Чем ярче разгоралось зарево нарождающегося дня, тем все бледней становился лик изумрудно-зеленой звезды Терра-Мидриан, противопоставленной мирозданием встающему солнцу. А вскоре над восточным горизонтом загорелась предрассветная красная звезда Капта-Рабиан. Время ее недолгой жизни отмерялось всего несколькими минутами, поэтому узреть это светило на небосклоне было весьма благоприятным знаком.
На юго-восточном склоне Хрустальной Горы, достаточно высоко, в объятиях холода, трепетал слабый огонек. В круге света от костра, словно тени, вырисовывались три фигуры. Одна – беспокойно суетящаяся, две другие – неподвижные. Первая принадлежала Лютто. Он метался по склону в поисках сушняка. Это оказалось непростой задачей, поскольку растительность здесь была незначительной. Однако горение костра требовалось продержать еще как минимум полчаса, пока исход предприятия окончательно не прояснится. Потом в источнике света и тепла, возможно, уже не будет никакой необходимости.
Первая из неподвижных фигур принадлежала Кейлоту. Он лежал максимально близко к костру. Трепещущий свет разливал причудливые тени по его осунувшемуся, неподвижному лицу. Заострившиеся линии подбородка и скул, опустившиеся уголки губ, мертвенная белизна кожи, ввалившиеся глаза и пролегшие под ними чернильные тени – все это производило устрашающее впечатление и навевало печальные мысли о приближающейся смерти.
Вторая фигура – это Ватто. Однако определение «неподвижный» было не совсем справедливо в его отношении. Вокруг правой кисти южанина была повязана серая тряпица, оторванная от полы плаща. И пусть повязку наложили совсем недавно, ткань спереди, со стороны ладони, успела насквозь пропитаться кровью. Левая рука совершала ритмичные движения: пальцы сжимались и разжимались. Раны на ладони, успевшие покрыться бурой, ненадежной корочкой, вновь разверзлись. По запястью и предплечью струилась кровь, однако, превозмогая боль и слабость, Ватто ни на миг не прекращал разминки. В предстоящем деле ему понадобится вся гибкость и подвижность, на которую только способны его пальцы.
Лютто притащил целую охапку сухой травы. Ватто нахмурился:
- От такой растопки хорошего огня не будет!
- Ну и пусть! По крайней мере, эти твари не смогут выбраться наружу, - отмахнулся Лютто.
Ватто смерил брата испепеляющим взглядом:
- Они смогут пробраться сюда даже через взметнувшуюся искру, если у них на то появится причина.
Лютто уселся на землю.
- Нет. Ближе к Кейлоту. Если все пойдет, как надо, поручения будешь выполнять ты.
- Хорошо, - согласился Лютто. Если бы он заранее знал, что это будут за поручения, то трижды подумал, прежде чем давать свое согласие. Он пересел, а Ватто глубоко вздохнул и сунул левую руку в костер, так просто и легко, как любой другой человек на его месте погрузил бы ее в прохладный ручей. И если любой другой человек, оказавшийся в подобной ситуации, тут же с криком выдернул конечность обратно, а потом с болью и ужасом принялся бы созерцать расползающийся на коже ярко-красный ожог, то Ватто даже не поморщился. С его рукой, погруженной в эпицентр пламени, тоже не происходило никаких страшных изменений. Южанин разве что засучил рукав, чтобы не сжечь его во время работы, поскольку в отличие от кожи, его одежда подобными огнеупорными свойствами не обладала.
Лютто пристально наблюдал за манипуляциями брата. То, что он сейчас проделывал, непосвященный человек мог бы воспринять как довольно экстремальную разновидность обыкновенной пиромантии – гадания на огне. Только истинные атланты, у которых даже разведение костра носило церемониальный характер, вкладывали в это действо совершенно иное значение. Ватто намеревался разговорить вездесущих и всезнающих демонов огня, чьи имена были настолько сложны, что язык не каждого знающего человека мог их произнести. Впрочем, применение языка здесь было условием совсем необязательным к выполнению, поскольку разговор велся исключительно при помощи жестов. Каждое движение пальцев адресовало огню вопрос. Ответ приходил в виде термических покалываний, которые в сознании пироманта преображались в слова, цифры и образы. Но для того, чтобы расположить несловоохотливых демонов к беседе, нужно было как следует их задобрить. Лютто полагал, что кровь, которая по-прежнему струилась из раненных ладоней его брата, капала в огонь и зловеще шипела на раскаленных углях, являлась самой лучшей приманкой, какую только можно было придумать.
Долгое время левая кисть Ватто была сжата в кулак, потом ненадолго распрямлялась, обращая раскрытую ладонь к основанию костра, а затем снова сжималась. Язык жестов был сложен и запутан, но значение этих двух символов Лютто помнил достаточно хорошо. Во-первых, потому, что они всегда открывали сеанс общения, а во-вторых, это были самые простые конфигурации, которые без труда запоминались. Кулак обозначал приветствие, распрямленная ладонь – предложение выйти на разговор. Двести лет назад, когда Ватто проводил огненный ритуал в последний раз, дальше этих двух жестов он так и не пошел: демоны огня отказались с ним беседовать, и человек, которому атланты хотели спасти жизнь, скончался. Лютто не хотел, чтобы подобная история произошла и на этот раз, а потому вглядывался в костер едва ли не так же тщательно, как и его брат.
Кулак, ладонь, кулак, ладонь. Казалось, эта незамысловатая последовательность никогда не будет прервана каким-либо иным жестом. Между тем, время разговора было ограничено. В скором времени предстояло погасить огонь и ждать неизбежной смерти.
- Ну что? – с надеждой спросил Лютто.
Ватто не ответил, а лишь многозначительно сдвинул брови. Но буквально в ту же секунду его кисть встрепенулась и повернулась ребром, а лицо южанина сделалось еще напряженней. Лютто затаил дыхание. Дальше последовала серия быстрых и странных жестов. От одной мысли, чтобы самому повторить нечто подобное, становилось дурно.
- Ну что? – вновь повторил Лютто через некоторое время и вложил в этот вопрос нотки нетерпения.
Ватто снова не ответил. Он не отрывал глаз от костра, пальцы находились в движении. Жест сменялся жестом, пламя слабо трепыхалось над горкой стремительно исчезающего сушняка. Во время беседы с огненными демонами было строжайше запрещено подкладывать в костер новые порции хвороста.
Прошло еще пять минут. Лютто уже досиделся до того, что ему начало казаться, будто огонь и рука его брата существуют неразделимо друг от друга, словно пламя – это некая специфическая чудо-перчатка или агрессивная вторая кожа. Он встряхнул головой, прогоняя наваждение, поглядел на Кейлота. Вытащил кинжал и поднес лезвие к почерневшим губам воина. Клинок запотел, но лишь самую малость. Значит, жизнь едва теплилась в теле человека. Может, этого окажется достаточно, а может, изменения, происходящие в его организме, успели зайти настолько далеко, что смертельный финал уже являлся суровой неизбежностью.
Рука Ватто, наконец, застыла, в жесте прощания вновь сжавшись в кулак.
- Все? – спросил Лютто.
- Мне нужен алмазный песок, который ты видел в хрустальной пещере, - сказал Ватто. Судя по выражению лица, эта новость застала его врасплох.
- Что?! – воскликнул Лютто, ошеломленный известием не меньше брата. Его не страшила мысль вернуться назад в логово Алмазного Дракона. Чего бояться, если грозный ящер превратился в груду гниющего мяса, местами прикрытую алмазной броней? Его смущало время, которое может затребовать путь туда и обратно. Даже он, самый легконогий из братьев, не сможет одолеть его в рекордно короткие сроки, как того требует тяжелое состояние Кейлота. – Почему ты раньше не сказал?
Ватто досадливо посмотрел на него:
- Видать, огненные демоны не лишены чувства юмора.
- Тогда это злая насмешка! - глаза Лютто начали метать молнии. – Как я принесу этот песок? Я не успею! И для чего он нужен?
- С его помощью мы воссоздадим утраченную руку Кейлота, а алмаз впитает в себя яд.
- Хм, - проворчал брат. – Звучит не слишком-то обнадеживающе. Песчаная рука? Да она рассыплется от одного прикосновения!
- Нет, - возразил Ватто. – Огненный демон согласен даровать мне силу, способную растопить алмаз. Таким образом, я смогу сделать так, чтобы созданная нами рука сохранила свою форму.
Лютто только сейчас заметил, что Ватто не торопится вытаскивать ладонь из огня. Наверное, с противоположной стороны – если таковая существовала – ее крепким рукопожатием удерживала бесформенная лапа упомянутого демона.
- Ты заручился хорошей поддержкой, Ват, - проговорил Лютто, еще раз мысленно прикидывая путь, который ему предстояло одолеть, и снова убеждаясь в том, что это пустая затея. – Но я сомневаюсь, что у Кейлота есть в запасе столько времени.
Ватто тяжело вздохнул.
- Демоны огня сказали, что самое большее, чем он располагает – это полчаса. Максимум три четверти. Но в эти последние пятнадцать минут мы будем бессильны чем-либо помочь.
- Замечательно! – в отчаянии воскликнул Лютто. Он уже поднялся со своего места, как вдруг в отдалении, чуть выше по склону, мрак сгустился до такой степени, что стал практически непроницаем для возгорающегося света. И, кажется, даже немного осязаем. В верхней части чернильного пятна загорелись яркие желтые глаза.
- Вот проклятье! – выдохнул Лютто. – Опять он!
- Я подслушал ваш разговор, атланты, - погремело чудовище. Медасфен, видимо, старался придать голосу побольше дружелюбных и участливых ноток, но добился кардинально противоположного эффекта. – И готов предложить вам свои услуги.
- Сможешь метнуться туда и обратно, чтобы доставить мешок алмазного песка? – уточнил Ватто. Казалось, тот факт, что Демон Ночи подслушал их диалог, не вызывал у южанина ни малейшего негодования. Впрочем, здесь не было ничего удивительного. Если помнить о злокозненной натуре Медасфена, то настораживаться приходилось не факту его преднамеренного подслушивания, а неожиданному предложению помощи.
- Я обращусь в порыв ветра. Дорога займет у меня не более десяти минут, - подтвердил Медасфен.
- Но, естественно, ты сделаешь это не просто так, - прищурившись спросил Лютто.
- Конечно, нет! – хохотнул Демон Ночи. Его смешок прозвучал как раскат грома. – Где вы видели, чтобы демон ночи творил благие дела безвозмездно?
Лютто открыл было рот, чтобы отказаться от сомнительной помощи, но Ватто его опередил:
- Чего же ты хочешь взамен?
- Ватто! – Лютто бросил на брата удивленный и негодующий взгляд.
- Выслушаем его условия, - оправдался южанин, а потом посмотрел на нависшую над ним фигуру. - Итак?
- Я принесу алмазный песок, столько, сколько ты скажешь, и в максимально короткий срок. Но взамен я попрошу тебя об одолжении.
- О каком? – последовал вопрос.
- О совсем пустяк! Услуга за услугу. В обмен на мое благое деяние я попрошу от тебя, Ватфейрис, сделать не благое для меня. Я пока еще не знаю, что это будет – очередная провокация или обыкновенная пакость – но я хочу заручиться твоей поддержкой и не сомневаться, что в определенный момент ты меня не подведешь.
- Очень похоже на покупку кота в мешке, - прокомментировал Лютто. – Как, впрочем, и любое условие, выдвинутое демоном ночи. Ватто, отказывайся! Ватто? – он заметил заинтересованный взгляд брата. – Ватто! Ты же не знаешь, что именно он от тебя попросит? Может, скажет убить кого-нибудь? Возможно, даже меня! Ватто!
- Фи! – скривился Медасфен. – Как низко и пошло – убить! Это не мои методы, Люцетриан, ты же знаешь! Я не прошу твоего брата ни о чем, только о маленькой посильной помощи в трудный для меня момент. Итак, Ватфейрис?
Ватто сомневался.
- Решай быстрее, атлант, - поторопил его Медасфен, указывая на восток.- Солнце вот-вот появится. Смею напомнить, что как только это произойдет, я не то что за минуту, за полдня не управлюсь! О! Смотри-ка! Капта-Рабиан! Это благоприятный знак!
- Но не сейчас,- пробормотал Лютто, с такой ненавистью глядя на мигающую рубиново-красную звезду, точно она потворствовала низменным интересам демона. Сейчас она и впрямь напоминала лукаво подмигивающий глаз чудовища.
- Так что скажешь, Ватфейрис?
- Ладно, - скрепя сердце согласился южанин. Лютто сокрушенно покачал головой. – Я согласен, - и протянул руку для того, чтобы скрепить договор рукопожатием. Медасфен протянул ему навстречу свою. Худая ладонь Ватто на несколько мгновений исчезла в огромной черной лапище чудовища.
Медасфен победоносно оскалился:
- Обойдемся без крови. Я полагаюсь на твое славное имя, Ватфейрис!
Лютто вытряхнул содержимое своего походного мешка и передал его демону. Когда черное существо исчезло, отправившись на выполнение поручения, Ватто словил на себе подозрительный взгляд брата.
- У меня не было другого выбора, Лютто, ты же знаешь, - попытался оправдаться он.
- Дать обещание демону ночи – это то же самое, что и продать душу его черному папаше. Ливрас ценит такие подарки.
- Клянусь тебе, Лют, я не позволю Медасфену втянуть меня в какое-то сомнительное предприятие. Если он задумает нечто ужасное, я сделаю все, чтобы воспрепятствовать этому.
- На Атлантисе, однако, ты не был таким сговорчивым.
- На Атлантисе все было по-другому, - покачал головой Ватто.
- Да, - не отступал брат, – тогда мне приходилось уговаривать тебя.
Тяжелым взглядом Лютто уставился на пламенеющую линию горизонта. С каждой прошедшей секундой краски в той части неба сгущались, одни исчезали, а на смену им приходили новые, более яркие и более свежие, как лепестки постепенно распускающегося цветка. Долина Тана, простершаяся внизу, погрузилась в непроглядную тьму, в то время как вершина Хрустальной Горы засверкала насыщенным пурпуром. Лютто напряженно вглядывался в тонкую полосу, разделяющую иссиня-черную и розовато-алую половины мира. С минуты на минуту там должен был показаться край пламенеющего солнечного диска.
Лютто раздирали противоречивые чувства. С одной стороны он всем сердцем желал, чтобы восход застал Медасфена в одном из темных коридоров, которые располагались в недрах горы. С другой – не мог не понимать, что подобный исход поставит жирную черную точку на дальнейшей жизни Кейлота. Они провели с ним не так много времени, как с иными своими знакомцами. Два месяца – слишком малый срок, чтобы досконально изучить смертного. С Ляо Пеном, к примеру, атланты водили дружбу не менее тридцати лет, и все равно до конца не постигли его истинную натуру. Однако в случае с Кейлотом этого оказалось достаточно, чтобы не желать больше с ним расставаться.
За полминуты до восхода солнца, в круге света от костра появилась гигантская фигура Демона Ночи. Лютто поймал себя на том, что облегченно переводит дыхание. Чудовище швырнуло к ногам братьев мешок, под завязку наполненный алмазным песком, и, пошатываясь, побрело прочь. Былая ловкость, могущество и самоуверенность улетучивались на глазах, превращаясь в немощность и усталость. Широкая спина все больше сгибалась под тяжестью непропорционально длинных рук. Голову тянули книзу тяжелые рога. Ноги заплетались. Демон Ночи несколько раз споткнулся, а однажды даже упал, но, тем не менее, быстро поднялся на ноги и зашагал дальше. Густая шерсть начала дымиться. А вскоре вся фигура Демона Ночи подернулась рябью, как отражение на поверхности неспокойной реки. Затем его образ сделался туманным, а потом легкое дуновение ветра унесло прочь черную желтоглазую тень, оставив исхудавшее слабое тело Медасфена, похожее на скелет, изъятый из тела. Обессиленный он тут же повалился на землю и забылся коротким тревожным сном, как человек, переживший приступ падучей.
Существовало поверье, что ежедневное превращение демонов ночи, неизбежное и мучительное для каждого из них, являлось страшным напоминанием о том, какое наказание понес в свое время их вероломный родитель. По легенде, Ливрас, самый старший из двенадцати детей верховного бога Симантрона, поддался на уговоры матери и, взяв в руки меч, посягнул с ним на жизнь отца. Его неумелая атака была без труда отражена. В наказание за содеянное Симантрон вытащил скелет из сыновнего тела и обрек Ливраса на вечное существование в образе жуткой человекоподобной змеи. По одной версии, верховный бог забросил полученный трофей далеко за звезды, чтобы отныне пресмыкающийся сын никогда не смог его найти и обрести прежнюю горделивую осанку. По другой, разбросал кости по всему миру. А по третьей, одушевил скелет и заставил его подчиняться себе. В частности, поручал ему следить за бывшим владельцем и расстраивать все его мерзкие поползновения.
- По-моему, нам не составит труда его прикончить, - сказал Лютто, задумчиво наблюдая за неуклюжими телодвижениями Медасфена.
- У тебя своеобразное понятие о благодарности, брат, - мрачно сказал Ватто, развязывая шнурки походного мешка, и когда Лютто в изумлении уставился на него, добавил: - Давай быстрее. Время уходит.
Руководствуясь наставлениями и указаниями брата, Лютто высыпал на землю половину принесенного Медасфеном алмазного песка, а потом быстрыми и точными движениями соорудил из него нечто, напоминающее человеческую руку. Подобное задание было поручено южанину неспроста, поскольку во времена жизни на Атлантисе Лютто успел зарекомендовать себя как превосходный художник. Чтобы не ошибиться в пропорциях, Лютто мастерил искусственную руку максимально похожей на свою собственную и несколько раз сравнивал творение с оригиналом. Когда работа была окончена, и Ватто утвердительным кивком оценил ее пригодность, последовало очередное указание.
- Теперь возьми свой топорик и отруби Кейлоту руку до локтя.
Лютто остолбенел, не в силах поверить в то, что услышал.
- Что?! Я… Да как ты себе это представляешь? Я не смогу! Ты что? Как я это сделаю?
- Лютто, я понимаю, что это противоестественно для тебя. Но сейчас это необходимо.
- Я не буду! – уперся Лютто.
- Ты должен, иначе Кейлота не спасти!
- Нет, - но решительности в этом заявлении было куда меньше, чем в предыдущих репликах.
- Только что ты хотел прикончить Медасфена, - Ватто бросил мимолетный взгляд на неподвижную, простертую на земле и мирно посапывающую фигуру. – Неужели ты – один из многих адептов смерти? Готов поднять свой меч во имя убийства, но не ради спасения?
Лютто потупил взгляд и опустил голову. В похолодевших руках он сжимал рукоять серебряного топорика.
- Проклятье, Лютто! – вспылил Ватто. – У нас нет сейчас времени на препирательства! Если это не сделаешь ты, я попрошу Медасфена! – тот уже начал приходить в себя после недолгого забытья. – Только за это мне опять-таки доведется заплатить известную цену.
Лютто вскинул на брата пылающий ненавистью взгляд и поудобней перехватил рукоять оружия.
- Не придется! Я сам все сделаю!
Он приставил лезвие топорика к сгибу локтя Кейлота. Левой рукой крепко обхватил рукоятку, а ладонь правой возложил на обух топорища и по указанию Ватто с силой надавил на него. Остро заточенное лезвие мягко вошло в плоть и, не встретив на пути ощутимой преграды, быстро отсекло ненужную часть руки. Послышался громкий сочный хруст. Лютто посчитал, что подобный звук еще долго будет мерещиться ему в ночных кошмарах. Он содрогнулся, когда кровь, слишком холодная и слишком черная, как для живого человека, брызнула ему на руки. Впрочем, возможно, это было всего лишь заблуждение, вызванное холодом и недостатком освещения. Лютто предпочел не задумываться над этим. Кейлот, однако, оставался неподвижным. Он не вскрикнул, не содрогнулся… Казалось, это и впрямь было бездыханное тело. Под отрубленной рукой начала стремительно расти черная лужа.
- Ты уверен, что мы не опоздали? – с сомнением спросил Лютто.
Ватто не ответил. В этот самый момент маленький костер погас, оставив после себя тлеющие угольки. Однако, темнее вокруг не стало. Ладони Ватто вдруг вспыхнули ярким карминово-красным светом, а в следующую минуту простерлись над искусственной рукой. Левая легла на запястье, а правая коснулась предплечья. Лютто изумленно уставился на брата: похоже, эти сверкающие ладони принадлежали не ему. Через секунду он понял, в чем дело – на обеих кистях было по шесть пальцев, и каждый оканчивался кривым черным когтем. Свет стал стремительно меркнуть, переливаясь из ладоней южанина в неподвижную алмазную конструкцию, заставляя драгоценные крупицы искриться всеми цветами радуги. Далее последовала неожиданная яркая вспышка, такая ослепительная, что Лютто пришлось закрыть глаза и отвернуться. Даже Медасфен неуютно заворочался в своем нехитром укрытии, которое состояло из каменистой ложбины, прикрытой сверху лапами кривой горной ели, а с боков – остроконечными валунами.
Жидкое пламя разлилось по искусственной руке, соединяя разрозненные алмазные частицы. Через секунду сияние поблекло, и Лютто счел возможным вновь открыть глаза. Представшее зрелище, безусловно, заслуживало искреннего восхищения: алмазная рука была практически готова. Она лежала у Ватто на ладонях и производила впечатление единого целого. На алмазной коже трепетали радужные отблески, из-за чего казалось, что длинные пальцы совершают первые неуверенные движения с целью прощупать незнакомый окружающий мир. Но, естественно, это был чистейший обман зрения, поскольку конечность станет двигаться только в том случае, когда этого захочет ее будущий хозяин, и только после того, как она станет полноправной частью его тела. Ватто присоединил руку к правому локтю Кейлота и держал ее до тех пор, пока излучаемый ею свет окончательно не погас, а кровотечение не остановилось. Потом неуверенно разжал пальцы, готовый, впрочем, тут же подхватить конструкцию, если она вдруг отпадет. Но в этом уже не было необходимости. Рука надежно встала на свое место.
Лютто облегченно вздохнул, радуясь сразу по двум причинам. Первая, это то, что искусственная рука пришлась Кейлоту впору. С размерами они явно не прогадали. Затруднение составлял лишь цвет кожи – у алмазной руки он был бледно-голубой. Вторая причина – у Ватто на руках снова было по пять пальцев, увенчанных обыкновенными человеческими ногтями.
Некоторое время они сидели молча. Даже Медасфен выбрался из укрытия и подобрался поближе к лагерю, чтобы лицезреть все изменения, происходящие с Кейлотом. Лютто хотел было прогнать его, и даже положил ладонь на увенчанную сапфиром рукоять кинжала, но потом передумал. Он все-таки достал оружие – и ему понравился эффект, который произвело это движение на Медасфена – но лишь для того, чтобы приложить лезвие к губам воина.
- Ну что? – спросил на этот раз Ватто.
Лютто поднес кинжал к глазам.
- Три четверти часа уже прошло? – спросил он.
- По-моему, да, - ответил его брат, для точности сверяясь с поднимающимся из-за горизонта солнцем.
- Тогда мы выиграли, - просиял Лютто. - Он жив!
* * *
Кейлот открыл глаза на четвертые сутки после сражения с Алмазным Драконом. Он мог проснуться гораздо раньше, ощущал настоятельную готовность это сделать, чувствовал, как его сознание, подобно пузырьку воздуха, поднимается на поверхность сквозь толщу мутной воды беспамятства. Даже видел тусклый свет, пробивающийся к нему сквозь закрытые веки, как рука, протянутая утопающему. Но всякий раз его что-то останавливало. Поражающая слабость тела, отяжелевшие веки, даже мысли, казалось, имели свой немалый вес и носились в голове, как стрелы с утяжеленными наконечниками. Кейлот понимал, что должен успеть вынырнуть и глотнуть свежего воздуха, но всякий раз неизвестно откуда берущаяся, сокрушительная волна вновь и вновь уносила его в глубины подсознания. Иногда он явственно ощущал запах дыма (воин не мог идентифицировать подобный аромат, но подозревал, что он ему уже давно знаком), чувствовал, как склонившаяся и раскачиваемая ветром травинка щекочет ему щеку, понимал требовательную необходимость убрать ее со своего лица, но не имел возможности это сделать.
И вот, наконец, на исходе четвертого дня сознание прояснилось и заняло отведенную ему позицию, как вывихнутый сустав, который после вправления возвращается в первоначальное положение. Кейлот открыл глаза. Над долиной Тана стремительно сгущались сумерки, но даже такой тусклый свет больно полоснул по глазам, успевшим привыкнуть к темноте. Калейдоскоп красок, изумительный и чарующий в разнообразии цветов и оттенков, пришел на смену всепоглощающей серости. Кейлот никогда не видел ничего подобного, даже в детстве. Следующей волной на него навалилось многообразие запахов и звуков. Потрескивание костра и запах дыма, шелест листвы и аромат травы, пение цикад и запах хвои. Так много удивительного было в этом мире… Но куда больше радовало то, что любому явлению и образу его мозг тут же отыскивал подходящее название.
Когда первые ощущения чуть притупились, Кейлот не без труда приподнял голову и огляделся. В паре ярдов потрескивал костер. Неподалеку от него расположился Лютто. На камне перед ним лежала тушка зайца, но южанин не спешил приступать к его потрошению. Вместо этого он задумчиво подбрасывал в руке кинжал и наблюдал за тем, какие замысловатые кульбиты выделывало в воздухе поблескивающее изогнутое лезвие. Казалось, захватывающее кружение стали прельщало южанина гораздо больше, чем готовка пищи и последующее ее употребление.
- Лютто, - позвал Кейлот. Естественно, бездействовавшие долгое время голосовые связки его подвели. Воин попытался еще раз.
Южанин встрепенулся. Сначала бросил недоверчивый взгляд через плечо. Потом его глаза скользнули бледному лицу Кейлота. Однако Лютто как будто не заметил никакой перемены и вновь вернулся к своему излюбленному занятию. Его кинжал взметнулся вверх, описал в воздухе еще одну безукоризненную параболу, рукоять заняла исходное положение в ладони… и вдруг он опять посмотрел на Кейлота.
- Господин! – воскликнул Лютто, мгновенно позабыв обо всем на свете. – Вы пришли в себя!
Воин попытался приподняться. Левая рука услужливо предоставила ему опору в виде оттопыренного локтя, но правая словно бы окаменела. Лютто положил руку ему на грудь и слегка надавил.
- Нет, лучше лежите. Лежите! Вам еще рано подниматься!
- Что случилось?
- Вы убили Алмазного Дракона!.. Вы помните?
Кейлот напряг память, но все, что она смогла ему предоставить, это скудный набор из довольно смутных образов, немногим отличающихся от вереницы отражений на поверхности старого тусклого зеркала. Возможно, в этих нечетких картинах было место и подвигу, и отваге, и гибели чудовища… Но все они могли относиться к событию четырехдневной давности с тем же успехом, как и к более ранним происшествиям в жизни воина.
- Довольно смутно, - признал Кейлот, внезапно опечалившись. – Будет ужасно досадно позабыть о самом значимом событии в своей жизни.
- Ничего, - успокоил его Лютто, тронув за правое плечо, и тут же, осененный неожиданной страшной догадкой, поспешил отдернуть руку. – Вспомните еще! У вас впереди много свободного времени!
Неожиданно Кейлот припомнил кое-что еще и внезапно забеспокоился.
- Ватто! Что с ним?
- О, с ним все в порядке! Пошел разведывать местность… С недавних пор мы вынуждены передвигаться медленным ходом. Смастерили для вас волокушу и… В общем, мы уже спустились с Хрустальной Горы и направляемся к южному концу долины Тана, - Лютто сбавил темп повествования, когда заметил, что Кейлот не поспевает осмысливать сказанное. - Вам… Вам же известны все эти названия?
- Конечно, - кивнул Кейлот, хоть это движение далось ему нелегко. – Мне очень жаль, что стал для вас такой обузой…
- Не тревожьтесь.
- Надеюсь, Ватто в безопасности, пока он блуждает по долине в одиночестве… Кстати, проклятье спало с него?
- Да, - с мрачным видом кивнул Лютто. - Спит он все равно не очень спокойно, но уверяю вас, к причине его нынешних кошмаров вы теперь не имеете ровным счетом никакого отношения. А насчет его безопасности… Вот здесь бы я побеспокоился…
- Что такое?
- Вы помните Медасфена, господин?
Кейлот опять нахмурился. Лютто готов был побиться об заклад, что в смутных воспоминаниях воина Демон Ночи предстает сейчас в образе бесформенного черного пятна, наделенного двумя желтыми глазами с узкими вертикальными зрачками. Судя по выражению изумления и крайнего недоумения, наползшему на малоподвижное после длительного забытья лицо Кейлота, южанин попал в самую точку.
- Демон Ночи? Он?..
- Он теперь с нами, господин, - сказал Лютто, и снова для успокоения похлопал воина по плечу. – Дело в том, что он тоже приложил руку к вашему выздоровлению. К сожалению, от демонов ночи невозможно добиться безвозмездной помощи. Они в любом случае желают получить достойное вознаграждение за потраченные усилия. Вот здесь Ватто и попался. Он имел неосторожность заключить с Медасфеном сделку.
- Что пообещал?
- Если выразиться словами демона, то «маленькую посильную помощь в трудный для Медасфена момент». Я практически уверен, что это будет очередная каверза.
- Стало быть, из-за меня Ватто опять попал в неприятности?
- Хм… В общем-то, да.
- Почему же ты отпустил его одного?
- Вы не поняли, господин. Ватто нечего тревожиться за свою жизнь. Пока Медасфен не получит обещанное, он его не тронет. Но я боюсь за него! Ватто однажды уже переступал закон. Не хочу, чтобы он сделал это снова.
Кейлот понимающе кивнул. Но настороженное выражение не покидало его лица.
- Знаю, о чем вы думаете, - угадал Лютто. – Вы, верно, забыли, что Медасфен не всегда пребывает в образе ужасного желтоглазого демона. С наступлением утра и до самого заката он становится таким же слабым и уязвимым человеком, как и мы с вами. Может, нам стоит его… - и Лютто словно бы невзначай коснулся рукоятки кинжала.
- Мы подумаем над этим, Лютто. Что с моей рукой?
Тут южанин несколько замешкался. Он был совсем не против того, чтобы во все тонкости проделанной работы Кейлота посвятил Ватто. Но его как на зло не оказалось рядом, и Лютто был вынужден взять слово. Он рассказал воину все то, что четырьмя днями ранее произошло на склоне Хрустальной Горы. В том числе, какую роль во всем этом сыграл Медасфен.
Воин начал ощупывать тяжелый серый сверток, невообразимым образом прикрепленный к его правому локтю. Когда он предпринял попытку развернуть материю, укрывавшую искусственную руку, Лютто мягко, но настойчиво отвел прочь его ладонь.
- Она не должна видеть свет до тех пор, пока не станет вам подчиняться. Я знаю, к такой новости привыкнуть очень трудно.
Кейлот выглядел крайне удивленным. Но, видимо, информация, полученная посредством ощупывания, несколько его успокоила, и он спросил:
- Сколько понадобится времени на то, чтобы она… окончательно прижилась?
- Ватто говорит, месяца два или три…
Кейлот нахмурился.
- По-моему, на сегодня достаточно новостей, - пробормотал Лютто. – Ложитесь, господин, и продолжайте отдыхать. Вам нужно набраться сил и прочно встать на ноги, чтобы продолжить путешествие.
- Путешествие? – смутился Кейлот. – Куда мы пойдем? Я думал, нас ждет дорога назад, в Королевство Низовья.
- Можно, и назад, в Королевство Низовья. В Эндфорд, где, как вы сами говорили, вас ничего не ждет. А можно и дальше, на юг, чтобы посмотреть, чем еще сможет удивить вас этот мир…