Утро началось. Будь оно проклято, это утро... Но ведь началось.
Скрипом дверей уходящего в школу старшего; вспотевшей простынею; скользящим вдоль подоконника серым рассветом.
Кургузый ноябрь взгромоздился на город, и тот стал похож на застиранный реквизит провинциального варьете: оплывшие свечи шлюх; исстиранные костюмы; дешёвые ноты из оркестровой ямы.
- Галя, принеси мне дряни, когда пойдёшь в маркет!
Заскрипел треснувший стульчак в жёлтой уборной. Зашелестел вечный «Костёр». Загудела свободой струя из латунного крана.
- Любой, Галя! Ну, хоть пива принеси…
Течь в ванной превратилась в ниагару, заглушив любые призывы к совести той, с кем прожил без малого двадцать лет. Впитала тяжесть, тоску и боль.
А когда, страдая от непонимания, я выглянул в окно, там уже шёл снег.
И как-то сразу стало светлей.
- Галь, а почему «Костёр»? Ты просто скажи, а? – пытался понять я суровую логику супруги. – Тебе не дает покоя тофет Джордано? Или весёлые комиксы? Почему?
Загадочное ленинское лицо, ухмыляясь, плавилось в пионерском костре. Жена, насупившись, молчала. Младший возводил в углу комнаты башню из ста двадцати кубиков без букв и зверей. Башня росла медленно, иногда с тихим грохотом осыпалась. Но он упрямо начинал строить вновь.
Так проходил день за днём. Год за годом.
Просто я ждал, чем всё это закончится и не находил более правильного решения, чем сдохнуть.
«Зима, зима – одинокие дома. Моря, города – всё как будто изо льда».
Вечером приходил ирландский прицеп, из холодильника выпадали ледяные кубышки,
и на пару часов становилось совсем хорошо.
Я натянул куртку и осторожно выбрался на раскисшую тропку.
Если на велике, то пять минут. Пешком – двадцать.
Нахлобучил шапку и двинул к ларьку.
На своих двоих.
Снег лип на плечи, идти было и так непросто, но цель маячила впереди неоновой вывеской. Потом я вспомнил, что у папы месяц назад был день рождения.
И вывеска вспыхнула ультрамарином.
Где-то уже совсем далеко, в полуоткрытой ванной, чтобы слышать мерное падение башен сына, лежала загустевшая жизнью она.
Где-то ждал меня аутодафе «Костра».
Где-то сдавал на пятёрку никому не нужный английский сын.
А через пять поворотов и три парадные, восемь поникших под тяжестью первого снега сиреней, сидел на колотом табурете папа.
И он тоже ждал.
Шёл снег.
Бывает.
Просто иногда выходишь опохмелиться - и ошибаешься дверью. Филёнка из ДСП превращается в портал. Ты думаешь, что в вечность, но это, как всегда, ошибка. Это всего лишь дорога домой.
В пакете звенели два полусухих, три пива. И бренди, которому не то что лёд – лимон ни к чему. Так сойдёт.
Да, я совсем забыл.
Нагнувшись у входа, я зачерпнул в ладонь пять стынущих синью кусочков льда. До сих пор не могу объяснить, как они оказались у папиной двери. Впрочем, это и к лучшему.
Просто так бывает.
Забудем.
Зачерпнул и сунул в карман. Растают – хрен с ними. Нет – разбавим палёный коньяк.
Папа сидел, вцепившись в кресло. По телеку шёл сериал.
Шёл, вровень с осенью, упорно сводя ниточку жизни в ноль.
-Папа, это зеро! - Крикнул я, едва приоткрыв дверь.
- Это всё сон, сын, и мы в нём лишь игроки, - ответил он и сломал кубик рубика, который я подарил ему на прошлые именины. - Это все сон... Кстати, только что заходил Рыжик. Дружок твой бывший. Помнишь? Принёс текилу, да ещё какую-то дрянь. Бальзам, что-ли… А, Абсент! Никогда не пробовал. Давай, может махнём на счастье? А? Ты как? Не видел сто лет тебя. Оброс и опух. Пьёшь, что ли?
Я тормознулся в прихожей, выложил на пол презент и сказал: - Здравствуй, папа.
Рыжик умер лет десять назад. Но не мне же судить? Да и не я звал его.
Он помолчал немного. А потом сказал: - Знаешь, я тут кое-что строю. Башню не башню, замок не замок… Но ты пройди, пройди. Глянь. Заодно и махнём, чем Бог послал.
Не раздеваясь, впрочем, и не к чему это было, я заглянул в комнату, и увидел громадный ледяной куб, увенчанный пирамидами из заиндевелых коньячных шпилей, пивных арок, контрэскарпов из ледяных вин.
Холод в гостиной стоял страшный.
На толстых ледяных блоках возвышались узористые произведения поменьше. Холодильник был закрыт, зато в распахнутое настежь окно дул злой ветер с залива.
Нам не о чем было говорить. Я всё понял сразу. Подтянул из коридора бухло и просто сказал: - С прошедшим тебя, что ли... Накатим?
Уходя через час, осторожно прикрыл стальную дверь. Запирать не стал - мало ли потеплеет?
Дом, начиная с парадной, желтел тёплым водопроводным светом. Жена до сих пор принимала ванну, старшего ещё не было. Малыш аккуратно достраивал башню. Я тихо присел рядом.
- Может ещё добавим чего? Для понта?
Он посмотрел мне в глаза, и немедленно сделалось так, будто ночь уже давно снизошла на брег сей, а мы до сих пор неймём. Пытаемся убежать, а куда и вовсе не знаем. Тогда я достал из кармана чуть талые кубики льда. Протянул ему.
И он взял их, заканчивая башенную пирамиду.
А потом в дверь заглянул старший, посмотрел, скинул пальто и просто попросил пожрать.
Ибо Время, если судить по Кеплеру, давно болталось в созвездье Медузы.
Ночь сладко дышала пеной от ванны.
Пора было спать.