Первые годы промысла из-за моёй неопытности несколько раз я подвергался серьёзному риску. После заготовки рыбы, мяса, свежевания зверьков, более крупные части я складывал в эмалированный бачёк. Бачёк подвешивал у избы в дальнем верхнем углу под навесом. На мелочь, типа рыбьих потрашков, в первые годы вообще не обращал внимания. По осени, пока нет сильных морозов, всё это на солнышке оттаивает и привлекает зверьё. Мелкие грызуны, конечно, всё со временем «прибирают», но запах влечёт и медведя. Несколько раз, пока не залёг в берлогу, он наведывался на мою территорию. Раза три, возвращаясь с охоты, я заставал его у избушки. После «дипломатических» переговоров, медведь нехотя ретировался. Я издалека сильно ругался матом, потрясал ружьём, а он отрывисто рявкал, крутил головой, но разворачивался и уходил, видимо, понимая, что находится на чужой территории. Я уже с опаской стал подходить к избушке, настороженно, с ружьём в руках, заряженным пулями.
Один раз я застал медведя, изучающего мялку для бобровых шкур.
Рядом с навесом, у крепкого толстого кедра, я сделал мялку из трёх мощных жердей. Две жерди жестко закреплены, на них кладётся шкура, а третьей её мнёшь, двигая рукой вверх-вниз. Шкура бобра очень жирная и эта операция совершенно необходима. Работы вообще-то с ней много, зато какой потом получается воротник или шапка! Мех бобра уступает только меху речной выдры, которая является эталоном меха во всём мире.
Конечно, мишка мялку для бобровых шкур не изучал, а привлёк его сильный стойкий запах бобра, но уж очень был виден неподдельный интерес у него до этого приспособления. Вот и пришлось нам опять порычать друг на друга. Можно было бы убить медведя, я был готов, в обоих стволах уже были патроны с пулями, но был ещё сентябрь, погода стояла плюсовая… . Это обстоятельство и спасло его на этот раз.
Дверь избушки делается с подветренной стороны, чтоб не дуло в дверь. У входа на всю длину стены обычно сооружается навес для дров, лыж, таяка и прочего инвентаря, чтоб не заваливало снегом. Здесь же на стене у двери на толстом кованом гвозде, я весил и ружьё. Очень удобно, выходишь - под рукой ружьё не запотевшее, готовое к работе.
Работая на путиках, а их несколько у каждой избы, каждый раз приходишь с другой стороны.
В этот день ходил без лыж, снегу было ещё совсем мало, начинало смеркаться. Я пришёл на избу с противоположной от двери стороны. Подходя к навесу, снял с плеча ружьё, повернул под навес и потянулся рукой с ружьём к гвоздю, чтобы его повесить. В это время под навесом слева от меня что-то стукнуло, я стоял лицом к двери, держа ружьё правой рукой у основания приклада возле курков. Я мгновенно кинул взгляд влево и в двух метрах от себя у чурки, стоящей в углу навеса увидел медведя, который пытался дотянуться к эмалированному бачку с отходами от звериных тушек. Он меня не видел и не чуял! Видимо, ветерок тянул в мою сторону, а мишка был очень увлечён бачком, от которого шёл уж очень для него привлекательный запах несвежих тушек зверьков, перебивающий мой запах. Инстинктивно, совершенно не соображая, я выкинул ружьё влево-вперёд и с одной руки, не прикладывая его к плечу, выстрелил… .
После выстрела, как по сигналу, опять не соображая, я кинулся от избушки вниз по дорожке, которую протоптал при заготовке дров, на ходу перезаряжая ружьё. Поверх куртки на груди у меня были пришиты шесть кармашков специально для патронов, снаряженных пулями и картечью, как на кавказских черкесках (чухва) кармашки для глазырей, в которых хранили порох.
Отбежав метров на двадцать, и попутно перезарядив ружьё пулей, я развернулся и, положив стволы на ветку, прицелился. Медведь, как боксёр на ринге, сидел на чурке, в углу навеса, упёршись спиной на поленницу с дровами. Только тут я заметил, что моё сердце колотится, как кузнечный молот.
На выстрел прибежала Динка, подскочила к медведю, ощетинилась и громко зарычала. Через несколько мгновений она потеряла к медведю интерес и побежала ко мне. Опытная собака поняла, что зверь мёртв. Медведь продолжал сидеть на чурке в той же позе, с опущенной на грудь головой. И всё же я прицелился и выстрелил. Я видел, как при попадании пули, раздалась в стороны шерсть на голове медведя, он даже не пошевелился. Я присел на неубранную чурку, случайно оставшуюся лежать на дорожке, после заготовки дров. Около моих ног легла Динка.
Теперь пришёл страх! Не сознавая, зачем я это делаю, я снова вставил в ствол патрон с пулей. Начал замерзать, но встать и идти в избушку не могу себя заставить. Умом понимаю, что раз собака ушла от зверя, значит, он мёртв. Да и последняя пуля 16 калибра, всаженная в голову зверя с двадцати метров, не могла быть не смертельной… . Но какой-то психический паралич охватил моё тело и мозг и заставлял меня сидеть. Так мы и сидели какое-то время на чурках, я и медведь, как два боксёра в ринге, после заключительного раунда, когда бой уже позади.
Сколько я так сидел, не знаю, время потеряло для меня смысл. То ли от холода, то ли от страха меня затрясло, и я заставил себя встать. Подошёл к медведю уже без страха, сильно потянул за шерсть на голове, - туша медведя повалилась с чурки. И тут от собственной смелости или от гордости, или от восхищения, или ещё от каких-то чувств, переполнявших меня, мою грудь стало распирать. Я расстегнул куртку.
Усталость осталась где-то в прошлом, на путике. Я не ходил, я, не чувствуя ног, летал около избушки, насвистывая. Хотелось петь, раньше я такого в себе не замечал… . Медведь лежал горой под навесом почти у двери. Проходя мимо него, поверженного, я его с силой пинал, и при этом строго спрашивал: «Ну, что? Нашарился?»
Пока обдирал медведя анализировал свои действия и понял, что меня спасла моя реакция, приобретённая то ли на занятиях боксом, то ли на мотогонках. Освежевал тушу, шкуру повесил на жердь между деревьями, жир и недорезы мяса птички склюют, они в этом хорошие помощники. Мясо разделал и поднял в лабаз, сало обрезал для перетопки, желчь отдельно, повезу домой. Закончил, и только тут почувствовал усталость. Поел и улёгся спать. Долго не мог уснуть… . Не спалось. Одолевали мысли о пережитом в последние часы. Кажется, только тут со всей ясностью и во всей полноте я стал осознавать, что произошло и чем это могло закончиться для меня, окажись медведь на чуточку менее увлечённым и более проворным.
На следующий день решил сделать себе отдых.