и литературу сдавать было на много труднее, чем писать диктант, но преподаватели относились к нам с симпатией. Экзамен принимала всё та же «русалка» по фамилии  Гришанович Н.А, экзаменовавшая нас на диктанте.

      Письменная математика оказалась не сложнее, чем устная, и этот рубеж я преодолел без особых трудностей. Сдав последний экзамен по математике, довольный выскочил из класса, но стоявший дежурный по училищу прервал мою радость.

            -Колисниченко?

           -Так точно.

           -Тебя вызывает  начальник училища.

    Кабинет начальника находился на первом этаже в левом крыле училища. В приёмной было многолюдно. Дежурный офицер, сопровождавший меня, что-то сказал присутствующим и постучал в дверь с табличкой «начальник училища». Спросил разрешения войти, доложил о выполнении поручения и пригласил меня в кабинет. 
Начальник Минского СВУ Герой Советского Союза генерал-майор Пётр Родионович Саенко, настоящий боевой танкист - современный Илья Муромец: невысокого роста, крепкого телосложения говорил как-то необычно быстро, проглатывая слова.

     Поблагодарив и отправив дежурного, подал мне свою сильную руку, указав, на стул справа,  предложил присесть, а сам занял место напротив.
 
          -Вам знакома фамилия Малиновский?

         -Родион Яковлевич? Он умер 31 марта в прошлом году.

         -Тяжёлая утрата для нашей армии.

    Я молчал, стараясь вести себя по инструкции папы – «меньше говори, больше слушай».

          -Он  хлопотал за двоих, а приехал один, -  сжав ладони, лежавшие на столе в кулаки,  тяжело вздохнул и на некоторое время замолк.

         -Володя Глущенко поступил в Ялтинский  техникум советской торговли, - ответил я, стараясь быть более кратким.

         -Сожалею, что мне не удалось выполнить единственную просьбу боевого товарища, - сказал начальник и после продолжительной паузы, машинально стукнув по столу. 
Я вздрогнул и не найдя нужных слов, опустил голову и  молчал.
 
         -Вы сдали вступительные экзамены успешно и без посторонней помощи. В какой роте хотели бы учиться?

        -В роте барабанщиков, - не задумываясь, ответил я.

        -Значит в 5 роте подполковника Друшляка Владимира Фёдоровича. Выбор одобряю, а в какое военное училище после СВУ  желаете  поступать?
 
         Сразу вспомнил, как в пятилетнем возрасте на вокзале  Харькова, я впервые увидел суворовца и шёл за мальчишкой в чёрной шинели как заколдованный. Наталка оставленная следить за мной, не  обнаружив племянника,  подняла серьёзный переполох. Услышав объявление, суворовец отвёл меня к дежурному по вокзалу и передал малолетней тётке. Уверенность в себе и твёрдая рука сопровождавшего, меня просто пленили, именно с этого момента мне хотелось быть похожим на этого мальчишку, но в какое училище поступать, такой вопрос для меня был неожиданным и остался без ответа.

            Генерал, заметив моё смущение, пожелал хорошо учиться и подумать о будущей военной профессии.    
                1999 года. Анапа.