Книга мертвого Часть 2 Глава 10

Анна Крапивина
    Ночью мне приснился сон. Как это часто случалось в последнее время, под утро. Многие детали я запомнить не смог. Но дело не в них, они бы не изменили сути. Я стоял в широком коридоре, очень светлом и чистом. Может, это был огромный зал, ведь эхо от моего кашля разлетелось влево по всем углам. Я не знал, что там, слева, потому что голову так и не повернул. Стоял около высокой колонны в коринфском стиле и ждал. Чуть спереди, по правую сторону, огромное арочное окно нагоняло свет. Его края закрывали шторы темно-синего цвета. Помещение было окрашено в цвет снега, но время от времени оно меняло свою белизну на светло-золотистые тона. Пространство между колоннами и окном украшали скульптурные барельефы. Темный паркет, контрастирующий с фоном стен, своей зеркальной дорожкой заканчивался вдалеке под массивной дверью.
 
    Я смотрел на окно, но за шторами не мог что-либо увидеть. Краем глаза заметил, как тяжело открылась дверь. В нее просунулся человек средних лет. Он был одет в идеальный черный костюм, белую рубашку и темный галстук. Открыл папку, с которой пришел, и что-то прочитал. Я ничего не мог расслышать. Всего лишь обычный ежедневный доклад, на который не обращал внимания. Потом кивнул, с трудом отворил дверь и удалился. Опустив голову, я обнаружил, что тоже одет в костюм, на мне галстук и туфли, которые ни разу в своей жизни не носил. Я их просто ненавидел. Сделал несколько шагов к окну. Отодвинул шторку и увидел,…увидел перед собой башню из красного кирпича с зеленоватым шатром. На вершине ее украшал позолоченный флюгер. С обеих сторон к старой башне примыкали многометровые кирпичные стены, увенчанные зубцами. Я посмотрел направо, чуть наклонив голову вперед, и перед моим взором возникла Спасская башня кремля, с курантами и массивной рубиновой звездой. Какое время они показывали? Я не мог различить. Но двенадцати еще не было. Судя по солнцу, полдень вот-вот должен наступить.




    Мне позвонил Семен. Предложил зайти к его другу в гости. «Подходи к моей школе, ты знаешь, где она находится. От нее совсем близко идти», - сказал он. Срочных дел у меня не было, и я согласился. Когда мы встретились, то его новый облик, к которому я едва успел привыкнуть, теперь не удивил. Во внешности Семена изменилась только прическа, но этого было достаточно. Несколькими днями ранее его поймали гопники и состригли копну волос. Чтобы привести торчащие клочки в должное состояние, ему пришлось выровнять их под «ежик». Семен показал на ближайший дом от школы.
    
 - Его зовут Фрэнк. Мы учились вместе, только он чуть постарше меня, - пояснил Семен.
 - Странное имя, или это прозвище?
 - Ты все поймешь по ходу дела.

   Дверь открыл высокий парень худощавого телосложения. Незнакомец постоянно поправлял круглые очки, которые в сочетании с неряшливой прической придавали ему сходство с битниками или любителями психоделического рока. Он попросил пройти в комнату, при этом совершив много спонтанных движений. Его руки и тело говорили одно, а слова вылетали совсем другие. Казалось, за таким разногласием скрывалось волнение или излишняя скромность.
 
    Я расположился на диване и осмотрел комнату. Она была набита книгами, картинами и кассетами. Его музыкальная коллекция поразила меня: почти весь шкаф заполняли пластмассовые подкассетники, подписанные каллиграфическим почерком названиями групп. Большинство из них я даже не слышал. Из приоткрытой дверцы винилового архива торчала груда пластинок. В самых неожиданных местах висели картины, и не только на стенах: человек, разрывающий свою плоть тощими пальцами с длинными ногтями; мрачные образы Эдварда Мунка – что творилось у него в голове?
 
 Фрэнк стоял посередине комнаты, и его тело слегка колыхалось в нерешительности. Видимо, рой мыслей рождал в нем смуту. «Ну что, по конь-ячку?» - наконец определился он. На импровизированном столе рядом с бутылкой появились две пачки «Беломорканала» и одна «Житана».
 
 - Ну что, как делишки? – спросил Семен.
 - Да вот, с работы недавно вернулся.
 - Фрэнк пашет приемщиком в пункте сбора металлолома, - пояснил мне Семен.
 - Ну а что? Надо семью кормить. Отец не может работать, брат еще учится. На  жизнь, тем не менее, хватает.
 - Судя по твоей комнате, я бы предположил, что ты заделался продавцом кассет и компакт дисков, - сказал я.
 - Ну, нет. Втюхивать товар, стоять перед человеком и доказывать, что он сделал хороший выбор, хотя полный лопух – это не для меня. Он будет таращиться кислой рожей, а ты извивайся перед ним. Что-нибудь ляпнешь не то, начнет еще хамить, - ответил Фрэнк. Он долго подбирал слова, и маска недовольства, какой-то тяжести в этот момент появлялась на лице. Тогда Фрэнк мотал головой и морщился, словно из него вытягивали признание клещами. Постоянное внутреннее напряжение сочеталось в нем с внешне обманчивой расслабленностью. Это было заметно по слегка приоткрытому рту, губы которого ни разу плотно не сомкнулись. – Да и вообще, с людьми работать…тяжело. Давайте лучше косячок забьем,- закончил он тему.
 
   Теперь я понял, почему он выложил именно две пачки «Беломора». Я предпочел «Житан». Мы раскурились, и комнату заполнил туман двух оттенков - серого и белого. Они смешивались, борясь за господство в цвете и запахе. По последнему критерию набитый «Беломор» победил за явным преимуществом.
 
 - Надо поставить что-нибудь для настроения, - встрепенулся Фрэнк.
 - Синатру, - предположил я.
 - Все равно не догадаешься, - засмеялся Семен.- Разве можно узнать мысли этого человека.
 - От дыма душно становится и жарко. Необходимо внести прохладу, - наморщил лоб Фрэнк. 
 - Ритмы хлопающего окна? - пошутил я.
    
   Они удивленно посмотрели на меня. Неудачно брякнул. Фрэнк достал кассету, долго крутил ручки магнитофона, поправлял колонки, которые должны были стоять в идеальной симметрии по отношению к дивану и, удовлетворенный, присоединился к нам. Заиграла джазовая труба.
 
 - Майлз Дэвис сейчас будет уместен, - пояснил Фрэнк.
 - Ну конечно, как я сразу не догадался,- Семен, досадуя, ударил себя по лбу.
 - Ну а что, хорошая музыка, - оправдался Фрэнк.
 - К тому же без слов. Ты знаешь, что помимо картин он еще стихи пишет? Только держит их в столе, и показывать никому не хочет,- добавил Семен красок в образ старого друга. Я лишь пожал плечами. 
 - Ну, это так, всего лишь баловство, - пробурчал Фрэнк.
 - Дай заценить что-нибудь, - попросил Семен.
 - Нет, не хочу. Ни к чему все это. Я пишу для себя, и кому-то их показывать, куда-то нести, публиковать, …они не стоят того.

   После долгих уговоров он достал из самого дальнего ящика пару смятых листов. Семен взял один из них.
- Если я не ошибаюсь, это из твоего раннего творчества, - он задумался и передал мне бумагу.
       
                Новые люди с железными битами
                Памятники крушат старым правителям
                Я стою в очереди за подстрекателями
                Спеть оду радости древним создателям.

- Не совсем похоже на мое представление о тебе, хоть мы знакомы всего час, - прокомментировал я.
 - Да, давно писал. Надо было сразу порвать.
 - Но ты не сделал этого, потому что…,- мой кивок предлагал ему закончить предложение.
 - Да покачену. Просто…не знаю.
   В его голосе чувствовалось недовольство. Я взял другой лист.

               Под солнцем раскаленным крест свой несу
               Смех и улыбки голодным дарю
               Хлопают
               Споткнуться не дай на последнем краю
               Оставь им хоть шанс зацепиться в раю
               Охают

               Под солнцем раскаленным крест свой несу
               Хлеб и вино мухам-слепням даю
               Крохами
               Не чувствую твердь: не ужель я лечу
               Крылатых собратьев ковром унесу
               Вздохами.

 - Похоже на некоторые твои картины, - только и сказал я.
 - Да, это все взаимосвязано. Ты же видишь, их не стоит публиковать, даже показывать, - Фрэнк стал возбужденным, заметив мое смущение.
   
   Открылась дверь, и в комнату вбежал пудель такого же пепельного цвета, как и плотный, стоячий воздух вокруг нас. Остановился в самом центре квадратного пола. Сначала посмотрел тоскливыми глазами на хозяина, потом на стол. Облизался несколько раз и издал скулящие звуки. Затем медленно подошел к столу и встал на задние лапы. Избирательно осмотрел предметы и выбрал пепельницу. Лапой ухватился за ее краешек и аккуратно потащил к морде, которую немного наклонил вправо. Блюдце приближалось к носу, а глаза скатывались к переносице. Морда округлилась, оголив клыки, а лапа затряслась. Почувствовав, наконец, знакомый запах, языком слизнул пепел. Чихнул с тявканьем, выплевывая окурки. Пудра поднялась над пуделем и пылью улеглась на его волосах.
 
 - Фу, Тим, что ты делаешь. Сколько можно тебя учить?- Фрэнк сделал строгое замечание любимцу.
 - И давно он у тебя торчит? – спросил я.
 - Сколько помню эту собаку, все на бычках живет, - сказал Семен.
 
   Тим, слегка заторможенный, повернул морду к хозяину. Она казалась  все такой же округлой, а место переносицы теперь занимал один большой глаз. Пудель встал на четыре лапы, и бочком заковылял к окну. Приготовился к прыжку, при этом поглядывая куда-то на штору. Фрэнк все понял и приподнялся, чтобы помочь любимцу. Собака прыгнула на узкий подоконник, пробуксовала, и ее задняя часть стала скатываться на пол. Тогда Фрэнк подсадил Тима одной рукой, во второй держа сигарету. Затем открыл боковую форточку. Тим высунул морду в окно, пару раз тявкнув с удовольствием.

 - Давайте послушаем Заппу, - предложил Фрэнк.
 - Вот тебе и ответ на вопрос о прозвище, - Семен кивнул мне, как будто ожидал этого момента.
 - Не я его придумал, - Фрэнк вставил кассету в магнитофон.
 - Собачка у тебя дюже худая, - заметил я.
 - Ест просто мало, - пояснил Фрэнк.
 - Это связано с пристрастием к сигаретам? – спросил я.
 - Конечно. Тим – не человек, он не может сам справиться с привычкой. Я пытался отучить – бесполезно. Начинает скулить, приставать. Жалко становится, как маленького ребенка,- Фрэнк с грустью посмотрел на пуделя.- Хотя есть один плюс – мы почти не тратим денег ему на еду, - заметил он.
 
    Мы посидели еще немного, в сопровождении музыки покуривая травку и сигареты. Когда вышли из дома, было уже поздно. 
 - Интересный он человек, да и собака тоже. Правда со странностями, …хотя и собака тоже, - я собрал воедино первые впечатления.
 - Ничего странного. Ты просто не знаешь, что у него нашли какую-то форму шизофрении. Каков он, такой и мир вокруг него, - пояснил Семен.
 - Тогда это все объясняет.
   Мы дошли до ближайшего перекрестка, где и расстались.

   Я шел по темному коридору. Симметрично меня, по обе стороны, располагались двери, ленточкой уходящие куда-то вдаль. Им не было конца. Слабый красноватый свет пробивался из потайных углов стен. Первая мысль, которая пришла на ум - это гостиница, или бордель. Скорее всего, ни то, ни другое, ведь мой путь сопровождала полная тишина. Ни единого звука, даже шороха. Остановился у одной из дверей. Кажется, сюда.
 
    Внутри комнаты было довольно уютно. Равномерно падающий мягкий свет намекал на интимную обстановку, исподтишка подсвечивая изысканные детали декора. Интерьер казался излишне напыщенным. Он склонял к полной релаксации и сибаритству. Прямо передо мной располагалась огромная кровать, закрытая вуалевой шторкой. Кто-то лежал за ней, и неясный силуэт извивался на пышном одеяле. Шторки открылись, и тело повернулось ко мне лицом. Это была Наташа. Короткое белое платье и такого же цвета чулки смотрелись на ней идеально. Нескромная ухмылка застыла на лице. Приподнятая правая нога согнулась в коленке, и ступни соединились, образовав треугольник. Левая рука поддерживала голову, массируя волосы на затылке. Ее движения были замедленны - так могло получиться только у кошки, которую чешешь за ухом, и моргание ее усыпляющих глаз тогда растягивалось на минуты. Лямка платья упала с плеча Наташи. Она подняла правую руку и указательным пальцем поманила к себе.
 
    Я сделал несколько шагов вперед и остановился. Холод обступил меня, он шел откуда-то сзади. От озноба пальцы сжались в кулак и потянулись к сердцу, чтобы согреть. В таком положении я замер. На левое плечо мягко опустилась чья-то ладонь. Вот и на правом почувствовал легкое давление. Кто это? Я не видел, оно было в тени. Оно за мной. Наташа тоже никого не заметила, все звала обольстительной улыбкой. Я обернулся. Это была Надя. Никаких эмоций на ее лице, только стеклянные глаза покрылись влагой. Ладони сжались на моих плечах, притягивая к губам. Рука обняла за шею, и я почувствовал прикосновение. Мощный поток сдавил мое тело, наполняя вихрем. Может быть, все было наоборот, и из меня вытягивалась какая-то сила. Я не мог понять, но Надя что-то взяла от меня и, возможно, оставила частицу взамен.
   
    Я проснулся с глубоким вдохом, как будто бесконечно долго поднимался из глубины, и мне едва хватило воздуху. Не мог отдышаться. Сердце вырывалось из клетки, и поток крови отдавался в висках. Пот крупными каплями падал на постельное белье, а руки тряслись. Я не способен дотронуться до лба, вытереть дрожащими пальцами испарину. Прерывисто дыша, крепко сжал пододеяльник. Осмотрелся вокруг. Яркая круглая луна, словно матовая лампочка, хорошо освещала мою комнату. Будильник показывал пять с половиной часов утра, уже восемнадцатого числа. Надо успокоиться, остыть. Для этого лучше отвлечься на что-нибудь более легкое. Есть еще время, чтобы погрузиться в дремоту и перейти в нормальный сон, с воздушным полетом в шоколадных и кремовых тонах, сопровождаемым завистливыми взглядами.