ЗАПИСКИ БЕЗДОМНОГО ЛИТЕРАТУРОВЕДА О КРАСОТЕ ФРАНЦУЗСКОЙ АРХИТЕКТУРЫ, МЕЖДУНАРОДНОЙ КОММУНИКАЦИИ, НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ И МНОГОМ ДРУГОМ
Эти заметки были написаны во время международной конференции „Northern Identities/ Identit;e du Nord“ в Руане 28-31 марта 2007. Конференция началась 29 марта, но я приехала туда на день раньше.
Эти строки не претендуют ни на то, чтоб быть связным повествованием о поездке в чужую страну, ни на глубокий анализ современной французской культуры; это субъективные впечатления литературоведа, родившегося в Москве, долго прожившего в Рейкьявике, и теперь ненадолго переместившегося из Исландии во Францию (в Нормандию через Париж). В сознании автора заметок постоянно присутствуют две реальности: исландская и московская.
***
При первом впечатлении Париж оказался очень похожим на Москву: точно такая же архитектура, как в центре Москвы (пятиэтажные дома с карнизами), такая же растительность, такая же планировка улиц; на углах так же сидят бомжи с табличками «Подайте на пропитание». Девушки одеваются по точно такой же моде, что и в Москве. (Разница, пожалуй, только в том, что в Париже немного почище и говорят на другом языке). Я подумала: теперь понятно, почему все эмигранты первой волны подались в Париж: он так сильно напоминает Москву, что ощущения чужбины нет… А может, наоборот: Париж стал похожим на Москву именно оттого, что там много лет жили русские эмигранты, думали свои русские мысли, которые, как невидимая ноосферная оболочка, покрывали эти улицы, - и, как следствие, физиономии городов уподобились друг другу.
Раньше я не отдавала себе отчёт в том, что Франция прочно и основательно включена в русское культурное пространство. (В этом отношении это, наверно, самая русская из всех европейских стран, лучше всех освоенная носителями русской культуры, для них это своё пространство).
Я очень стремалась ехать во Францию, т.к. наслушалась баек о великодержавном шовинизме франкофонов, их нелюбви к международным языкам, о людях, заблудившихся в нелогичном Париже и пр. Но страна почему-то оказалась знакомой (familiar), мне понятна логика построения французских городов, я не чувствую себя потерянной. И это при том, что я никогда особенно не интересовалась французской культурой, знаю про неё только то, что знает каждый, кто читал русскую литературу 19-20 вв. Я не знаю, чем объяснить такое dej; vu, кроме того, что все места, в которые я здесь попадаю, более менее освоены русской культурой, включены в её пространство.
К концу первого дня конференции я уже дошла до того, что стала на четверть – на треть понимать франкоязычные доклады без знания языка. Благо, русскоязычному человеку, чтоб понимать литературоведческие термины по-французски, большого ума не надо: такие слова, как «жанр», «сюжет», «пейзаж» хорошо знакомы ему по родному языку. (Получается, что все русские литературоведческие термины – французского происхождения. А русская наука в целом? Тоже слеплена с французского образца? Местная университетская общественность по манере чтения лекций и манере поведения в свободное время сильно напоминает МГУ в его лучшие годы…)
Может быть так, что Франция – некий универсальный российский идеал. Париж выглядит как Москва в будущем – если исходить из предпосылки, что будущее будет светлым.
***
Руан – город-сказка. После сурового Рейкьявика, где архитектура не важна, т.к. окружающая природа в любом случае даст ей сто очков вперёд, готические соборы, кривые средневековые дома с деревянными перектытиями и особняки с черепичными крышами кажутся чем-то уму непостижимым. В моём мире реальность такой быть не может. Скорее, местная архитектура относится к области сновидений. (Двубашенная готическая церковь в окружении цветущих вишен на фоне поросшей лесом меловой горы на берегу широкой реки – такие виды, скорее, ожидаешь увидеть во сне, а не в т.н. реальности!) В первый день я бегала по городу разинув рот, любовалась красивыми зданиями, в выборе дороги руководствовалась только своими эстетическими потребностями. (Они у меня, оказывается, уже так долго оставались неудовлетворёнными, что я в первый день впитывала в себя руанские виды как пересохшая земля – первый ливень).
Руан – это сказка. Очень красивая сказка. Я не могу себе представить, как в этом городе можно жить обычной жизнью со всеми её перипетиями и огорчениями. У меня здесь нет никаких чувств, кроме упоения. Смущения нет; депрессии нет (некогда быть в депрессии, т.к. я целыми днями занята); нет привычного чувства, что я не на своём месте, в чужом пиру. Даже странно, что эти чувства на время оставили меня.
Руан – сказка. А Рейкьявик – суровая реальность. Но я предпочитаю жить в реальности.
Может, дело в том, что я не знаю французского языка. ;g er stikkfr;. (Я вне игры). Я бодро окунулась в руанские будни, езжу на автобусах из пригорода в пригород, но я – не часть здешней реальности, ведь я не имею возможности понимать её изнутри, - а в обратном случае я, может быть, сразу разглядела бы её тёмные стороны.
Отношения с французами складываются непривычным для меня образом: я постоянно встречаю людей, которые оказывают мне очень серьёзные услуги, фактически, спасают в трудных ситуациях – и не ждут взамен ни награды, ни благодарности. Как будто для них пустить постороннего человека в свою квартиру или подвезти его на машине до пригорода – сущий пустяк. От денег отказываются. (Московский житель за свою услугу стребовал бы деньги, а исландец принял бы вознаграждение, не моргнув глазом, потому что «ma;ur skal endurgjalda“ (За всё надо расплачиваться). Когда я рассыпаюсь в благодарностях, уверяют, что не стОит. Я не чувствую по отношению к себе ни чопорности, ни высокомерия, ни прицела чужих глаз, пытающихся сразу упрятать меня в какую-нибудь классификационную систему на одну из заранее данных полок. Я могу позволить себе быть самой собой – со всеми моими чудачествами.
Подозреваю, что это опять-таки связано с моим положением иностранца, стоящего вне привычных для местного населения категорий и правил. Stikkfr;. (Вне игры). С таких бессмысленно что-то требовать. Сирота в чужой стране (особенно, имеющий такой жалкий вид, как я) вызывает в людях естественные инстинкты: защищать и заботиться. (Это гипотеза. Я не знаю, является ли такое отношение следствием личностных факторов или проявлением какой-то универсальной стратегии человеческого поведения).
По поводу принципиального нетребования вознаграждения за добрые дела: у кого-то из мыслителей 17-18 века, то ли у Ларошфуко, то ли у Монтескье, была короткая сентенция о том, что надо научиться принимать подарки без смущения. Т.к. получать подарки может быть так же приятно, как и дарить. Судя по такой сентенции, для французов по крайней мере минувших эпох (по крайней мере, 17-18 вв.) делать дары было естественнее, чем принимать их.
С астрологической точки зрения Францией управляет Лев. Следовательно, здесь вполне можно ожидать такую «философию щедрости». (Очевидно, с такой т.зр. дарение подарков или совершение добрых дел – доказательство собственной силы и могущества, а принимание – наоборот, демонстрация своей пассивности, подчинённости, слабости. Принимает только тот, кому самому нечего дать). Скандинавская жизненная философия «расплачиваться/платить за всё“ здесь кажется дикой.
Сегодня, 30 марта, во время дружеской беседы на банкете эта гипотеза подтвердилась. Действительно, во Франции предлагать человеку вознаграждение за широкий жест – оскорбление.
Для меня такая точка зрения уже непривычна. (Хотя я сама считаю бесстыдством требовать награды за помощь человеку в трудной ситуации).
Вопрос в том, как и насколько эта скандинавская жизненная философия «расплаты/оплаты» связана с протестантским менталитетом, или её корни в чём-нибудь другом. Сегодня на банкете я познакомилась с девушкой Таней Кудрявцевой из Питера, которая живёт в Тромсё, 10 лет была замужем за ортодоксальным норвежским протестантом и, как следствие, пропиталась философией «оплаты/расплаты» до мозга костей, пусть даже помимо своей воли. Когда нам подали очередное изысканное блюдо, она воскликнула: «Я не знаю, заслужила ли я такой банкет: я недостаточно старалась и писала свой доклад левой ногой!» Христианская уверенность в том, что за всё придётся расплачиваться, что дара богов – ни за что, просто так – не может быть по определению.
Как бы то ни было, я сомневаюсь в том, что смогу сделать даже самую прекрасную (действительно прекрасную!) Францию частью своей реальности: здесь всё слишком красиво. Передозировка красоты ощущается буквально во всём: много уму непостижимых готических соборов с большим количеством арок, статуй и химер на башнях; много красивой изысканной еды, особенно пирожных; много способов готовить эту еду (в отличие от исландской кухни, где основной способ: сунуть кусок мяса в котёл и варить до посинения); много пленительных (не побоюсь этого слова!) пейзажей; пышный расцвет замороченнейших литературных теорий; неслыханная щедрость во всём. Опасность пресытиться этой красотой и изобилием, что греха таить, очень велика. Для реальной жизни человеку, в общем-то, не нужно столько красоты. Интересно, испытывают ли пресыщение те, для кого эта красота - повседневное бытие, или они не чувствуют её избытка?
***
Identit; nordique
Я пишу о том, что Франция – это сказка, а Исландия – это реальность. А на этой самой конференции мы только и знаем, что говорим об «imaginary North“, „Nord utopique“ и пр. Что же после этого реальность, а что – утопия?
Сегодня на банкете Corinne, девушка из африканского государства Того, живущая в Париже, сказала: “I hate identities. Now you are supposed to have so many identities that it has become complicated. When I’m asked about my identity, I answer: “I’m the child of my parents. That’s my identity””.
Punсtum. В какой-то мере это правда. В понятии «идентичность» присутствует элемент принудительного классифицирования людей по полочкам, оценивания и обмеривания; слишком большое количество идентичностей мешает восприятию человека как уникальной личности.
По-моему, надо пересмотреть терминологию, связанную с понятием «идентичность», детализировать её и говорить уже, например, о «гиперидентичностях», «сверхидентичностях», «субидентичностях» и под. (Например, у человека может быть идентичность «сибиряк» или «ростовчанин», серхидентичность «русский», субидентичность «сибирский рокер» или «ростовский интеллигент», и прочая, и прочая. Разные суб-/ гипер-/ над- / под- идентичности, по логике вещей, должны оъединяться в иерархическую структуру).
***
Я занимаюсь проблемой национальной идентичности, поскольку у меня самой есть проблемы с определением своей национальной идентичности.
***
Ещё раз о красоте городов.
Мечта: вот бы создать особый сверхгород, в котором было бы собрано всё самое лучшее, что есть во всех других городах мира: и здания, и пейзажи, и культовые места. (Этот сверхгород находился бы, возможно, в параллельном мире). Например, чтобы в этом пространстве руанский собор с кружевной сетчатой готической башней стоял на фоне горы Эсья, а в долине под горой раскинулось бы Главное Здание МГУ с его садами и оградами. В сверхгороде может быть и метро, но в нём должны быть только красивые станции.
Правда, живым людям жить в Сверхгороде нельзя: для них чрезмерная доза красоты губительна. Он предназначен исключительно для душ, перешедших в другое измерение. Но живые могут видеть его в своих самых сладчайших снах.