Наблюдаю за кошками. Муся вертит головой, пытаясь увидеть всех недоступных ей птиц, Васька же, напротив, серой ртутной молнией мелькает то у помойной ямы, то вдоль символически торчащего забора, беззубым своим одиночеством являющим полное отсутствие всякой скотины в деревне. Странно тепло. термометр вяло колышется у шестнадцати Цельсия, выпрашивая повышение, а по ощущениям бренного - полный порядок и летняя благодать. Иногда выныриваю в реал из странного мира столярных конструкций, миррой стружек и опилок дарующих вселенскую свободу, частиц времени простых радостей, похожих на чай, ветер теплого полудня или аромата кленового цветения - словами описать нет возможности, но воспринимаешь всем сердцем, да еще и фибрами прочих чувств, забывших осеннюю багряную щедрость этого клена, и не только его, забывших таким странным образом, временно, нарочно, будто бы понарошку, помня внутри себя, нерушимо стоящим очарованным стволом всего сущего и неделимого.
Собрался написать о новой книжке * но получается парадоксально от противного: вот свобода слова писателя а вот моя свобода восприятия и преломления её возможных находок и прекрасноречий в мои усталые повторы - и это было, было, и будет ещё не раз и поэтому навряд ли стоит писать об этом, по крайней мере здесь и сейчас. Время. Возможное, упущенное, прожитое и мечтательное.
Но что же эта энергия, движущая роман, собирающая манну небесную остывших некогда образов во мне, не нашедших себе разумного слушателя, конечно, лукавлю, как всегда, - слушатель есть, безусловно! самый любимый и тонко чувствующий, но... так трепетно молчащий, будто прочёл своими словами мною написанное. Да, энергия, конечно, о ней идет речь здесь и на прочих форумах и кухнях за закрытыми от спящих детей дверями, тонкими и не надёжными, что она есть? Не чистый белый свет почти обеденного времени, празднующего силу и грацию музыки слова. Да, и не чисто белый матовый свет пред полуденного созерцания гармонии миров, угаданных и удачно нанесённых мастихином пылкой стремительности строки, как бы опасною бритвою пожилого цирюльника слой пены, уходящих времён, сладостно притягательных последующим пониманием отсутствия вариантов при явном изобилии действующих лиц. Как бы некто, вопрошая к безыменному черепу, присутствовал бы в обществе и куртизанок прошлой кумпании, и друзей, явно наделённых рассудком, и даже(а вот и сюжет для водевиля с привидением(уфф - допускаю - не оригинален :) и в обществе юных созданий, чьи представления о причинах и следствиях, будучи верными, наталкиваются(всегда) на полное несоответствие обычной жизни этим представлениям. Увы.
Так вот. Кошки, правдами и неприкрытой лестью (всегда свежо с чистыми душами) заманены, чуть не вырвалось - загнаны, под сень. Мыши и пернатые не смогли скрыть вздох облегчения, даже ласточки, летавшие низко, которым эти наши кошки были, прямо скажем, параллельны, и те присоединили ко всеобщему хору своё "может, будет дождь".
Наступил вечер. Проводя призрачную аналогию с некоторыми романами, наступил век ** с очередным техническим прорывом, канцлером, не успевшим ещё, но натворившим уже, толпами суфражисток, как будто бы делающими историю, Главным Героем, погрязшим в личной переписке с не главными, а зачастую, просто невыносимо второстепенными, притянутыми, шествующими, создающими ощущение, и т.п., но мы то с вами знаем, каково это - наступление вечера.
Нет, проказница Муся, улучив незапертую дверь, предаётся на крылечке видам бездонного синего неба и редким ещё мухам.
За что и я обожаю май, особенно в первой его половине, и так же, как классик, прочие летние месяцы в деревне недолюбливаю исключительно из-за обилия насекомых.
Всегда с вами.
*Антония Байетт «Детская книга» роман
** то же